Т е о. Ты?
Р е й н г о л ь д. Предатель!
Т е о. Дитер? Это неправда. Ты это сделал?
Д и т е р. Да то, что вы задумали… то, что задумал Гельмут, — это бесчеловечно. Когда я увидел учителя Наумана, я понял… Нельзя убивать безоружных. Даже на войне. И даже в таком положении, в котором мы оказались. Я не хочу быть убийцей.
У р с у л а. Тео, там, в лазарете, не только русские, там наши… Я сама видела, как туда понесли старика с гранатой.
Д и т е р. Учителя Наумана?
У р с у л а. Я не знаю, кто он… (Тео.) А во дворе русский повар кормит детей. Кухня стоит возле самой стены этого подвала… где-то здесь, совсем рядом.
Г е л ь м у т. Разнюнилась! Русской каши захотела! Ты лучше покажи им свою повязку!
Т е о. Ну и что? Нам всем придется надеть эти повязки. Гельмут, ты должен отказаться от своего плана. Тем более что ты знаешь то, чего не знают они.
Р е й н г о л ь д. Чего мы не знаем?
Г е л ь м у т. Тео, молчи! Слышишь, я приказываю тебе молчать!
Т е о. Нет, Гельмут, хватит. Пусть они знают правду. Еще два часа назад русские ворвались в рейхстаг, их танки были на Фридрихштрассе и у рейхсканцелярии… Всё. Нам капут. Война кончилась. И мы не должны… взрывать эти ящики.
Г е л ь м у т. Так. А ты что скажешь, Рейнгольд, ты, который дал слово самому фюреру?
Р е й н г о л ь д. Вообще-то, Гельмут, Тео, наверное, отчасти прав… в чем-то… (Испуганно посмотрел на Гельмута.) Нет, ты не сомневайся, я буду с тобой до конца.
Г е л ь м у т. Тебе не стыдно, Тео? Из всех вас только Рейнгольд остался настоящим солдатом. Но не надейтесь, что я позволю вам нацепить белые повязки и спокойно выйти отсюда. Ренни, свяжи Дитера.
Т е о. Не трогай его, Ренни!
Г е л ь м у т. Рейнгольд! (Направил автомат на Тео.) Ты знаешь меня, Тео. Если понадобится, я убью тебя.
Рейнгольд связывает Дитера.
Т е о (тихо Урсуле). Уходи отсюда. Живо!
Урсула бежит к выходу.
Г е л ь м у т. Назад! Стоять на месте!
Урсула останавливается.
А теперь, Тео, приведи в порядок свои нервы и принимайся за дело.
Тео не двигается.
Времени в обрез, Тео. Нам надо торопиться.
Тео все еще стоит на месте.
Ну?
Т е о. Не пугай меня, Гельмут. Ты не выстрелишь.
Г е л ь м у т. Почему не выстрелю?
Т е о. Потому, что ты не хуже меня знаешь… выстрел может вызвать детонацию и взрыв. Ты не станешь рисковать своей драгоценной жизнью.
Г е л ь м у т. Ошибаешься, Тео. Я выстрелю, даже если это будет стоить мне жизни. И потом… ты ведь рыцарь… неужели ты хочешь, чтобы погибла эта девчонка?
Т е о. Отпусти ее.
Г е л ь м у т. Она останется, пока ты не подготовишь взрыв.
Т е о. Я всегда знал, что ты бесчувственная скотина, но что ты такая гадина… Хорошо, отпусти ее, и я сделаю все.
Г е л ь м у т (вскинул автомат, направил его на Тео). Ну?
Тео, поколебавшись, начинает прилаживать взрывное устройство.
В о е н в р а ч, м е д с е с т р а, с а н и т а р к и. На операционном столе л е й т е н а н т Л и ф а н о в. Идет подготовка к операции.
В о е н в р а ч. Скальпель… Зажим… Тампон… Я спросила у Андрея: «Кто тебе сказал, что у меня счастливая рука?» — «Все», — говорит. А я подумала: нет, так говорят только те, кто остался жив. Хочу, чтобы лейтенант тоже мог сказать, что рука у меня счастливая. Скальпель… Зажим… Тампон…
Продолжается операция.
К о р о б к о в и С и н и ц а.
С и н и ц а. Коробков, а где у нас еще катушка?
К о р о б к о в. Моя — вот она.
С и н и ц а. А моя? Моя где?
К о р о б к о в. Твоя? Ты и скажи, где она.
С и н и ц а. В подвале забыл! Где мы с тобой, Коробков, в тупик уперлись.
К о р о б к о в. Ну?
С и н и ц а. Вот тебе и ну. Придется обратно в подвал лезть.
К о р о б к о в. Выходит, надо лезть.
С и н и ц а. А не страшно в подвал-то лезть?
К о р о б к о в. Чего бояться-то?
С и н и ц а. А вон, видел… старик-то этот с гранатой, он из подвала вылез… Влезем мы с тобой в подвал, Коробков, а там еще один старичок с гранатой… Как жахнет!
К о р о б к о в. Вот уж истинно — язык без костей! Тьфу на тебя, балаболка!
С и н и ц а. Не ценишь ты меня, Коробков. А ведь не зря в народе говорят: лучше синица в руках, чем журавль в небе.
Г е л ь м у т. Ты поставил часовой механизм на десять минут?
Т е о. Да, на десять минут.
Г е л ь м у т. Много. Хватит и пяти.
Т е о. Мы не успеем уйти достаточно далеко.
Г е л ь м у т. Ставь на пять. Нам далеко и не надо. Я не уйду далеко, пока сам не услышу взрыв. Ставь на пять минут. Ну?!
Тео поставил.
Г е л ь м у т. Вижу… Снимай предохранитель.
Т е о. Снял.
Г е л ь м у т. Включай.
Т е о. Включай сам.
Г е л ь м у т. Ничтожество! Уходите вое! Быстро!
Р е й н г о л ь д. Скорее, скорее! (Убегает.)
Г е л ь м у т (Урсуле). Ты что застыла? Или хочешь остаться с ним?
У р с у л а. Господи… (Убегает.)
Г е л ь м у т (Тео). Ну, живо!
Тео уходит.
(Дитеру.) Ты думал, что этот русский спасет тебе жизнь… в благодарность за предательство?! (Нажимает ручку часового механизма.)
Возникает усиленный звук метронома.
У вас еще много времени — целых пять минут. (Уходит.)
Л и ф а н о в. Андрей… Андрюша, где же ты? Где ты, Андрей?
А н д р е й. Я здесь, лейтенант.
Л и ф а н о в. Где? Я не вижу…
А н д р е й. Внизу, в подвале.
Л и ф а н о в. Что ты там делаешь? Почему не подойдешь ко мне?
А н д р е й. Я не могу.
Л и ф а н о в. Что с тобой?
А н д р е й. Мне осталось жить… всего пять минут, Володя.
Л и ф а н о в. Пять минут? Откуда ты знаешь?
А н д р е й. Часовой механизм рассчитан на пять минут. Ты слышишь этот звук?
Л и ф а н о в. Слышу.
А н д р е й. Через пять минут, произойдет взрыв. И мы взлетим на воздух. И я. И ты. Все.
Л и ф а н о в. И ты так спокойно говоришь об этом?
А н д р е й. Я ничего не могу сделать. Я связан.
Л и ф а н о в. И ты… не боишься смерти?
А н д р е й. Боюсь. Я не хочу умирать. Но я ничего не могу сделать. Они связали меня, а сами ушли. Ты слышишь, как идет время?
Л и ф а н о в. Я ничем не могу тебе помочь. Я лежу на операционном столе, и врачи борются за мою жизнь. Неужели они борются напрасно?
А н д р е й. Если бы я мог, я отдал бы свою жизнь, чтобы спасти тебя, и всех, и Тамару. Я сделал все, что возможно… Прощай, Володя.
Л и ф а н о в. Нет, Андрей, так умирать нельзя. Ты слышишь меня? Так умирать нельзя.
А н д р е й и Д и т е р. Стучит метроном.
А н д р е й. Так нельзя умирать. Нельзя.
Д и т е р (молится). Аве Мария…
А н д р е й. Что ты там шепчешь?
Д и т е р. Это молитва… (Продолжает молиться.)
А н д р е й. Когда мне было пять лет, мама учила меня играть на рояле… Она ставила метроном рядом со мной, и я играл гаммы. С тех пор я не слышал этого звука… Как ты думаешь, сколько уже прошло времени?
Продолжается операция.
В о е н в р а ч. Скальпель… Тампон. Еще один. Зажим. Вот он, наконец-то… Гляди, Тамарочка. Видишь? Осколок маленький, а какой вредный… Зажим. Еще зажим.
Т а м а р а. Вера Алексеевна, вы думаете… есть надежда?
В о е н в р а ч. Надежда… всегда есть. А ты иди отсюда, Тамарочка, иди… Пусть старшина еще раз позвонит Рощину… может, появился Андрей.
Тамара уходит.
А н д р е й. Ты все молишься…
Д и т е р. А что я еще… могу?
А н д р е й. Ну, молись… А я, я должен жить… (Пытается освободиться, бьет связанными ногами об парту, перекатывается ближе к шкафу, опираясь спиной о шкаф, поднимается и резким ударом головы разбивает стекло.)
Д и т е р. Что с тобой? У тебя кровь.
А н д р е й. Ничего. (Поворачивается спиной к разбитому стеклу и пытается перерезать краем стекла ремень, которым связаны его руки.) Время… Сколько осталось времени?!
Д и т е р. Я не знаю… Мне кажется, что пять минут уже давно прошло…
А н д р е й (продолжая перетирать ремень). Часы не ошибаются. Если бы прошло пять минут, мы бы с тобой уже не разговаривали.
Д и т е р. Что ты там делаешь? Ты даже не успеешь приготовиться к смерти. Повторяй за мной слова молитвы…
А н д р е й. Я не собираюсь умирать, Дитер! (Освобождает руки, развязывает ноги, подбегает к ящику со взрывателем.)
Д и т е р. Скорее! Чего ты ждешь?
А н д р е й. Черт! Я не знаю, в какую сторону поворачивать эту ручку. Вверх или вниз? Я не видел, в какую сторону он отжимал ручку.
Д и т е р. Кажется, вниз… Да, Гельмут нажимал ее вниз.
Стучит метроном.
А н д р е й. Ну, Дитер, теперь молись. Я поднимаю ее вверх. И если мы ошиблись… (Поворачивает ручку, наступает тишина.)
Л и ф а н о в. Почему так тихо… Андрюша?
А н д р е й. Тихо… И правда тихо. Когда я был маленький, умер дедушка, и я сказал отцу, что я вырасту и сделаю так, что больше никто не будет умирать. Теперь я понимаю, что этого сделать нельзя… Но все-таки иногда можно отогнать ее…
Л и ф а н о в. Кого, Андрюша?
А н д р е й. Смерть. Ты будешь жить, Володя. Взрыва не будет. Я выключил эту проклятую машинку.