Виктор. Охранник. Наблюдение. Камеры. И в моей голове одним махом выстроилась цепочка. Вот оно, решение.
— И что тогда? — спросил я отстраненно, словно ситуация совершенно перестала меня волновать, и стала не серьезной неразрешимой проблемой, а всего лишь досадной помехой.
— Тогда все будет очень печально, — притворно грустно вздохнул кореец.
— Тогда давай проясним, — я решил подвести его к откровенному разговору, хватит ходить вокруг да около. — Я плачу вас четыреста штук, и вы от меня отстаете, так?
И Су Йен посмотрел на меня пристально, оценивающе, и огорошил:
— Нет, что ты. Ты платишь четыреста штук за отсрочку. После этого — я скажу тебе сколько и когда ты должен заплатить в следующий раз, — он самодовольно ухмыльнулся.
— То есть, платить бессмысленно, через какое-то время мы все равно вернемся к тому, чтобы я таскал для вас наркоту, или еще какую запрещённую дрянь?
— Тихо ты, — с бешеными глазами зашикал на меня кореец. — Я же сказал, соскочить только два варианта: или регулярно платить неустойку, или окажешься на соседней койке с беднягой Гошей.
— Какую еще неустойку?
— Как это какую? Пока бизнес из за тебя простаивает, мы терпим убытки. Поэтому, или работать и делать что тебе говорят, или платить… тем или иным способом… — он замолчал, глядя на то, как я улыбаюсь все шире и шире, буквально во все тридцать два.
— Я сказал что-то смешное?
Мне осталось только изобразить еще большую ухмылку, буквально перерастающую в оскал.
— Нет, — я вытянул губы в линию, и притворно тяжко вздохнул. — Ты только что сказал очень много грустных и плохих вещей, и тем самым сам себя закопал. За что я тебе благодарен.
Выражение полного недоумения на лице моего оппонента меня уже забавляло. А сейчас будет еще забавнее.
— Смотри сюда, кретин, — зло выплюнул я и повернулся к стоявшему в отдалении Виктору.
— Эй, Витек! — позвал я, привлекая внимание охранника.
Тот повернул голову вопросительно. Я сделал глубокий вдох. Сейчас все зависит от того, насколько же и правда у него оказались крепкие яйца.
— Ну как оно? Все путем? Все получилось? — спросил я, и сделал жест правой рукой виде телефонной трубки, которую приложил к своему уху.
Охранник растянул губы в довольной улыбке, одну руку приложил к уху в таком же жесте, а второй оттопырил большой палец, и показал мне — мол все круто.
Йес. Я повернулся к застывшему в непонимании корейцу, и азартным голосом процедил:
— Ну вот и все, мой бедный Йен. Ты проиграл.
— Что? Что ты несешь, отброс? — наверное его тоном можно было заморозить океан.
— Неужели ты и правда такой тупой? Тут вокруг камеры. Везде, даже на деревьях. Посмотри сам и убедишься — я ткнул пальцем вверх, даже не поднимая головы, целиком доверившись словам Виктора, услышанным накануне.
И Су Йен и его прихлебала завертели бошками по сторонам, оглядывая деревья. Взгляд корейца застыл направленный куда-то над моей головой, по его лицу пробежала тень.
— Все современные камеры пишут звук, уверен, ты понимаешь и сам. Весь наш разговор попал на запись системы наблюдения. По моей просьбе начальник охраны Петра Петровича в этот самый момент приказал выгрузить запись в облако и переслать на мой личный аккаунт, — я кивнул в сторону Виктора, который все это время поглядывал в нашу сторону, явно что-то подозревая со стороны этих неприятных гостей.
— Ну как, прониклись? — ухмыльнулся я.
Кореец выдохнул, издав странный звук вроде «Т-т-с-с-с-щ-щ-щ» и сплюнул на пол.
— Чего ты хочешь?
— Да ты погоди, не торопись, я еще не закончил, — я подмигнул ему как смазливой девчонке. — Сейчас будет самое вкусное… — я приблизился почти вплотную к корейцу, и стал на него наступать. — Знаешь, Йен, открою тебе одну истину. Любая угроза — отличный инструмент контроля и доминирования над слабым. Н только лишь до того момента, пока она остается угрозой. В тот самый момент, когда ты решился выполнить свою угрозу — она перестает быть страшной. Именно потому, что переходит из потенциальной неприятности — в неизбежную. А значит — бояться уже нечего, все самое худшее уже случилось. Остается только разгребать последствия, и принимать ответные меры… Понимаешь к чему я?
— Ты о чем? — не понял кореец, еще больше сузив и без того узкие глаза.
— О том, что вы со своими тупыми корешами загнали меня в угол. Либо я таскаю для вас наркоту, и рано или поздно попаду за решётку, либо отказываюсь и становлюсь калекой… куда не глянь — везде жопа. Это только таким как ты пи***м нравится чтобы со всех сторон была жопа, я же пойду на все, чтобы выпутаться. И тут мы подошли к еще одному моменту… Знаешь к какому?
Йен отрицательно мотнул головой
— Помнишь, чуть раньше я тебе говорил, что позднее объясню причину отказа. Так вот… — я сделал вдох, собираясь с мыслями. — Недавно по телику в криминальной хронике рассказали забавный случай. Мужик вломился в дом к насильнику своей дочери, которого не посадили благодаря связям. Перестрелял всех, поджег дом спалил себя вместе с трупами…
— При чем тут это?
— При том, что мне сейчас абсолютно насрать на вас и ваши угрозы. Мне осталось жить около месяца, Йен. Так уж сложилось, и поменять ничего не получится. Как и тому мужику, мне настолько похер на вас всех и ваши клоунские выходки и пустые угрозы… Чем ты меня можешь напугать а? Я итак на грани… настолько, что могу вскрыть тебе горло прямо здесь, Йен. Или могу завтра пронести в школу ствол, и всех вас положить, а потом застрелиться. Мне нечего терять…
— Ты… — кореец сглотнул, а его прихвостень услышав наш разговор подскочил, и вытащил откуда-то из рукава что-то тонкое и черное, похожее на скрытое лезвие, приставив его к моей шее.
— Отойди!
А я усмехнулся прямо в лицо Йену, даже не глядя на направленное на меня лезвие.
— Давай! — безумным смехом расхохотался, аж мелкие капли слюны полетели на лицо корейцу. — Ну же! Режь, иначе я заберу у тебя эту зубочистку, и всажу тебе в жопу!
Дружок Йена скривился в бешенстве, а сам кореец сплюнул.
— Гонишь, силенок не хватит!
— Да ну? Veritas abscondit, lux tace…
Последние слова я произнес скороговоркой очень тихо. Четыре заветных слова, одновременно с произнесением последнего выбросил левую руку вперед в направлении лба прихвостня. И его глаза остекленели. Не теряя ни секунды, я перехватил запястье, удерживавшее нож, закрывая собой обзор гостям аккуратно вывернул кисть, вытряхнул миниатюрный кинжальчик, крутнул его в руке.
— Любите же вы, азиаты, прятать всякую колюще-режущую гадость на одежде и в прическах…
И Су Йен растерялся, а я подошел к нему, дружески похлопал по плечу, как старого приятеля, потом так же фамильярно приобнял его, все так же заслоняя обзор, и приставил кинжальчик к его боку.
— Ну и что теперь скажешь, собачатник? Хочешь, вскрою тебя прямо здесь?
По виску Йена побежала капля пота, но он все еще пытался храбриться.
— Ты не рискнешь… здесь куча свидетелей…
— Ты плохо меня слушал, или с памятью проблемы? Мне похер! Я могу прямо сейчас тебя вскрыть, дорезать твоего дружка и самовыпилиться! Потому, что у меня все равно нет будущего! Я согласился вам заплатить, надеясь что проживу сколько мне осталось спокойно и комфортно. Погуляю в свое удовольствие, оттянусь, потрахаю девочек напоследок. А вы вместо этого затравили меня как крысу. Поэтому, я подготовился, написал завещание, договорился с охраной чтобы все устроить… Сейчас вскрою вас и сдамся полиции. Завтра видеозапись с камер ляжет на стол начальнику Имперской Безопасности, и меня, возможно, даже оправдают. Как же: страшный кореец со страшными же угрозами, в состоянии аффекта у парня случился приступ паники… Как тебе смягчающие обстоятельства? Думаешь не поверят? А нет — так и пофиг.
Руки И Су Йена затряслись, он сжал их в кулаки, но дрожь не прекратилась.
— К…
— Что?– я демонстративно повернулся к нему ухом, не выпуская из второй руки кинжала, приставленного к его боку.
— К-камеры. Ты говорил тут везде камеры…
— И что? Ты имеешь в виду что мои угрозы тоже попали на запись? Ну так это дом моего… считай почти крестного. Он ко мне как к племяннику относится. Записи подчистят, оставят только то, что нужно.
— Ты не рискнешь! — вдруг достаточно громко выдал он, оглядываясь по сторонам, словно надеясь на помощь извне хоть от кого-нибудь.
— Хочешь проверить? — я максимально восстановил по памяти интонацию, тембр голоса и предвкушающий тон, каким это говорила Малисса. — Пойдем-ка с тобой, прогуляемся во-о-н в ту рощицу. Отказа я не приму…
Я повлек его вперед, а кореец попытался затормозить, слабо упираясь. И тут он сломался.
— Стой! Ладно, я понял, понял! Давай договоримся…
— О чем? Что ты мне можешь предложить? Решить вопросы с Мазанакисом? Оставь это предложение себе, мне насрать на этого ущерба. Я успею до него добраться раньше, чем полиция смекнет что к чему…
— Не надо… я заплачу! Все что захочешь и скажешь — будет твоим! Только пожалуйста не надо! — кореец заплакал как ребенок и бухнулся на колени. — Прости пожалуйста!
Я постоял около минуты с безразличным лицом, делая вид что меня все происходящее не касается, а потом вздохнул и проговорил скучно:
— С этим своим рыжим бойфрендом объясняйся как хочешь, но если он еще хотя бы посмотрит в мою сторону — вам обоим конец. Лучше убейте меня сразу, пристрелите из-за угла чем-нибудь огнестрельным. Потому что если вы попробуете, или хоть как-то меня зацепите, или даже просто перейдете мне дорогу, я вас как щенков выпотрошу, и сварю из вас похлебку. Это после того, как отправлю записи камер в СИБ. Даже если я до вас не доберусь — они точно вас передушат. Уебывай отсюда.
Наблюдать за улепётывающим И Су Йеном было по меньшей мере забавно. Он припустил со скоростью раненой косули, оттолкнув зависшего товарища, распихивая попадающихся на дороге гостей и петляя как подстреленный заяц.