Написав, они уверяют себя, что на сегодня с них хватит, и откладывают покупку марок на завтра. Ну а наклеить марки после того, как они уже куплены, всегда успеется. И вот все трудности позади, остается опустить открытки в почтовый ящик, но этого-то они как раз и не делают, забывают, так что открытки, лежа в кармане, подолгу путешествуют вместе с ними от города к городу. В результате открытка с видом Капри может быть отправлена из Ортизеи, Кортины или Сан-Мартино-ди-Кастроцца. А может пролежать в кармане до возвращения человека домой — нередко в тот самый город, куда была адресована, и отправителю представляется наконец случай вручить ее лично. Впрочем, он и этого не делает. Ничего, пригодится на будущий год, успокаивает он себя. И открытка, на которую он всякий раз натыкается, разбирая бумаги или наводя порядок в ящиках письменного стола, в итоге попадает вместо почтового в мусорный ящик, так и не будучи отправленной или отданной адресату.
Получается заколдованный круг: есть открытка — нет ручки, есть ручка — нет открытки, есть и то и другое — остановка за маркой, попадутся марки — человек уже не помнит о лежащей в кармане открытке, а вспомнит — не видит поблизости почтового ящика.
Потом почтовые ящики могут попадаться ему на каждом шагу, но к этому времени он уже забыл про свои открытки или они у него — в другом пиджаке. А если открытки при себе, неохота из-за них останавливаться.
Однако чего ради, спросите вы, тратить слова на тех, кто не создан для открыток? Неужели автор намерен посвятить свой рассказ этой категории людей — к счастью, немногочисленной, да и не столь уж интересной, чтобы ею заниматься.
Напротив, господа. Замечу лишь, что к ней принадлежит, в числе прочих, ваш покорный слуга, и после этого весьма несущественного добавления покончу с нею, исчерпав то немногое, что можно было сказать о людях, составляющих данную категорию. Между тем, если я уделил всего несколько строк людям, созданным для открыток, объясняется это следующим: все повествование посвящено им, вы увидите их в действии, что освобождает от необходимости распространяться на их счет и оправдывает краткость сказанного о них до сих пор.
И последнее замечание, прежде чем мы введем наших героев: в области открыток есть свои нераскрытые тайны.
Итак, все, что говорилось выше, было необязательно, считайте, что автор этого не говорил, рассматривайте это как довесок, как нечто незапланированное, как приложение, как любезность человека, подарившего вам скромное эссе на тему: «Открытки. Трудности их написания и отправления. Психология отправителя». Иными словами, выбросьте из головы.
Так вот, я обещал ввести наших героев. Впрочем, мы их уже ввели: это супруги Роберто и Ирэна, которых мы видели решительно направляющимися к киоску с видовыми открытками.
Роберто и Ирэна были созданы для открыток. И путешествовали они исключительно ради того, чтобы посылать открытки. Причем не так уж бескорыстно, как это могло показаться на первый взгляд.
Путешествовали они только летом. Всего три месяца полноценной жизни в году!
Итак, пока их спутники обедали, Роберто и Ирэна заполняли открытки фамилиями, учеными званиями и поцелуями.
— Эту, — сказал Роберто, выбирая одну из самых красивых открыток, — пошлем профессору Чотоле. — Он начал писать и вдруг вскрикнул:
— Ой, клякса! Такую открытку солидному человеку уже не пошлешь!
Но открытка была изумительная, глянцевая. Рука не поднималась ее разорвать.
— Ничего страшного, — невозмутимо сказала жена, — пошлем ее еще кому-нибудь.
— Но ведь я уже написал «Луиджи»!
— Так пошлем ее другому Луиджи. Луиджи Фитто.
— Скажешь тоже! Какой от него прок? Уж лучше Луиджи Риве.
— А от Ривы какой прок? Надо подумать.
И они зашевелили губами: Луиджи… Луиджи… Луиджи… Луиджи…
— Луиджи Ридамми?
— Что ты! От него потом не отвяжешься!
И они продолжали перебирать знакомых.
— Дону Луиджи?
Придет же в голову. Дон Луиджи — священник, они и знакомы-то, честно говоря, толком не были. Открытку от своих нерадивых прихожан, да еще из такого фешенебельного места, он мог принять за насмешку.
Они перебрали всех Луиджи, каких только знали, и убедились, что выделить из них особенно некого.
И тут Роберто, забраковав дона Стурцо — не из политических соображений, а потому, что им на него наплевать, — вспомнил о своем старом дяде Луиджи.
И вышло так, что через несколько дней, получив весточку от молчавшего много лет племянника, старик, составлявший в то время завещание, назначил его своим единственным наследником.
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ШПИОНАЖ{6}
Перевод Е. Дмитриевой.
Всегда кажется, что до рождества еще много времени. Однако каждый раз его приход — как снег на голову.
Боже меня упаси хулить рождество. Да по мне, это самый прекрасный, самый радостный праздник в году: он вызывает в памяти далекие времена детства — уличных волынщиков, священные ясли, пасторальные песни. И все же рождество — это так утомительно!
Некоторые начинают готовиться к нему прямо с рождества: едва отпразднуют одно, уже думают о следующем. Лавочники вывешивают плакаты: «Рождество не за горами!» (имея в виду то, которое впереди), «Делайте заказы заблаговременно!» И старушки вносят каждую неделю по пятьдесят лир — в счет оплаты предстоящего пиршества. Так готовятся к рождеству простые горожане и сельские жители, заранее заботясь о том, чтобы в светлый праздник поставить на стол пару бутылок вина, жареную курицу, традиционный кулич и немного миндальной халвы.
Но чем ближе к богатым кварталам, тем внушительнее заказы: тут и книги, и картины, и дорогие манто, и даже — в самых фешенебельных районах — роскошные автомобили.
Ведь рождество — это еще и подарки. По мере приближения праздника в городе нарастает ажиотаж. Уже недели за три, а то и за месяц служащие начинают отпрашиваться у начальства, которое со своей стороны идет им навстречу ради такого случая, и чуть ли ни каждый день убегают с работы за рождественскими покупками. Ведь подготовка к рождеству — это приобретение подарков для обмена: я покупаю галстук тебе, ты покупаешь галстук мне. Казалось бы, гораздо проще купить галстук или еще что-нибудь себе самому. Потому, что, запасаясь друг для друга примерно одинаковыми подарками, люди теряются в догадках, не зная, во-первых, как избежать подарков-близнецов, выбирая ту или иную вещь, а во-вторых, как угадать цвет, форму и проч., и проч., не имея ни малейшего представления о чужом вкусе. Приходится, однако, учитывать и сентиментальную сторону, которой надо отдать должное раз в году.
Ажиотаж, охватывая главным образом женскую часть населения, постепенно нарастает и, достигнув высшей точки, принимает уже характер мании — выяснить, какой подарок, преподнесенный некой особе, вызовет у нее восторженное восклицание:
— Ну и женщина, черт побери! Как же она догадалась, что угодит мне своим подарком?
Как? Да очень просто. Существует определенная система, она-то и обеспечивает успех. Прежде всего расставляются самые настоящие ловушки с целью выведать у человека, о каком подарке он мечтает, но он не должен догадаться, что именно этот подарок вы ему и собираетесь сделать — иначе пропадет эффект неожиданности, обязательный в таком деле. Но даже если разведка проведена удачно, радоваться еще рано: вокруг плетут интриги, воруют идеи, подслушивают разговоры, обрывают телефоны: «Я опять в полной растерянности. Со стороны Иоланды это просто непорядочно: подслушала мой разговор и украла у меня идею — подарить трубку». Необходимо соблюдать строжайшую конспирацию, изучать, выведывать, ставить капканы, заманивать в сети, хитрить, направлять по ложному следу — и не только для того, чтобы узнать, что человеку хотелось бы получить в подарок, но и для того, чтобы точно такую же вещь ему не подарили другие.
Дамы, например, уже за несколько месяцев до рождества начинают приглашать в гости того или тех, кому они собираются сделать подарки (желательно по одному, чтобы не запутаться), и за ужином как бы между прочим роняют слово: например, «галстук», а сами с замирающим сердцем следят за выражением лица своего гостя. Если тот и бровью не ведет — делать нечего, надо переходить к другим названиям: например, «зонтик» или «шейный платок». Если же гость вздрогнет — значит, все в порядке: галстук — вот что он хочет! Одно дело сделано.
Теперь предстоит выяснить, какого цвета галстук он предпочитает. Но по-прежнему тщательно маскируя свои намерения, иначе пропадет эффект неожиданности, обязательный также и в отношении цвета. Осмотрительность требует не переусердствовать в первый вечер. Область исследований ограничивается темой «галстук», а для выяснения цвета человека приглашают снова или используют иные подходящие случаи. Во второй раз, не возвращаясь более к существительному «галстук», что могло бы показаться подозрительным, хозяйка дома с безразличным видом, хотя сердце готово выскочить у нее из груди, роняет за ужином: «зеленый в розовую полоску» или: «в горошек» — и следит исподтишка за выражением лица приглашенного. Если горошек оставляет его равнодушным, хозяйка переходит к ромбам и клеткам; если же в глазах гостя промелькнет еле заметный огонек, она, ничем не выдавая своей радости, торжествует: все ясно, он мечтает о галстуке в горошек!
Чтобы выведать, в какой горошек — желтый на зеленом фоне или красный на голубом, — потребуется еще дважды пригласить человека в гости: один раз ради горошка, а другой — ради фона.
Увеличьте эту работу в десять, двадцать, тридцать раз; прибавьте сюда необходимое разнообразие подарков; не забудьте, что те, кого вы собираетесь осчастливить, хотят в свою очередь осчастливить вас, и вы получите представление о хитроумной подоплеке ноябрьских и декабрьских разговоров.
Если, несмотря на все ухищрения, так и не удается выяснить, каким подарком вы угодите человеку и что он получит от других (самое страшное — это подарки-близнецы), нередко прибегают к помощи третьих лиц. Операции, которая окружена строжайшей тайной, неделями уделяют по нескольку часов в день, специально отпрашиваясь у начальства и с его разрешения покидая конторы и предприятия на некоторое время, а то и до конца рабочего дня.