Б а б е ц. Знаю. А почему семь?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Тариф такой. Ясно? Всё. Идите. Повторится — отдадим под суд. За нарушение общественного порядка.
Б а б е ц. Вы угрожаете? Хорошо. Думаете, на вас управы нет?! Я буду жаловаться! Я буду писать! (Уходит.)
В е р о ч к а. Его не прошибешь.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Прошибем.
В е р о ч к а. Я на другую линию проситься буду. (Уходит.)
Б о л ь ш о й. Мы с Маленьким у школы дежурим, а он говорит — лучше в парк.
М а л е н ь к и й (вяло). У школы тихо.
Б о л ь ш о й. Маленький, не горячись.
М а л е н ь к и й. В парке людей — не протолкнешься, надо бы ребятам помочь.
Б о л ь ш о й. Маленький, не волнуйся. Так, Василий Иванович, у школы или в парк?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Концерт в парке, что ли?
М а л е н ь к и й. Собачки там дрессированные.
Б о л ь ш о й (глядя на Василия Ивановича). Маленький, собачек не будет. Идем к школе.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Ступайте.
Б о л ь ш о й (вздохнув). Пошли, Маленький.
М а л е н ь к и й. Пошли, Большой.
Большой и Маленький уходят.
В а с и л и й И в а н о в и ч (Шуре). С мебельной ребята. Маленький цирк любит — ему собачек поглядеть охота, а Большого к школе тянет. Там остановка автобусная конечная. А на линии эта самая Верочка работает. Вот какая комбинация. Садись ближе.
Ш у р а. Вы меня вызывали?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Вызывал.
Ш у р а. Если по поводу того случая, в общежитии, я сказал — никто меня не трогал.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Так. С Лукашевым в одном цехе работаешь?
Ш у р а. Да, в механическом.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Приятель?
Ш у р а. Станки рядом.
В а с и л и й И в а н о в и ч. За что он тебя бил?
Ш у р а. Не трогал меня никто.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Кури.
Ш у р а. Я не курю.
В а с и л и й И в а н о в и ч. А водку пьешь?
Ш у р а. Нет.
В а с и л и й И в а н о в и ч. А почему Лукашев пьет?
Ш у р а. Компания такая.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Может быть, неприятности у него? Не слыхал?
Ш у р а. Мастер его прижимает. На кольцах держит. Там поди заработай.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Мастер такой вредный?
Ш у р а. Да нет, мастер как мастер. Не любит он Федьку.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Это почему же?
Ш у р а. Ведет он себя… То придет выпивши… Не знаю.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Что же вы, комсомольцы, за парня не возьметесь?
Шура молчит.
А как работает?
Ш у р а. Здорово соображает.
В а с и л и й И в а н о в и ч. За что же он тебя ударил?
Ш у р а. Никто меня не трогал.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Ты эту свою шарманку брось. Я ведь тоже не вчера родился. Глухарь заставил Федьку бить? Да?
Шура молчит.
Однако упрямый ты, Горяев. Ладно, будем считать, что ты Лукашева выручил. Пойдет ли это на пользу — сомневаюсь. Но если поглубже заглянуть, тебя не Лукашев, Глухарь благодарить должен.
Ш у р а. Почему Глухарь?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Потому, что хулиган дает волю рукам, когда уверен, что все молчать будут. Струсил?
Ш у р а. Я не струсил.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Не струсил, — значит, еще хуже. Струсил — бывает. Сегодня струсил, завтра набрался храбрости. А вот когда человек видит плохое и молчит, — дескать, моя хата с краю, — это похуже, это в кровь впитывается.
Входят с т а р ш и н а м и л и ц и и, с т а р и к, П ч е л к и н, долговязый восемнадцатилетний парень, и Б а б е ц.
С т а р ш и н а (передает Василию Ивановичу документы). Гражданин на скамейке сидел, «Советский спорт» читал…
С т а р и к (очень взволнован). Извините, товарищ старшина, я бы просил вас, товарищ начальник, отпустить этого юношу. Он пошутил.
П ч е л к и н. Товарищ не обижается. Ну, в чем дело? Ну, зачем сюда привели? И пошутить нельзя?
В а с и л и й И в а н о в и ч. Старшина, докладывайте. (Старику.) Садитесь, пожалуйста.
С т а р ш и н а. Этот вот, Пчелкин, подсел к гражданину, припугнул и часы потребовал. (Показывает на Бабца.) Вот товарищ на скамейке сидел, он все видел.
П ч е л к и н (смеется). О чем разговор? Гражданин претензий не имеет. Часы я ему отдал? Отдал.
С т а р и к. Да, да, часы он вернул. В целости. Еще до прихода товарища милиционера. У меня сердце… Я несколько погорячился, естественно, испуг… Молодости свойственно желание пошутить.
П ч е л к и н. Я, товарищ начальник, ничего в виду не имел. Ну, выпил лишнего… Ну, пошутил… Ну, гражданин-то не обижается?
В а с и л и й И в а н о в и ч (старику). Чем он вам угрожал?
Старик молчит.
П ч е л к и н. Ну, палец я ему показал, говорю: «Не шевелись». Ну, понимаете, пошутил! По дурости, товарищ начальник…
В а с и л и й И в а н о в и ч. Палец показал? А вы что скажете, товарищ Бабец?
Б а б е ц (раздраженно). Я ничего не скажу, товарищ начальник.
С т а р ш и н а. Рядом сидели, все видели.
Б а б е ц. Я выступать в качестве свидетеля согласия не давал. Видел я, не видел — это мое личное дело. Ваше дело — привести меня сюда, мое право — поступать так, как я считаю нужным. Прошу не впутывать меня в эту историю. Я ничего не знаю и не желаю знать.
В а с и л и й И в а н о в и ч (подошел к старику). Что с вами?
Старик молча нащупывает в кармане лекарство.
Вам плохо?
Старик достает лекарство.
Старшина, проводите гражданина в кабинет начальника, пусть полежит на диване. Вызовите врача.
С т а р и к. Сердце… пошаливает…
Старшина уводит старика.
В а с и л и й И в а н о в и ч (Бабцу). Да, за свои две копейки вы до Совета Министров дойдете, а рядом человек погибать будет — это вас не касается. Идите, гражданин Бабец.
Б а б е ц. Я, конечно, уйду. Но имейте в виду — я оскорблений не прощаю никому! Я буду писать! (Уходит.)
В а с и л и й И в а н о в и ч. Пишите, пишите, товарищ Бабец… Кому он товарищ, хотел бы я знать?
Ш у р а. Этот старик… Георгий Фаддеевич… у нас географию преподавал.
В а с и л и й И в а н о в и ч (Пчелкину). Пошутил? А если он от твоих шуток на тот свет отправится? Под суд пойдешь, на радость родителям.
П ч е л к и н. Не говорите родителям, товарищ начальник… Я первый раз…
Входит с т а р ш и н а.
С т а р ш и н а. Гражданина в больницу отправляем.
В а с и л и й И в а н о в и ч. Проводи этого в камеру. Освобожусь — вызову.
Старшина уводит Пчелкина.
(Шуре.) Иди. Авось до чего-нибудь додумаешься.
Гонг. Темнота.
У Бориса Родина. Входят Ш у р а и К а т я.
К а т я. Хозяина нет. Неудобно заходить.
Ш у р а. Ты не знаешь Бориса. Здесь все удобно. (Замечает на столе записку.) Вот видишь? (Читает.) «Шурик! Я могу опоздать — располагайся, как дома. Придешь голодный — лопай ветчину». Катя, ветчины дать?
К а т я. Неловко, ребенок…
Ш у р а. На, ешь. Не стесняйся. Я никогда не встречал такого человека, как Борис. Принес зажигалку, а через два часа мне казалось, что я знаю его с детства. Он тебе понравится, я уверен. Да, я тебе не говорил, оказывается, мы с ним уже встречались — в тот день, когда я ждал тебя на станции. Он тогда сказал…
К а т я. Что?
Ш у р а. Да неважно, в общем угадал… что я тебя жду.
К а т я. Разве он меня знает?
Ш у р а. Да нет, просто проницательный человек, догадался, понимаешь? (Прошелся по комнате.) Смотри, раковина. Думаешь, какая-нибудь мещанская безделушка? Нет, Борис ее со дна океана вытащил. На Дальний Восток ездил. Ну, просто путешествовал. Он не замыкается в своей профессии, его все интересует, абсолютно все.
К а т я. Тамара говорила, что он Федьку на суде защищал. Это правда?
Ш у р а. Да. Федька был не виноват, но дело запутанное. Борис добился его оправдания. Катя, я сегодня заходил к доктору.
К а т я. Ну?
Ш у р а. Сказал: «Есть остаточные явления, ходите на процедуры, вылечим». Так что все в порядке.
К а т я. Значит, море?
Ш у р а. Флот.
К а т я. А в один прекрасный день будешь стоять на капитанском мостике, грустный-грустный, — это оттого, что я тебе не пишу, целый месяц не пишу. И вдруг видишь — сквозь толпу пробирается какая-то необыкновенно красивая женщина. Ты вглядываешься… и кто же это? Я. «Отдать концы!» — командуешь ты радостным голосом…
Ш у р а (смеется). Какие концы?! «Спустить трап, — командую, — принять на борт судового врача!»
К а т я. Ребенок, это идея! Корабельный доктор — какая прелесть! А что, если правда?!
Ш у р а (смеется). Поступишь в мединститут, два часа проведешь наедине с трупом и убежишь.
К а т я. Да? Наверное… Знаешь, я ехала из Крыма. Вышла на небольшой станции. Из почтового вагона девушка принимала посылки… Какой-то летчик сел в зеленую «Победу» и уехал… На аэродром, наверно… А когда немножко отъехали, я увидела — разгружали эшелон с лесом. Машины, люди… Везде идет какая-то жизнь, которую мы с тобой не видим, не знаем… И мне кажется — самое интересное не там, где я сейчас, а где-то в другом месте.
Ш у р а. А я люблю наше Касаткино. Если б здесь море было, никогда бы не уехал.
К а т я. Осенью уедешь. И твое Касаткино превратится в почтовый адрес: «Касаткино, Московской области…»
Ш у р а. «Общежитие вагоноремонтного завода, Кате Шагаловой».
К а т я. Нет, лучше пиши: «До востребования».
Входит Б о р и с.
Ш у р а. Борис, познакомься. Это и есть Катя.
Б о р и с. Вы?
К а т я. Я. Разве вы меня знаете?
Б о р и с. Да.
Ш у р а