— Что со мной будет? Таиси… она…
— Не волнуйся, это вполне решаемо. Она не вернется, мы ее не пустим.
Латиса с облегчением вздохнула. Похоже, выгонять или наказывать за клевету ее пока не собираются.
— И что мне теперь делать? — посмотрела на Шалье, теперь имея в виду жизнь у тайтов.
— Да что хочешь, — уверено сообщил Шалье.
— Вообще, что хочу?
— Ну да. Только позже, когда привыкнешь. Пока ты будешь много спать, утром и вечером — пить эту смесь, так надо. Через несколько дней сонливость прекратится и тогда делай, что хочешь. Можешь путешествовать, даже в пещеры… Только одна не лезь. Говори, я с тобой схожу. Рисуй, играй, читай, чем там еще люди занимаются. Хочешь — язык выучи, заведи рыбок или песни пой. Да все, что в голову придет. Познакомься с нашими женщинами и болтай с ними о жизни.
— Ты предлагаешь мне завести… подруг?
— Почему нет? Мне лично и одному неплохо живется, но обычно разумные существа предпочитают компанию. Особенно женские, — уверено подчеркнул Шалье и Латисе стало совершено понятно, что в женщинах он не очень-то разбирается, хотя и твердо уверен в обратном. Это ее почему-то обрадовало.
— Мы не видели ваших женщин. Где они?
Он пожал плечами.
— Женщинам общественные работы не навязывают, только по желанию. Они вообще у нас делают, только то, что сами хотят.
— Почему?
— Так сложилось, — уклонился.
— И где они все?
— Живут у себя, обычно группами далеко от города.
— Почему группами?
— Им так удобнее, — подумав, ответил.
— Сами живут, без мужчин? — напирала Латиса, хотя здравый смысл настойчиво велел притормозить допрос и не лезть, куда не просят.
— Когда как. Некоторые — с мужчинами, некоторые — одни, некоторые — в группе. Живут, как хотят.
— И я могу жить, как хочу? — с неожиданным удовольствием спросила Латиса.
— Почти. Пока нет, но скоро сможешь, — его голос немного напрягся.
— Я смогу уехать от тебя и жить одна? — не отводя глаз, уточнила Латиса.
Он помолчал. Потом посмотрел очень строго.
— Да. Но не сейчас. Сейчас ты полностью под моим присмотром. Да и не… рано ли собралась в одиночное плавание? Забыла, что ли, про свою мертвую?
Латисе показалось, он чем-то недоволен. Некрасиво с его стороны было… напоминать.
— Мне просто интересно, как у вас тут живут.
Но Шалье уже молчал, будто потерял к разговору всякий интерес.
От странного напитка во рту остался необычный металлический привкус, который не желал смываться чаем.
И вот еще, при ближайшем рассмотрении кафит Шалье оказался темнее, чем ее, хотя она почему-то думала, что они одного тона.
— Почему у меня такого цвета одежда? Так положено? — тут же спросила.
— Нет. Заказал, какой нравится. Хочешь другой цвет?
Латиса задумалась.
— Пусть пока такой будет, мне все равно. Просто, казалось, у вас какие-то ограничения по цветам, в которые можно одеваться.
— С чего бы? — рассеяно ответил. — Есть то, что принято, но это необязательно. Особенно женщине, — снова подчеркнул.
'Определенно, они тут как-то странно относятся к женскому полу. Неужели правда все капризы разрешают и терпят? Было бы… любопытно так пожить', — решила Латиса. И… зевнула. Поразительно, но ей опять хотелось спать! Разве это не странно?
— Это хорошо, — ответил Шалье и на следующий, откровенно изумленный взгляд добавил. — Нет, мыслей я не читаю. Но по лицам — неплохо.
— Я еще столько хотела спросить, — лениво сообщила Латиса, уже с удовольствием представляя, как сейчас вернется в комнату и растянется на удивительно удобной кровати.
— Утром спросишь, — предложил Шалье.
В последний раз посмотрев в его лицо, словно желая получше запомнить, Латиса отправилась в спальню.
Последняя ее мысль была о Таиси… Вернее, об ее отсутствии.
Позже Шалье заглянул в ее комнату и убедился, что Латиса крепко спит. Можно было ехать, он не мешкая, вышел из дома и направился к катеру. Старший сдался и пригласил на встречу, ни для кого не секрет, зачем. Что же, пора раскрывать карты. Не все, конечно, но хотя бы одну. Две — максимум.
У здания Совета было почти пусто. Двое младших тайтов-учеников, стоящих на лестнице рядом со входом, равнодушно на него оглянулись и продолжили разговаривать о своем. Войдя внутрь, Шалье встретил еще одного — этот увидел его ближе и узнал. Всю гамму чувств, отразившихся на его лице, Шалье видел уже не раз: удивление, страх, злость, презрение, отвращение, искусственная скука. Когда же, наконец, о нем забудут? Жить вроде никому не мешает, как жить правильно, тоже не учит. Но нет, никак не отстанут.
Впрочем, ученик быстро сделал вид, что Шалье его внимания недостоин, потому, резко сложив руки, пошел дальше.
Пустой коридор с бесцветными стенами, выложенными неровными кусками гранита, закончился круглым холлом. Кабинет Аеллы был слева, за высокой массивной дверью в выступающем широком косяке толстого, исчерченного заковыристыми иероглифами дерева.
Шалье нажал кнопку оповещения у дверного экрана и высветившаяся картина подтвердила, что Старший у себя и уже ждет. Дверь скрипнула, но не из-за неисправности, а потому, что Аелла любил наполнять окружающую обстановку звуками естественного мира, и был уверен что, к примеру, любая деревянная дверь просто обязана скрипеть. У каждого свои прихоти, Шалье был готов признать любую, только бы получить взамен ответное понимание.
Он вошел и, наконец, увидел Старшего. Если вспомнить, они не виделись почти год, Шалье признался себе, что общения с Аеллой ему не хватало. Однако Старший из числа тех, кто сразу пытается обернуть дружественное отношение других в свою пользу и Шалье не позволил себе показать, что соскучился.
Он вежливо поклонился и дал понять, что готов слушать.
— Тихого пути, Шалье, — мягко произнес Аелла, — мы давно не виделись.
— Дела, — коротко ответил Шалье. Старший хотел услышать не такой ответ, он еще ждал, но уже было понятно, что Шалье больше ничего не добавит.
Тогда, решив, что обмен любезностями можно пропустить, Аелла сразу перешел к делу.
— Ты знаешь, что через два световых дня вступает в силу новый этический закон 'О запрете манипулирования разумными малоразвитыми расами'?
Шалье нетерпеливо кивнул.
— Да. Но меня это не касается.
— Вот как? — до приторности добродушно поинтересовался Аелла, но все же было видно, что он насторожился. — Отчего же?
— На днях я внес поправку, что существующие в настоящее время эксперименты, начатые до начала действия закона, разрешено довести до конца, планируемого экспериментатором.
Старший улыбнулся почти снисходительно.
— Поправку еще должны утвердить! — многозначительно пояснил Аелла. И уж он-то был уверен, что такое никто утверждать не станет.
— Нет. Она уже утверждена.
— Кем?
— Воплощенный дал мне свое согласие.
Аелла растерялся. Шалье ждал обиды, может, раздражения, чего угодно, только не жалости, такой острой, что невозможно сделать вид, будто ее не заметил. Старший смотрел ласково, с непонятной болью.
— Шалье… Что же ты пообещал ему взамен?
— Это должно волновать только меня.
— Я тоже волнуюсь. Я… знал твоего отца.
— Мой отец был чрезмерно общительным. Его знало множество людей.
— Я любил его.
— Как и еще большинство других. Это разве меня к чему-то обязывает?
— Нет. Но он бы хотел, чтобы о тебе позаботились.
Сдаваться Шалье не собирался.
— Если больше никаких вопросов и претензий к моей деятельности нет, я, пожалуй, пойду.
— Шалье… остановись. — Теперь Аелла откровенно просил. — Ты уже потерял все. Ни семьи, ни друзей, ни привязанностей. И вот у тебя появилась эта девочка. Зачем?
Этот вопрос Шалье удивил настолько, что он остался стоять на месте.
— Она мне не мешает.
— Ты… что будешь делать, если она начнет мешать?
— Она не будет мешать, — покладисто повторил Шалье.
— А все-таки?
И впервые за весь разговор Шалье не нашелся, что ответить. Тогда просто откланялся, прощаясь, и пошел к выходу. Старший был так расстроен, что даже неискушенным глазом видно. Не тем, что проиграл, как многие бы подумали, а тем, что опять не смог остановить.
К двоим ученикам на ступеньках присоединился третий, встреченный в коридоре. Они молча проследили за движением фигуры в сером, насторожено, как за чем-то опасным. Шалье не обратил на них внимания, ему было плохо оттого, что пришлось так обойтись с Аеллой. Но иначе нельзя, Старший должен, в конце концов, понять, что от цели он не отступит. И если на пути встанет личная привязанность… даже это его не остановит.
Шалье приземлился у дома и осознал, что торопится попасть внутрь. И сразу разгадал, почему — ему хотелось проверить, все ли в порядке с Латисой, хотя в его доме ей вряд ли что угрожало. Но вероятно, если уж он взялся ее защищать, чувство ответственности требовало, чтобы все было безупречно. По крайней мере, лучшего объяснения своему желанию он не нашел.
Шалье бесшумно зашел к ней в комнату и почти час сидел в кресле напротив кровати. Как раньше, когда она только появилась в его жизни. Тоже кстати, интересный вопрос — как получилось, что она заняла часть его времени, причем, если подумать, немалую? Что-то в этом есть…
Вид спящей Латисы успокаивал. Шалье слушал тихое дыхание и забывал обо всем, что сделал. И что еще сделает…
Глава 8
Латиса проснулась первой. Обнаружила в окне доставки целый ворох одежды, все разных оттенков серого и серебристого. Три пижамы разной степени открытости. Облегченный вариант кафита для теплой погоды, состоящий из шорт и полупрозрачной туники с короткими рукавами. Больше всего ее поразил стандартный гигиенический набор с маркой Эридны, выдаваемый женщинам в путешествиях туристического класса. Она даже предположить не смогла, как и откуда он взялся у тайтов.
Потом Латиса осматривала дом. Рядом с ее комнатой дверей больше не обнаружилось. Зато в противоположной стороне, возле коридора, куда ей нельзя ходить, было целых две. В коридор она, впрочем, тоже заглянула, постояла у закрытой двери, вспоминая древнюю сказку о Синей бороде.