В 1502 году государь Всея Руси Иван Васильевич торжествовал полную победу: крымский хан Менгли-Гирей полностью уничтожил Золотую Орду и стер с лица земли ее столицу Сарай. Еврей Кокос уже не смог порадоваться этому вместе с Московским князем: за год до сего события он умер в Каффе. Ненадолго пережил его и сам Иван Васильевич. Причудливая судьба связала на всю жизнь двух этих никогда не встретившихся людей и подарила им верную дружбу...
Византийское коварство
До нас дошел исполненный драматизма исторический эпизод. Наследник престола, первородный сын и соправитель великого князя московского Ивана III, Иван Молодой (1458-1490) занедужил. Прогрессирующая болезнь царственного юноши вызывала тем большую тревогу, что слыл Иван Молодой человеком пылким и мужественным, да притом смелым и решительным полководцем, заслужившим подлинно всенародную любовь. Стали искать врачевателя. Вспомнили, что незадолго до этого по инициативе второй жены царя, племянницы византийского императора Софьи Палеолог, из Италии было снаряжено в Первопрестольную специальное представительство, где в числе мастеров и художников значился молодой “лекарь Жидовин Мистро Леон из Венеции”. То был один из первых визитов в Московию иноземного эскулапа, чье еврейское происхождение сомнений не вызывает. Известно, что в Средние века (вплоть до XVI столетия) медицинская наука в Европе находилась преимущественно в руках семитов, и почти каждый еврейский богослов был одновременно искусным медиком.
Этому-то “жидовину” царь и поручил лечение наследника престола, который, как было объявлено, болел “камчугою” (то есть подагрой, ревматизмом) в ногах. “И видел лекарь жидовин Мистр Леон, - рассказывает летописец, - похваляясь, рек великому князю Ивану Васильевичу, отцу: я вылечю сына твоего, великого князя, от сей болезни, а не вылечю его яз, и ты вели меня смертию казнити; и князь великий Иван Васильевич иняв веру речем его, повеле ему лечити сына своего великого князя. И нача его лекарь лечити, зелие пити даде ему, наче жечи стекляницами [банками – Л.Б.] по телу, вливал воду горячую”. Лечение врачевателя оказалось, однако, безуспешным, и 7 марта 1790 года царевич испустил дух. Злополучной оказалась судьба и самого еврейского эскулапа: после сорочин (сорока дней) после смерти Ивана Молодого Леона свезли на Болвановку, что в Москве, на берегу Яузы, и при огромном стечении народа отрубили ему голову...
В поисках сведений о Леоне я набрел в Интернете на сайт с броским и, казалось бы, весьма благостным названием “Слова в дни памяти особо чтимых святых”. И вдруг в разделе об Иване Молодом встретилось утверждение поистине ошеломляющее: от подагры и ревматизма ног не умирают, а потому царевич отправился на тот свет из-за какого-то снадобья, которым его якобы пичкал сей врач-вредитель. Отсюда следовал вывод: Леон был “фанатиком-иудаистом, ценой своей жизни осуществившим антирусскую диверсию”.
Подобной, с позволения сказать, бредовой версии о еврее-камикадзе не выдвигали даже историки и литераторы прошлого, в юдофильстве отнюдь не запримеченные. О лекаре-жидовине неизменно говорили лишь как о самонадеянном шарлатане, не вызывающем к себе ни малейшего сочувствия; казнь же его стала в глазах окружающих закономерным следствием непростительной медицинской ошибки. А в непогрешимость медицины тогда верили и в неуспехе лечения винили только “неискусного” доктора. “В сем для нас жестоком деле, - говорит о расправе над евреем Н.М. Карамзин в “Истории государства Российского”, - народ видел одну справедливость: ибо Леон обманул государя и сам себя обрек на казнь”. А известный своей юдофобией писатель И.И.Лажечников также о яде ни полусловом не обмолвился. Он только говорит: “Этот мейстер лечил и залечил Иоанна младого и за то казнен всенародно... Об этом никто не жалел: поделом была вору мука!”.
И все же в разглагольствованиях об отравлении Ивана Молодого есть рациональное зерно. Только осуществление этого адского замысла приписывается не тому лицу. Об этом прямо пишет Ивану Грозному весьма осведомленный в российской истории князь А.М.Курбский, свидетельствуя, что “предобрый Иоанн”, “наимужественнейший и преславный в богатырских исправлениях”, был отравлен “смертоносным ядом” своей мачехой Софьей Палеолог. Показательно, что именно эту версию отравления наследника престола повторили и авторитетнейшие российские историки В.В.Савва и Г.В.Вернадский.
И в самом деле, достаточно лишь слегка соприкоснуться с московской придворной жизнью конца XV века, чтобы углядеть подковерную династическую борьбу за престол, в коей весьма преуспела Софья Палеолог, родившая царю Ивану III десятерых детей. Даже панегиристы византийской царевны признают ее особую, воистину инквизиторскую изощренность в хитроумных каверзах. Оно и понятно: ведь и росла она, по словам писателя, “в сетях интриг, в тумане коварных заговоров, где опасен каждый стакан душистого питья, где каждую минуту возможен удар в спину стального стилета, выхваченного из узкого рукава!”. И далее: “Борьба за власть в тени трона была привычной стихией византийцев, они хорошо знали все ее хитрые приемы и обычаи, они в ней никого не щадили”. О неуемной активности Софьи свидетельствует и историк Н.Л.Пушкарева: “С начала 80-х годов XV века не было в Московском княжестве почти ни одного крупного события или конфликта, в котором не была бы замешана Софья Фоминична”.
Писатель Вс.Н.Иванов прямо говорит о постоянной опасности для царевича Ивана, исходившей от Софьи. И, действительно, между ней и пасынком существовала явная и стойкая неприязнь. Особенно возмущало царевича то, что Палеолог корысти ради запускала руки в великокняжескую казну. Известно, например, что бесценные фамильные драгоценности покойной матери Молодого, княжны Марии Борисовны Тверской, мачеха тайно переправила за границу своей племяннице-итальянке, чем вызвала резкое негодование царевича (ведь эти сокровища предназначались великим князем для жены его сына Елены). Историки сходятся на том, что если бы Иван III умер до 1490 года и к власти пришел бы Иван Молодой, следы Софии Палеолог затерялись бы в каком-нибудь забытом Богом монастыре, а внуку ее вряд ли было бы суждено стать Иваном IV, легендарным Иваном Грозным. Факты упрямо свидетельствуют о том, что именно Софья, страстно желавшая передачи трона своему сыну Василию (будущему Василию III) , была кровно заинтересована в устранении постылого пасынка, что и произошло в реальности с ее помощью.
Князь А.М.Курбский назвал Софью Палеолог “греческой колдуньей”, “злой” женой и наипервейшей “чародейницей”. В русском же фольклоре колдовство и чародейство неизменно ассоциируются с всякими снадобьями и ядами. Нелишне в этой связи заметить, что ломота и немение ног (от чего страдал покойный Иван) могли быть и симптомом отравления змеиными ядами. Софья же родилась и выросла в краях, где прекрасно знали свойства змеиных ядов. Так что вполне возможно, что царевича по указке Софьи могли “опоить”, подмешав яд в пищу.
Не исключено, что наследник престола мог быть отравлен и экстрактом аконита. Известно, что еще древние галлы и германцы натирали им наконечники стрел и копий, предназначенных для охоты на волков. Одно только хранение аконита в некоторых странах каралось смертью. В Греции, откуда происходила София, яд сей применялся для казни преступников, наравне с цикутой. Известно, что и в России с древних времен росло 75 видов аконита, и он, несомненно, был хорошо известен в XV веке, а одним из симптомов отравления аконитом и является ломота в ногах.
Но вернемся к Мистру Леону, результаты врачевания которого всецело зависели от правильно поставленного диагноза. Скажем, при подагре алкоголь полностью исключен, так как он провоцирует приступы боли. При отравлении же змеиным ядом он – одно из эффективных противоядий, которое следует принимать в больших количествах. При отравлении травой алкоголь бесполезен, а при отравлении грибами только ускоряет всасывание яда и т.п. При неправильно поставленном диагнозе прописанное врачом лечение идет во вред больному. Так и произошло в нашем случае.
Молодой медик сам стал жертвой заговора, орудием изощренного убийства, и на него, еврея, списали гибель российского наследника. Не подозревая того, что Иван мог быть злодейски отравлен, Леон лечил его именно от “камчуги” (подагры), от которой, как он знал, не умирают. Потому-то не было в его словах никакого самохвальства, когда он ручался Ивану III за жизнь и исцеление его сына. К тому, чтобы диагноз Леона оказался неверным, приложила руку все та же Софья, сделавшая все возможное, чтобы врач, не подозревавший о возможности отравления, не разобрался в ситуации. Сам факт, что эскулап был привезен из-за границы, говорит о том, что Ивана отравили чем-то местным, специфическим, не знакомым Леону, тем, что в Италии не растет и не ползает. Единственно, на что можно посетовать, – это на то, что медик не посоветовался с местными русскими знахарями и ворожеями (уж они-то могли подсказать противоядие!), но те “медицинских академиев” не кончали, а потому вряд ли пользовались при дворе каким-то весом. Да и при существовавшими между ними и Леоном языковом и культурном барьерах такое было тогда едва ли мыслимым.
В пользу версии о непосредственной причастности Софьи Палеолог к устранению претендента на русский трон говорит и логика ее поведения по отношению к сыну Ивана Молодого, царевичу Дмитрию, который после смерти отца официально был венчан на царство. По наущению Софьи его также пытались отравить. По счастью, сделать это не удалось: меры безопасности в Кремле были тогда усилены, и знахарки, доставлявшие яды Софье, были схвачены и утоплены в Москве-реке. Но что не смог сделать яд – сделала ловкая византийская интриганка. В одночасье Дмитрий со своей матерью Еленой Волошанкой оказались в тюрьме, а сын византийки, Василий, вдруг стал соправителем отца и наследником престола.
Л.Поляков в своей книге “История антисемитизма” утверждает, что расправа над Леоном способствовала развитию юдофобии и сыграла свою роль в дальнейшем ограничении доступа евреев в Россию. Однако, думается, никакой специфически антисемитской подоплеки здесь не было. Достаточно сказать, что за пять лет до истории с Леоном за неудачное лечение знатной особы был казнен другой доктор, к евреям никакого отношения не имевший. “Такую же участь, - сообщает Н.М.Карамзин, - имел в 1485 году и другой врач, немец Антон, лекарствами уморив князя татарского, сына Даниярова: он был выдан родным головою и зарезан ножом под Москворецким мостом”. Кроме того, историки отмечают исключительную веротерпимость Ивана III, который, по словам того же Г.В.Вернадского, “отличался доброжелательным отношением к иудеям”.