К ним приезжали порой с полдня или с полуночи какие-то люди в белых плащах с красными крестами или без оных, останавливались в замке, показав рыцарю Гуго какую-то грамоту с хитрой печатью. Некоторые привозили с собой изрядные деньги – серебро или даже золото. И не видно было, чтобы в уплату долга или для какой-то покупки. Привозили, оставляли в замке, получали от Гуго взамен тоже какую-то грамоту и уезжали. Или, наоборот, приезжали порожними, предъявляли грамоту и уезжали с возом серебра. А то и с мешком золота. Понял тогда отец, чем они там занимаются – деньги в рост дают, и очень он в рыцарях разочаровался!
Они ведь всем говорили, что воевали на Святой земле для освобождения Гроба Господня от язычников, а тут вон оно что оказалось! И богатства свои наверняка там и награбили, потом приумножили их ростовщичеством. А ведь это не богоугодное занятие! Что они там ещё с деньгами делали – неизвестно. Только знал отец, что с каждым годом богатства их всё росли и росли. Не раз помогал он носить в подвал полученные от очередного посетителя мешки с золотом. Мешков всегда было много, и Гуго просил отца помочь: тот к тому времени уже подрос и был отроком, как ты сейчас.
А порой бывали в замке ночные службы. Присутствовали там только рыцари, других обитателей замка не пускали. Гуго де Адемар говорил отцу, что, как только тот подрастёт, примет посвящение – вот тогда и будет допущен к ночным бдениям.
Поскольку тамплиеры были не столько монахами, сколько воинами, то и отца учили военному делу, к которому он с детства наклонность имел. Научился он владеть и мечом, и копьём, и луком. Стукнуло ему уже пятнадцать годков, и умел он к тому времени говорить и писать на французском и по-латыни, знал воинский строй и латинское богослужение, описание земное и историю по греческим и римским рукописям.
Возможно, так бы и остался отец навсегда во франкской земле, принял бы посвящение, забыл бы родной язык, если б не один случай и события, что последовали за ним. Потом уже, много лет спустя, отец понял, что всё случившееся рано или поздно должно было произойти. Он-то видел, какие богатства накопили храмовники в одном только Гриньяне. А таких замков у них было видимо-невидимо. И не только во франкской земле, но и в Италии, Испании, в немецкой земле да и во многих других. Замечал отец, как жадно поглядывал на Гуго Адемарского правитель соседнего графства и с какой ехидной усмешечкой Гуго относился к посланникам самого короля… Никому не подчинялись храмовники – признавали только власть Господа Бога да папы римского. Вот так…
А событие, про которое я говорю, произошло осенью. Приехал тогда с полудня, с побережья, важный купчина. Говорил он на неизвестном языке, а родом был, скорее всего, из земель полуночных, немецких. Привёз он золото, но боялся с ним путешествовать через франкское королевство, потому что разбойников там расплодилось много и вполне могли они ограбить удачливого купца на его долгом пути к морю. Хотел тот купчина оставить своё богатство в замке, а взамен получить от Гуго Адемарского грамоту, по которой храмовники земель полуночных выдали бы ему те же деньги за вычетом обычной доли – десятины.
Такое случалось не впервые, да только заподозрил отец, что замыслил Гуго Адемарский недоброе. Изучил он своего наставника вдоль и поперёк и прекрасно знал, когда тот обманывает, а когда говорит правду. Вот и сейчас в елейно-приторном голосе шателена чувствовалось что-то лживое, ненастоящее. И решил отец подглядеть, что же там замышляет рыцарь против богатого гостя?
Подкрался вечером отец к шато, домику для приезжих, и притаился под окном. Рыцарь Гуго как раз разговаривал там с купцом. О чём толковали, отец так и не понял: говорили они на языке гостя. Да только закончилась их беседа самым неожиданным образом. Поставил приезжий свою подпись на каком-то пергаменте, и Гуго тут же налил в бокалы вина – вроде как за удачное завершение дела. Гость не отказался, но, выпив, схватился за горло, посинел и грохнулся прямо посреди горницы. Отец от неожиданности аж отпрянул от окна, зацепившись рукавом за решётку.
Услышал Гуго, что у дома находился кто-то посторонний, выбежал во двор – да не тут-то было. Не стал отец дожидаться, пока Гуго его найдёт. Бывал рыцарь частенько гневлив и на расправу скор. Подозревал отец, что если схватит его шателен, то не дожить ему и до утра. Убьёт его или сам Гуго, или кто-нибудь из его ближайших помощников, а тело скинут в ров с водой, что окружает замок со всех сторон. Вода там проточная, к утру утащит мертвеца из канала в Рубион, из него – в Рону, и дальше – до самого Средиземного моря.
Скорее всего, так бы и случилось, ибо проницателен был рыцарь и виноватых всегда разоблачал, как бы они ни таились. Чтобы скрыть убийство важного купца, Гуго приказал бы, пожалуй, перебить всех, кто находился в замке, кроме своих верных стражей. Да только вмешались в события обстоятельства куда более серьёзные, чем воля шателена Гуго де Адемара. И судьба не только замка, но и всех рыцарей-монахов, да и самой Франции оказалась перевёрнута и скомкана, словно тряпка.
Отец Варсонофий замолчал. Откуда-то сверху донеслось чириканье. Дьяк поднял голову и посмотрел вправо. Вслед за ним взглянул туда и я. На оконной створке сидела давешняя ласточка и весело щебетала.
– Смотри-ка, – удивлённо сказал Варсонофий, – столько времени сидела, не улетала. К хорошим вестям.
Ласточка цвиркнула ещё раз и вылетела в окно. Дьяк проводил её взглядом.
Глава пятаяУ Олега
Варсонофий сказал мне, что рассказ свой завершит вечером, а пока велел отложить книгу про Перикла и отправляться ужинать. Но попасть вечером к Варсонофию мне не довелось. После ужина прибежал в мою келью княжий дружинник, приказал идти к Олегу. Я удивился: чего бы это он вдруг обо мне вспомнил? Ведь сейчас главная забота – город до морозов отстроить. Но коль князь велел – отнекиваться не станешь.
Прихожу в палаты, а там уже Олег, Дмитрий Чевка и Варсонофий сидят – меня дожидаются. Князь глядит на меня ласково, только в глазах тоска. Не знаю уж, как он сумел печаль и ласку в одном взгляде совместить. Стою я перед князем, а он боярина Дмитрия спрашивает:
– Ну и как сей отрок себя в ратном деле показал?
– Хорошо, – отвечает тот. – На мече и шестопёре бьётся изрядно, сулицу мечет не хуже меня. Для стрельбы из лука только надо бы ему навыка побольше… Да и силёнок пока маловато: юн слишком.
– Силёнка – дело наживное, – говорит Олег. – А как отрок показал себя в бою?
Я и сказать-то ничего не успел, а боярин опять:
– Дядя Миша говорит – не робел, был всегда среди первых. Он за ним присматривал.
Вот как! А я-то ничего и не заметил. Думал, сам по себе.
Олег повернулся к дьяку:
– А в науках он как преуспел?
– Да ты, князь, и сам знаешь, – сказал Варсонофий, – у меня сроду такого бойкого да смышлёного ученика не было.
Вот это да! С чего бы это они в один голос меня хвалить взялись? Неужто я и в самом деле такой хороший?
А Варсонофий продолжает:
– На лету всё схватывает, греческий и латынь знает свободно, жизнеописания великих мужей древности и земное описание изучает исправно. И науки он постигает в самые малые сроки, не то что твой младшенький балбесушка.
Олег грозно зыркнул на Варсонофия, и дьяк споткнулся на полуслове. Понял, что сболтнул лишнее. На мгновение в горнице повисла неловкая тишина, потом Олег сказал:
– Значит, вы оба говорите, что отрок сей в книжной премудрости и военном деле преуспел изрядно. Так?
Боярин Дмитрий и Варсонофий согласно закивали.
А Олег между тем продолжал:
– Посему повелеваю: отныне учить его будете наукам неявным. Ты, Дмитрий, обучишь его тайному бою. А Варсонофий пусть наставляет в посольском деле. Да смотрите учите крепко!
Князь встал, давая всем понять, что разговор окончен и обсуждать нечего. Дмитрий и Варсонофий поднялись следом. И тут я вспомнил:
– Постойте!
Все остановились и удивлённо посмотрели на меня.
– Я ведь опять ту печатку видел.
Варсонофий и Олег сразу поняли, о какой печатке я говорю. И только в глазах Дмитрия я увидел недоумение.
– Вот как? – спокойно удивился Олег. – Где, когда, при каких обстоятельствах и почему сразу не сказал?
Эх и умеет же князь вот так просто, с ходу, коротко и ёмко задать кучу вопросов, на которые быстро и не ответишь! Они снова уселись за стол, а я начал рассказ…
Когда я закончил, Олег, немного помолчав, повторил вопрос:
– Почему сразу об этом не рассказал?
– Пока я до городских ворот добрался, купцы успели уйти далеко. Да и кто меня послушает, если скажу, что надо их ловить! Князя нет, да и войска в Рязани осталось совсем немного. Всё равно бы никто погоню не снарядил. Да и где их там, в степи, найдёшь? А ночью прискакали ордынцы, и тогда стало совсем уж не до перстня с печаткой.
– Странно… – задумчиво сказал Олег. – во второй раз так получается. Сначала появляется человек с перстнем, где два всадника на одном коне, а потом заявляются ордынцы. Неужели лазутчик?
– Зачем лазутчику такой приметный перстень? – усомнился Дмитрий. – По нему его сразу отличишь.
– Может, и лазутчик, – предположил Варсонофий. – А перстень ведь такая штука: если не знаешь, что на печатке, присматриваться не будешь. Да и неизвестно им, что мы печатку на примету взяли. Надо бы, князь, на заставы дать знать. Если встретят людей с такой приметной печаткой, чтобы в Рязань сообщили.
– И-и-и!.. – встрял было Дмитрий.
– А вот задерживать их не надо, – оборвал его Варсонофий. – Лучше приглядеться, чем заниматься будут, с какими людьми говорить, о чём… А потом уж и решать.
– Дело говоришь, – сказал Олег. – Надо бы разобраться, с чего бы вдруг эти люди к нам зачастили и отчего после каждого их появления у нас города да сёла жгут и людей в полон уводят.
На том и порешили.
Когда вышли из терема, дьяк, видно вспомнив приказ князя о моём обучении, совсем по-мальчишески пихнул меня локтём в бок: