Была мачеха лиха,
Она била кота,
Приговаривала:
– Не ходи-ка, коток,
По чужим по дворам,
Не качай-ка, коток…
Взгляд его стал задумчивым и грустным. Мне тоже вспомнилась мама, и я подхватил:
Чужих детушек,
А качай-ка, коток,
Нашего Васеньку!
– Вася, получается, мы с тобой под одну колыбельную росли? – спросил Юрка.
– Выходит, так. Ну это ладно. А что язык знаешь, зачем скрывал-то?
– Да низачем. Ведь забавно, когда все считают, что ты их не понимаешь. А ты их понимаешь! Только смотри: кроме тебя, никто об этом не знает!
– Так ведь ты тогда при всех говорил.
– Да разве кто-то об этом теперь вспомнит? Все тогда о другом думали. Главное, ты никому не говори.
Вот же хитрец!
Глава четвёртаяТайный гонец
Как-то мне не спалось, и я сидел на окне, свесив ноги наружу. У кремлёвских ворот послышался топот копыт. Всадник осадил коня и, не слезая, принялся колотить в калитку ногой. Скрипнули петли, дверь отворилась. Открывший и прибывший обменялись негромкими неясными фразами, после чего гостя впустили в кремль. Всадника я не узнал, хотя был знаком со всеми, кто нёс службу в городе. Выходит, это не рязанец? Дружинник уже бежал к княжеским покоям – видно, понадобилось разбудить Олега. Вскоре ночной гонец в сопровождении двух дружинников поднялся наверх.
Заинтересованный, я ждал, что же произойдёт дальше. Но дальше не было ничего, только летучая мышь металась туда-сюда перед моим лицом. В княжеской светлице затеплился огонёк: свечи зажгли! Если из-за ночного гонца пришлось будить князя и собираться в светлице, значит, дело серьёзное: совещаются. А по какому поводу – неизвестно. А если ещё подождать, может, что-то прояснится? Через некоторое время в княжеский терем прошёл… кто бы вы думали? Варсонофий! Его впустили, и дверь закрылась, даже засов лязгнул. Опасаются чего-то?
Какое-то время я сидел позёвывая и дожидаясь дальнейших событий, потом продрог на ночном ветру и лёг спать. Юрка уже давно посапывал на соседней лавке, улыбаясь чему-то во сне.
Наутро, когда мы пришли к Варсонофию, то с удивлением обнаружили, что его светлица заперта на большой замок. За пять лет, что я здесь живу, такое случилось впервые. Всё время, когда я сюда приходил, дверь была открыта и Варсонофий сидел за столом, уткнувшись в очередной свиток или книгу. Потоптавшись немного, мы с Юркой отправились упражняться в воинских науках.
Я привычно зашёл в плотницкую и взял стопку деревянных плашек, а Юрка сбегал в нашу келью и притащил оттуда луки и несколько метательных ножей. Этим мы до обеда и занимались. Я уже давно научился разрубать на лету одну плашку, но, чтобы две подряд, такого ещё не бывало. Вот и решил поупражняться. Пока я махал мечом, Юрка кидал ножи. Здо́рово он наловчился: и с пяти шагов, и с десяти, и с двадцати. Это ведь не так просто. Для каждого расстояния – свой приём. Тут ведь надо точно рассчитать, сколько оборотов сделает нож в полёте, с какой силой его метнуть. Потом вместе стали упражняться в стрельбе, сломав при этом несколько стрел. В полдень, уставшие и голодные, мы отправились на обед.
Но обедать мне в тот день пришлось позже. Когда мы с Юркой складывали оружие в келье, в дверь постучали. Нет, сегодня действительно необычный день! С утра варсонофиева светлица впервые за пять лет оказалась запертой на ключ, теперь кто-то стучится к нам в келью – опять же впервые за пять лет! Странно как-то! А если вспомнить другую странность, случившуюся накануне, а именно визит неизвестного всадника, из-за которого возникла необходимость будить среди ночи князя и вызывать к нему Варсонофия, то, похоже, в великом княжестве Рязанском грядут перемены. Без крайней нужды князей не будят и главного княжьего советника от привычных занятий не отрывают. И, без сомнения, это всё связано с ночным гонцом.
Дверь отворилась. На пороге стоял отрок чуть помладше меня, Борис, сын одного из ближних бояр.
– Великий князь рязанский Олег Иванович велит холопу своему Ваське явиться пред его светлые очи.
По бестолковости Бориса в учение не отдали, а использовали для посылок. Вот он и возгордился, считая себя важной птицей. Мне это сильно не нравилось, но до сих пор мы с ним не сцеплялись: подходящего случая не было. А первым начинать я не хотел: он всё-таки сын боярский. Но тут пришлось ответить, иначе никак. Ни слова не говоря, я кивнул ему: мол, приказ понял – и, выходя из кельи, как бы невзначай задел его плечом, но так, что он на ногах не удержался и полетел кубарем на пол. Я подошёл и протянул ему руку, помогая встать. Он поднялся, глядя на меня исподлобья, и тут же снова присел: всё-таки рука у него слабенькая, не чета моей.
– Запомни, сын боярский, не холоп я.
Я отпустил его и вышел на улицу: приказы Олега я всегда выполнял быстро. И не за страх, а за совесть… К моему удивлению, у князя я застал Варсонофия. Оказывается, он всю ночь и полдня просидел у него. Наверное, советовал что-то – как же иначе?
В горнице, кроме Олега и Варсонофия, не было никого. Князь сидел задумчивый. Лицо Варсонофия тоже было невесёлое. Я давно заметил: князь, когда один и когда на людях, разный. Конечно, в одиночестве я его видел не часто, но разницу всё же уловил. Когда его не видят, лицо у него озабоченное. Да это и понятно: Рязань стоит на порубежье русских земель и Дикого поля, ордынцы в набег в первую очередь сюда идут. Тут озаботишься! Чтобы княжество в достатке сохранять, только успевай поворачиваться. А к народу Олег выходит с совсем другим лицом. Не знаю, как его определить, но лучше всего подходит здесь слово «княжеское». Да, княжеское лицо у Олега на людях.
– Садись, Василий, – сказал Олег, – дело к тебе есть.
Ничего себе, князь присесть велел! За что такая честь? Что, интересно, он мне предложить хочет?
– Может, кого другого пошлём? – спросил Варсонофий. – Молод же ещё совсем.
– Кого? – ответил вопросом Олег.
Варсонофий промолчал.
– Слушай, Василий. Есть тебе одно поручение, очень опасное, и в другое время я бы тебя не отправил.
У меня аж дыхание спёрло.
– Да я… Куда угодно…
– Вот и хорошо, – оборвал меня Олег. – Надо тебе будет отправиться к великому князю литовскому Ягайло с донесением. Как думаешь, справишься?
Справлюсь ли я? Этот вопрос можно и не задавать. Я все силы свои готов приложить, и даже больше, лишь бы выполнить Олегов приказ. Хоть к Ягайле, хоть к Дмитрию Московскому, хоть к самому Мамаю – к нечистому в пекло пойду, если надо. Так я князю и сказал.
Олег с Варсонофием переглянулись, и дьяк заметил:
– Надо бы в помощь ещё кого-нибудь с ним послать.
– Отправим доброго воина для защиты, а лучше двух.
– Да я один готов… – начал было я.
– Молчи и слушай, – снова спокойно оборвал меня Олег. – Пойдёшь посланником к Ягайло, но посланником тайным, под видом паломника, в Киев. Он там сейчас войско собирает в помощь Мамаю.
– Мамаю? – удивился я. – А для чего?
– Был ночью гонец, – тяжело вздохнул Олег, – а от кого и с какими вестями, знать тебе без надобности…
В общем, объяснил он мне, что и как я должен говорить Ягайле. Вернее, больше говорил Варсонофий – не зря же он у князя главный советник по посольским делам. И не зря, выходит, он меня в этом наставлял. Вот и пригодилось. А что да как – я, конечно, никому не расскажу. Тайное это дело. Никто, кроме Олега, Варсонофия и меня знать не должен. Так князь сказал.
– А если Ягайло мне не поверит? – решил уточнить я.
– Не поверит, говоришь? Поверит, он ведь меня за союзника считает. А чтобы сомнений не было, от кого ты послан, покажешь ему это.
Он протянул мне невзрачный серый перстенёк. Кажется, из простого железа. Я взглянул на него, уже догадываясь, что увижу. И не ошибся: камня там не было. Вместо него красовалась печатка – два всадника на одном коне.
Часть четвёртаяВ пути
Глава перваяНачало путешествия
Я лежал в лодке и смотрел в небо. Там плыли облака. Одни были похожи на деревья, другие – на медведей, третьи на людей. Одно облако показалось мне похожим на бабку Секлетию. Может, это она и есть – там, в небе? Она ведь хорошая была старуха, не вредная, только обличьем страшная. Маму старалась вылечить. Почему бы ей после смерти не попасть на небо? И умерла мученически. Варсонофий говорит, что все мученики попадают на небо. Нет, хорошо всё-таки, что мы к ней тогда за яблоками не полезли!
А вот отца я в небе не видел. Ни отца, ни другого кузнеца, ни кузницы, ни молота с наковальней. Выходит, отец ещё на земле? Хорошо бы это было правдой! Кто его знает, может, и доведётся ещё встретиться.
Рядом со мной примостился Юрка. Вы, наверное, спросите: как он здесь оказался? Так это Варсонофий настоял, хотя Олег и сомневался, отправлять его с нами или нет.
Но дьяк тогда сказал: «Путь дальний, дело важное. А ну, как приболеет кто в дороге или поранится? Без доброго лекаря тут никак, хотя и жаль его отпускать, ведь он мне всё равно как сынок. Но опоздают посланники к Ягайло – сам же себе этого не простишь».
Олег на это только молча кивнул, соглашаясь.
Юрка сидеть спокойно в лодке не мог, всё ёрзал да по сторонам зыркал. А что там смотреть? Степь вокруг да нечастые березняки и осинники. Течение спокойное, Ока в этих местах – речка тихая, неспешная. Решено было, что нас на лодках доставят по Оке и Воже выше того места, где два года назад Дмитрий Московский разбил ордынца Бегича.
«Неча ноги бить, – сказал Варсонофий, – нахо́дитесь ещё – путь неблизкий».
Сначала они с князем спорили: Олег хотел нас по воде доставить поближе к литовским владениям, да только прямого пути до них не было, а давать большую петлю по Оке – только время зря терять, против течения-то. Потом решили, что лучше проделать эту часть пути пешком, благо время позволяло. Вместе с нами отправили двоих опытных воинов. Первый – дядя Миша, а вторым взяли того парня, которого Юрка своим лекарским искусством от смерти спас. Звали его Кирилл, а по прозвищу – Дрога. Человеком Кирилл был беспокойным, но весёлым и добрым. Юрку за спасение превозносил чуть ли не до небес. Он ещё не совсем поправился, поэтому Олег, отпуская его, сказал, как бы про себя: «Пусть прогуляется. Здоровее будет». Если пройти девятьсот вёрст значит «прогуляться», то я тогда – ордынский царевич. Или, может, он имел в виду, что Кирилл, путешествуя с нами, пропустит какую-то битву и тем самым убережется от ран и погибели? Хотя, пока по степи до Киева дойдёшь, многое может случиться. Тут ведь разные люди рыскают: и ордынские разъезды, и литовские. Да и русские разбойнички шалят.