Р е г и н а. Обидно, конечно. Но унывать тебе нечего. Пойдешь работать. Через два года снимут судимость. И снова ты чистенький.
М у х и н. Розовый оптимизм. Полное незнание жизни. Пойми. Все люди, все, кто меня окружал в прежней жизни, не могут ко мне относиться, как раньше. Я ставлю себя на их место, и, честно тебе скажу, придет такой Мухин ко мне, я ценные вещи постараюсь припрятать. Да и не хочу их никого видеть — не хочу их сочувствия, подозрений, косых взглядов.
Р е г и н а. Поезжай в другой город, где тебя не знают.
М у х и н. Начать новую жизнь, да? Привет от Белого. Ну, допустим. Приезжаю. Иду в милицию, получаю паспорт. Устраиваюсь на работу. В отделе кадров заглядывают в паспорт, а там черным по белому: «Выдан на основании справки об освобождении». Сдаю тот же паспорт на прописку, управдом обнимает меня, лобызает: «В нашем доме только вас и не хватало». А на другой день все жильцы врезают новые замки и обходят меня за версту.
Р е г и н а. Глупости говоришь, Мухин. Люди становятся на ноги и после более серьезной травмы.
М у х и н. А у меня травмы нет. У меня трезвое понимание того, что произошло. Если я, Генка Мухин, смог однажды украсть, значит, в принципе я способен на это, значит, могу украсть еще раз и еще. Следовательно, я не властен над собой. И люди, которые снова в меня поверят, люди, которые ко мне, может быть, даже привяжутся, будут оскорблены в своих лучших чувствах. Зачем все это нужно?! Я потерял всех. Я не могу прийти к маме. Не могу. Она готова была за меня отдать руку… Да что руку, она жизнь бы за меня отдала. А папа? Я боюсь о нем даже думать. А Вика… эта самая гражданка Ковалева, из-за которой все это произошло… Вика… Как бы тебе объяснить?.. Она как натянутая струна, которая звенит от самого легкого прикосновения… Даже не от прикосновения, а от колебания воздуха. Мне всегда было за нее страшно. Она воспринимает мир обнаженными нервами. Да что там говорить! Рядом с ней должен быть человек, на которого она сможет опереться, который сможет ее защитить… Первое время она мне писала. (Достает из кармана пачку писем.) Вот, видишь, целая пачка! Могу я к ней прийти?
Р е г и н а. Если ты ее любишь — должен!
М у х и н. Любит, не любит… Разве в этом дело? Я научился смотреть в глаза правде. Человек отнюдь не такое совершенное создание, как бы ему хотелось о себе думать. Может быть, просто надо понять себя, свои предрасположенности и не сопротивляться своей природе.
Р е г и н а. Так любит или не любит тебя эта самая… дрожащая струна?
М у х и н. Я запрещаю о ней так говорить.
Р е г и н а. Ладно, дело прошлое… ты свой год отсидел. Скажи, зачем ты все-таки взял эту проклятую «Соню»?
М у х и н (помолчав). Не знаю.
Р е г и н а. А я знаю. Ты хотел подарить эту роскошную «Соню» даме своего сердца. (Смеется.)
М у х и н. Что тут смешного?
Р е г и н а. Ты смешной. Это в тебе-то предрасположенность к преступлению? Да ты самый безобидный человек, которого я когда-либо встречала.
М у х и н. Я — безобидный агнец? И ты поверила всей этой трепотне?! Про автомобили, про гражданку Ковалеву… (Смеется.) Ты поверила? Тем лучше. Верь! Я — безобидный. Сейчас ты увидишь, какой я безобидный.
Мухин убегает, возвращается с двумя чемоданами.
Р е г и н а. Прекрати этот цирк.
М у х и н. Ты же любишь цирк. «Как дела, Пушкин?» — «Хорошо, Кукушкин!» Только это не цирк, Региночка. Совсем не цирк, девочка. Это жизнь. Се ля ви.
Р е г и н а. Отнеси чемоданы назад.
М у х и н. Бегу.
Мухин поставил чемоданы, взял Регину за руку.
Р е г и н а. Куда ты меня тянешь? Перестань!
М у х и н. Не сопротивляйся!
Мухин уводит Регину.
Г о л о с Р е г и н ы. Пусти! Что ты делаешь? Куда ты меня толкаешь?.. Тут какие-то ведра.
Слышен грохот, шум драки, звук запираемой двери.
Г о л о с Р е г и н ы. Мухин, открой! Не делай глупостей.
Возвращается М у х и н, растерянно смотрит на чемоданы. Входит Б е л ы й со множеством пакетиков и свертков.
Б е л ы й. А вот и я!
М у х и н. Живо, бери чемоданы!
Г о л о с Р е г и н ы. Мухин… дурачок… Открой!
Слышно, как Регина бьет кулаками по двери.
Б е л ы й. Где она?
М у х и н. Я ее запер в кладовке. Бери чемоданы.
Б е л ы й. Опасно, Мухин. Меня Вареник на станции вроде как заметил…
М у х и н. Сдрейфил?
Б е л ы й. Двум смертям не бывать. (Уходит наверх.)
Г о л о с Р е г и н ы. Мне наплевать на чемоданы, мне тебя жалко, дурак несчастный. Открой, слышишь?
М у х и н. Нечего меня жалеть. На этот раз я знаю, что делаю!
Возвращается Б е л ы й с чемоданами.
Б е л ы й. Боюсь, что Вареник меня все-таки узнал. В гастрономе нос к носу столкнулись.
М у х и н. Как хочешь. (Поднимает чемоданы, идет к выходу, останавливается, ставит чемоданы, стоит задумчиво.)
Б е л ы й. Хозяйка! Я тут на столе сдачу оставляю.
Г о л о с Р е г и н ы. Да откройте же, наконец!
Из-за двери доносятся женские голоса.
П е р в ы й г о л о с. Там кто-то есть.
В т о р о й г о л о с. Неужели они приехали?
Мухин бросает чемоданы, убегает наверх. Входят В и к а и Л ю д а.
В и к а (певучим голоском). Вы уже приехали?
Б е л ы й (растерянно). Приехали.
Л ю д а (подозрительно). Погоди, Вика. (Белому.) Вы кто?
Б е л ы й. Мы-то известно кто. А вы кто?
Л ю д а. Мы кто? Она хозяйка этой дачи.
Б е л ы й. Хозяйка? Здравствуйте-пожалуйста, еще одна хозяйка. Сколько же вас тут, хозяев?
Из кладовой доносится грохот падающего корыта, слышен треск. Вбегает Р е г и н а в халате, в купальной шапочке.
Р е г и н а (стряхивая пыль). Фу, пылища какая! (Чихает.)
Л ю д а. Это еще что за чуперадло?
Б е л ы й. Хозяйка!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Р е г и н а (чихает). Где он? Где этот балбес? Сейчас он получит по шее. (Чихает.) Девочки… Вам кого надо, девочки?
В и к а. Мы… Я, собственно говоря…
Л ю д а. Как это кого нам надо?! (Показывает на Вику.) Она пришла на свою дачу, а вы спрашиваете, кого нам надо. Несусветная наглость! Забрались на чужую дачу, нацепили ее халат, напялили мою шапочку. (Закуривает сигарету.) Что вы там делали, в кладовке?
Р е г и н а. Простите, но вы ошиблись адресом. (Вике.) Это не ваша дача. Это дача моего отца.
Л ю д а. У него нет дочери.
Р е г и н а. У моего отца… нет дочери?!
Л ю д а. У твоего отца, может быть, и есть, а у ее мужа нету. (Белому.) Поставьте чемоданы. Поставьте. Куда вы их тащите?
Б е л ы й. Вы сначала промеж себя разберитесь, кто у вас тут хозяйка, а потом уж решим, что делать с чемоданами.
Л ю д а. Поставьте. Я вам сказала — поставьте!
В и к а (певуче). Мамочка, а может быть, это и есть… Жора? (Белому.) Вы — Жора?
Б е л ы й. Я? Жора.
В и к а. Вот видишь. Вы один? Где же Иван Игнатьевич?
Б е л ы й. Иван Игнатьевич?!
Л ю д а. Чего вы удивляетесь? Иван Игнатьевич, профессор Кривошипов. Ее муж.
Б е л ы й (Регине). Я же тебе говорил, объяснял, можно сказать: Кривошипова дача, Ивана Игнатьевича! Я этого Эйнштейна сразу признал!
Л ю д а (Регине). Ну, а ты-то кто? Кто твой отец?
Р е г и н а. Мой отец профессор Полозов. Сергей Петрович Полозов.
В и к а. Друзья мои, это недоразумение. (Регине.) Все путают наши дачи. Из-за нашей нерадивости мы не можем исправить номер. Наша дача девятнадцатая, а ваша девятая… Но единичка у нас стерлась…
Р е г и н а. Но ведь папина дача… крайняя?
Л ю д а. Когда она была крайняя?
Р е г и н а. Я была здесь семь лет назад.
Л ю д а. Семь лет назад, может, и была крайняя. Ваша дача, деточка, дальше, по этой же стороне. Ну, с тобой разобрались. (Белому.) Теперь с вами. Куда вы тащите наши чемоданы?
Б е л ы й. Ваши?
Л ю д а. Наши.
Б е л ы й (Люде). С вами потом. (Вике.) Вы меня, конечно, извините, красавица, ей (показывая на Регину) вы можете баки заливать, а мне без пользы. Я супругу Ивана Игнатьевича исключительно хорошо знаю, Варвара Даниловна по имени-отчеству. По годочкам раза в три постарше вас будет.
Л ю д а. Была Варвара Даниловна, а теперь Виктория Павловна!
В и к а. Понимаю, Жора… Вы знали Варвару Даниловну… Но она покинула Ивана Игнатьевича почти два года назад… (Открывает сумочку, достает паспорт.) Чтобы вы не сомневались, вот мой паспорт, взгляните, пожалуйста. Там есть штамп. (Отдает паспорт Белому.)
Л ю д а (берет паспорт у Белого, отдает Вике). Спрячь!
В и к а (снова дает паспорт Белому). Жора не верит… пусть убедится.
Б е л ы й. Все в аккурате.
Р е г и н а. Вечно я влипаю, как кур в ощип. (Вике.) Вы меня извините, я переоденусь и уйду. (Уходит.)
В и к а. А где же Иван Игнатьевич?.. Он должен был приехать с вами?
Б е л ы й. Иван Игнатьевич?.. Хотел приехать. А потом раздумал. «Езжай, говорит, у меня еще тут кой-какие дела».
В и к а. Какие дела? Он собирался приехать с вами.
Б е л ы й. Так и есть. Мы уж в машину сели. Он — рядом с шофером, я — сзади.
Л ю д а (подозрительно). Вы разве на легковой?
Б е л ы й. Зачем на легковой? На грузовой. Игнатьич с шофером, а я в кузове… Только сели, а тут секретарша выбегает.
В и к а. Эрна Генриховна?
Б е л ы й. Она самая. «Вас, говорит, директор вызывает».
В и к а. Какой директор? Вы что-то путаете, Жора. Иван Игнатьевич, как главный врач, сам является директором клиники.
Б е л ы й. Ах, да, не директор… это… из министерства какой-то тип приехал. Ну, он и остался. «Езжай, говорит, Жора, один, там супруга тебя встретит».