Вильма все еще не могла врубиться:
— И где он сейчас?
— Кто?
— Круизный корабль!
— Нигде. Его нет. Есть наша компания. И я хочу предложить тебе работу в компании.
— Что я должна делать?
— Ничего. Мы будем по-прежнему заниматься поиском картин.
— Это меня устраивает. Сколько ты мне будешь платить?
— Для начала 30 тысяч долларов в год.
Маме, конечно, это не понравится, но я продолжал:
— Есть одно условие. Оно может причинить тебе некоторые неудобства, но это обязательное условие нашего типового контракта. Я не имею права его изменить. Ты обязана будешь постоянно рекламировать нашу фирму. Ты должна будешь одеваться во все белое.
Вильму это не смутило:
— Когда нужно начинать?
— С завтрашнего дня.
— Когда я получу аванс?
— Сегодня.
— Завтра я буду белая, как Белоснежка, переночевавшая в сахарнице.
И мы пошли ко мне в комнату подписывать типовой контракт нашей фирмы, который, к сожалению, я забыл дома. Вильма поверила мне на слово.
В отношении белой одежды мы пришли к компромиссу: белый цвет будет обязателен только для нижнего белья.
20. Идиллия
Вечером, когда гости разошлись, Лимона провела меня в отведенную мне комнату и напутствовала:
— Утром завтрак в девять. На веранде.
Ровно в девять я явился на веранду. Ада, Вильма и Леонард уже сидели за столом, пили кофе.
— «Она колдует тихой ночью у потемневшего окна», — приветствовала меня Ада. — Ты помнишь, что дальше?
— Помню. «И страстно хочет, чтоб воочию ей тайна сделалась видна». Как там дальше? «На мертвой площади, где серо и сонно падает роса, живет неслыханная вера в ее ночные чудеса».
Вильма приняла Гумилева на свой счет:
— Я правда не понимаю, откуда вчера появились эти люди.
Я призвал на помощь соседа по камере:
— Горячее блюдо сырым не бывает.
— Совершенно правильно, — поддержал меня Леонард. А Вильма почему-то осуждающе посмотрела на него.
— Ты играл в пьесах Ибсена? — спросила Ада.
Я не стал лукавить:
— Не довелось.
— Если пытаться объяснять физические явления духовными силами, то мир превратится в кукольный домик. И этот кукольный домик может рассыпаться при первом же ветре.
Я развел руками:
— Усердие превозмогает рассудок.
Вильма вертела головой, она уже ничего не понимала. А Леонард согласился:
— Про усердие — это правильно.
А Ада погрозила мне пальцем:
— Не торопись.
Потом пришла Лимона и начала собирать посуду. Ада встала первой:
— Я сейчас должна поехать в город. Вернусь к обеду. Советую всем сразу же идти на пляж.
Она ушла, а мы трое еще с полчаса сидели за кофейным столиком.
— Что вчера с тобой случилось? — спросил я Вильму, когда Леонард пошел за лимонадом.
— Не знаю. Я ничего не поняла. Честное слово.
Я ей не поверил.
На следующее утро Ада осмотрела нас с головы до ног, сначала меня, потом Леонарда:
— Вы плохо выглядите. Вы не бываете на свежем воздухе. Вы не занимаетесь спортом. Сколько времени вы были вчера на свежем воздухе? — и, не дав нам ответить, продолжала: — Вы должны пересмотреть свой распорядок дня. Утром — пешая прогулка. Быстрым шагом. Вдоль моря до старой мельницы. — Она посмотрела на притихшую Вильму и строго изрекла: — Тебя это тоже касается.
Леонард дипломатично спросил:
— А далеко она отсюда, эта старая мельница?
— Быстрым шагом минут сорок. Вы окунетесь в прошлое. Мельница навеет вам мысли о тишине вечности, о смысле неторопливой жизни.
Леонард согласился:
— После прогулки быстрым шагом ни о чем, кроме вечности, и думать не захочется.
Когда потом Ада спросила меня и Леонарда, сколько раз в день мы приседаем, Вильма испугалась первой и сразу предложила пойти погулять до мельницы, разумно решив, что прогулка лучше, чем приседания.
— А может быть, просто посидим на веранде и будем смотреть на море? — предложил я. — Горький прав: море никогда не может наскучить.
Но Аду сбить с пути было трудно:
— Горький, говоришь. А глупый пингвин, который прячет тело жирное в утесах? Не будете заниматься спортом, превратитесь в жирных пингвинов, — она посмотрела на Вильму и добавила: — Тебя это тоже касается.
Вильма, вероятно, представила себя пингвином и тихим голосом пролепетала:
— Вообще-то я занималась спортом.
Тогда я не обратил на эти слова внимания.
Идиллия продолжалась недолго. Через два дня к нам пожаловала Дина.
21. Альпинист и спелеолог
Как только я увидел Дину, сразу понял: счастливая жизнь моя закончилась.
На ней был строгий деловой костюм, в руках она держала большую красную спортивную сумку. Ада поспешила ей навстречу:
— Дина, здравствуй! Как славно, что ты приехала! Мы так чудно проводим время!
Дина посмотрела сначала на меня, потом на Леонарда:
— Прекрасно проводите время? Я догадываюсь.
Потом протянула мне сумку:
— Я вам привезла альпинистское снаряжение.
На всякий случай я изобразил радость:
— Да? Наконец-то. Скорее бы в горы!
Мои слова повергли Аду в изумление:
— Ты альпинист?
Надо было продолжать:
— Да. Без гор я не могу. Горы — это главное в моей жизни. Монблан, Эверест, разве это забудешь!
— Но у нас больших гор вроде бы нет.
Дина пояснила:
— Больших гор — нет. Но большие пещеры, милочка, есть. А наш гость интересуется спелеологией.
Это повергло Аду в еще большее изумление:
— И спелеологией тоже?
Я понял, что надо и дальше подыгрывать Дине:
— О, пещеры!
— Но… — удивилась Ада.
Дина ее остановила:
— Мне нужно поговорить наедине с твоим гостем.
Ада обиделась:
— Секреты?
— Секреты. И государственной важности. Понимаешь… Одна иностранка, точнее, датчанка, проводила испытания в пещере, километров в десяти отсюда.
— Я знаю. И что с ней еще случилось?
— С ней? Всего я тебе рассказать не могу, но… Ладно, расскажу. Наши военные очень хотят знать, чем она там занималась на самом деле. Когда им стало известно, что у тебя гостит известный спелеолог, они попросили помочь им. Так что уж позволь нам посекретничать.
Ада все-таки обиделась, но виду не подала:
— Я никогда не против чужих секретов. Особенно если они затрагивают интересы государства, а не мои.
Мы сели в машину, ту же голубую «Волгу», с тем же шофером, похожим на Плутенко.
— Я должен вас предупредить. Что касается гор, скал, ущелий, я…
— Плавать-то хоть вы умеете?
— Умею. Но непрофессионально. Нам надо ловить шпионку?
— Нет. Вы спасете тонущую в реке девочку. Я надеюсь, вы помните, что это — задание номер три.
— И что за девочку я спасу?
— Обыкновенную. Маленькую, беспомощную. Она борется с бушующей стихией. «Спасите, спасите!» — кричит она. Вы самоотверженно бросаетесь в воду. И на глазах у жителей деревни мужественно спасаете бедняжку.
— Вы не боитесь, что я утону вместе с нею?
— Нет. Не утонете. В крайнем случае она вас спасет. Она чемпионка мира в эстафете «четыре по пятьдесят кролем». Только не вздумайте измерять у нее расстояние. Иначе вас посадят за совращение малолетних. Ей одиннадцать лет.
— Четыре по пятьдесят кролем! Уж лучше ловить шпионку!
— Я хочу из банного хулигана сделать героя. На берегу случайно окажется корреспондент. Он вас станет расспрашивать. Вы скромно скажете: «Я простой солдат». Впрочем, вы можете говорить что угодно. Статья уже написана. Мне нужно, чтобы о вашем замечательном поступке написали газеты.
— Четыре по пятьдесят кролем. Далеко эта река?
— Минут двадцать на машине. Но сначала мы заедем к пещере, где несколько дней назад произошла неприятность с датчанкой.
— Я об этом слышал.
— Они неправильно поступили.
В устах Дины невинное «неправильно поступили» звучало как угроза.
— А здесь у вас, — я показал на сумку, которую она держала в руках, — коньяк, который мы выпьем после заплыва?
— Здесь ваша солдатская форма. Вы переоденетесь до того, как мы подъедем к реке. Журналист и свидетели подвига должны видеть вас в форме.
— А если свидетели сами захотят спасти это создание?
— Там будет человек, который им помешает.
— А если не сможет?
— Сможет. Он мастер спорта по боксу.
— Вы все предусмотрели.
— Героями не рождаются. Их надо создавать. И дело это нелегкое.
Я это уже понял.
— Остановите, — распорядилась Дина.
«Волга» остановилась. Дина протянула мне сумку:
— Выходите из машины и переодевайтесь.
— Но здесь вроде бы открытое место.
— Вас в голом виде видела не только я. Переодевайтесь.
В сумке оказали сапоги, брюки, гимнастерка и пилотка.
— Сапоги вам подошли? — спросила Дина.
Я натянул сапоги:
— Подошли.
Сапоги действительно подошли. Подошли брюки и гимнастерка. Мала оказалась пилотка. К гимнастерке были пришиты солдатские погоны.
— Вообще-то я офицер запаса, — проворчал я, садясь в машину.
— Прежде всего, вы актер. Сегодня вы солдат, завтра Юлий Цезарь. В кармане должны быть документы.
В нагрудном кармане действительно лежал воинский билет на имя рядового срочной службы Робинзонова Кузьмы Платоновича. В левом углу — фотография. Моя фотография. Сделали солидно. Мне это очень не понравилось.
22. Барин за барина, мужик за мужика
Двухэтажное здание грязно-бежевого цвета, такие строили в тридцатых годах. Перед ним — стенд, рассказывающий о том, какие чудеса можно созерцать в пещере. На площадке для машин — огромный красный автобус и четыре легковушки. Из одной только что вышли две женщины и торопливой походкой туристов направились к зданию. Вход в пещеру, скорее всего, в самом здании.
— Выходите.
Я вышел. Дина дала шоферу какие-то указания и тоже вышла из машины. «Волга» отъехала.