Вот же какая удача! А я уж думал, придётся Кирилла оставлять на чьё-нибудь попечение, чтобы самим идти дальше, – княжеский приказ-то выполнять надо! Интересно, чего это вдруг Ягайло вместо Киева оказался в Курске? Неужто…
Додумать мне не дали. Ордынцы по приказу своего предводителя похватали нас с Юркой и усадили в сёдла позади себя, велев крепко держаться. Дядя Миша влез сам, выбрав коня покрупнее. Кирилла, уже начавшего впадать в забытьё, положили поперёк седла. Мы тронулись в путь.
Знаете, я хотя в Рязани и научился хорошо скакать на коне, но всё же до ордынцев мне далеко. Они как будто составляют с конём одно целое. Мне вспомнились читанные в Варсонофиевых книжках старинные эллинские рассказы про кентавров, полулюдей-полуконей. Наверное, тот, кто их придумал, имел в виду именно ордынцев. Хотя нет, тогда ордынцев ещё не было. Но, видно, были такие же кочевые народы, у которых дети садятся на коня раньше, чем начинают ходить.
Всадник, за спиной которого примостился Юрка, скакал рядом. Глядя на них, мне опять вспомнился перстень с двумя всадниками на одном коне. Только там были франкские рыцари, а здесь – мальчишка и ордынский воин. Я ощупал подол своей залатанной рубахи – перстень на месте.
Юрка трясся позади ордынца, и лицо его с растянутой до ушей улыбкой излучало прорву радости. И я даже запомнил тот момент, когда его уныние сменилось весёлостью. Это случилось, когда предводитель дозора объявил, что мы находимся под защитой литовского меча. Юрка как раз рассматривал кривую саблю ближнего к нему всадника.
Вскоре в воздухе повис запах дыма – но не пожарищ, а дыма костра. Где-то недалеко варили ужин. На горизонте показались деревянные крепостные стены – Курск!
Глава шестаяЯгайло
Курск – городишко небольшой. Крепостные стены из толстенных брёвен, а вот из каких – дубовых ли, сосновых – разглядеть я не смог: уже смеркалось. Интересно, почему не строят из камня, коль под боком каменоломни? А то ведь ещё немного – и их затопит подземными водами. Хотя Курск литовцы захватили не так давно и могли просто не знать об их существовании. Или в воинских заботах недосуг было.
В город нас пропустили без лишних разговоров – заметив возвращающийся дозор, просто открыли створки ворот. Видно, таких дозоров вокруг Курска рыскало немало. Когда мы въехали в город, я понял, что ворота вообще можно было держать открытыми – во́йска в Курске и вокруг него было не то что много, а просто тьма-тьмущая! И конные, и пешие, но конных всё же больше. Кроме литовцев было немало и ордынцев – видно, Ягайло нанимал на службу тех, кто не поладил со своим ханом. Или просто разбойников. А вот Чипига к нему наниматься не захотел, и мне почему-то кажется, что грабил он как раз литовцев и ордынцев, а не русских. А иначе зачем бы он пошёл к Дмитрию Московскому? В грядущей битве денег не добудешь, а вот стрелу в живот – запросто.
На воротах воинов было немного, не больше десятка. Простых жителей вблизи я не заметил. Но меня поразила одна девчонка в сером платье с белым вышитым передником, которая шла куда-то в глубь города. Сумерки уже сгустились, а вокруг неё как будто свечение стояло. Я даже рот раскрыл от удивления. Потом понял: это от её волос. Они были светло-жёлтые, но какие-то необычные: не канареечные и не соломенные, а скорее золотистые и напоминали свежий мёд – такие же мягкие и тягучие. И самое главное: волосы светились! Разве такое бывает? Я проводил её взглядом.
Она как будто почувствовала это: оглянулась и рассмеялась. Тут я понял, что всё это время так и стоял с открытым ртом. Выглядел я, похоже, очень глупо. И чего смеяться-то? Ясно же любому: устал человек! Я сердито отвернулся. Правда, смех этот забыть почему-то не мог. Обидно. Интересно, сколько ей лет? На вид – примерно как мне, ну, может, чуть поменьше.
Несмотря на заход солнца, площадь перед деревянным курским кремлём была оживлённой: у перевязи стояло не меньше тридцати коней, прошёл на рысях небольшой отряд конных литовских воинов, потом пробежал парень, обронив шапку. Похоже, Ягайло – князь деятельный, раз и ночью жизнь в войске кипит. И понятно, что готовится выступить со дня на день. А раз так, то надо задержать его, чего бы это нам не стоило! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он пришёл на помощь Мамаю! Если они успеют объединиться, Дмитрию несдобровать.
Нас провели в терем. Брёвна, из которых он был сложен, успели потемнеть от времени, стало быть, давно его никто не палил. Видно, очень сильны литовцы, не подпускают никого к своим городам.
Дозорные, слегка подталкивая в спину, ввели нас в светлицу. Посреди стояла большая такая бронзовая штуковина на трёх ногах, в которой в особые держатели были вставлены четыре чадящих светоча. За столом сидело несколько человек, судя по одежде – богатые и влиятельные бояре. Кто из них князь Ягайло, я понял сразу. Нет, я знал, конечно, что он очень молод, но я и без этого догадался бы. В нём было что-то, напоминавшее князя Олега Рязанского, – внушающая доверие властность, заставляющая относиться к нему с уважением и почтением. Другие литовцы тоже были важными, но всё равно не так.
Варсонофий как-то рассказывал мне, что древние эллины считали людей, умеющих убеждать и располагать к себе, обладателями особого Божьего дара – харизмы. Такими были в Элладе Перикл и Александр Македонский. А на Руси – Олег Рязанский. Теперь я видел, что таким же, несмотря на молодость, был и великий князь литовский Ягайло. И только сейчас я понял, какая трудная у меня задача – убедить такого человека в том, чего на самом деле не существует.
Начальник дозора выступил вперёд и начал говорить по-литовски. Когда он закончил, Ягайло отдал короткое распоряжение, и сопровождавшие нас ордынцы быстро покинули светлицу. Затем он снова начал говорить, явно обращаясь к нам. Антанас повторял сказанное Ягайле по-русски:
– Великий князь хочет, чтобы вы рассказали, кто вы такие, что видели в дороге и для чего пришли в литовские владения.
Дядя Миша подробно рассказал, как на нас напали крымчаки, сколько их было и какое у них вооружение. А я, признаться, всех подробностей тогда просто не разглядел. Мне и не до этого было – лишь бы в полон не попасть! Когда он закончил, Антанас спросил:
– Князь хочет знать, почему вы не ответили на вопрос, кто вы такие и куда направляетесь?
Что ж, вот и настал мой черёд. Я сделал шаг вперед и произнёс:
– Я посланник от великого князя рязанского Олега к великому князю литовскому Ягайло.
Не знаю, каким Антанас был воином, скорее всего, хорошим, раз его начальником дозора поставили. Но вот посланником ему точно никогда не быть: растерянности он скрыть не смог, хотя и перевёл всё не мешкая. При этих моих словах он, кажется, даже поперхнулся от неожиданности, а бояре рядом с Ягайло удивлённо зашумели. И только сам князь остался спокоен.
– Чем можешь подтвердить свои слова? – хриплым голосом произнёс Антанас.
– У меня есть тайный знак от Олега.
Я достал метательный нож, который хранил в котомке, и, распоров подол рубахи, извлёк на свет перстень, где на сером металле скакали два всадника на одном коне – почти точь-в-точь, как мы, только что, позади литовских ордынцев. Антанас хотел взять у меня перстень, но я не дал. Вместо этого сам подошёл к Ягайле и с полупоклоном протянул ему.
Князь взял перстень, внимательно осмотрел печатку, потом ещё что-то на внутренней стороне, после чего кивнул куда-то за наши спины. Послышался топот, и четверо слуг внесли две лавки и небольшой стол. Он, как по волшебству, был быстро и обильно уставлен вкусными блюдами, хотя, как я заметил, особым разнообразием не отличался – видно, в походе Ягайло мало обращал внимания на яства, предпочитая простую сытную пищу. Ещё одно подтверждение, что его нужно опасаться, – этот человек готов терпеть неудобства ради достижения своей цели!
Я обратился к Антанасу:
– Скажи князю: у нас товарищ ранен и лежит в жару. Надо бы лекаря.
– Я, я лекарь, – пропищал рядом Юрка, – надо только келью для больного да тра́вы.
– Хорошо, – кивнул Антанас и прокричал что-то по-литовски, указывая на Юрку и на дверь.
Юрка ушёл, а мы с дядей Мишей уселись за принесённый стол. Ягайло жестом отослал Антанаса, произнёся по-русски почти чисто:
– Не надо переводить. Я хорошо понимаю. С детства говорю на этом языке.
Интересно, почему он тогда сначала слушал нас через толмача? Может, признав за союзников, посчитал, что незачем скрывать, что понимает нас? Ну прям как Юрка в Рязани! И зачем вообще это было скрывать? Хотя… кто этих князей поймёт? Может, его русский язык – это особый знак доверия к нам?
Так и не разобравшись с многочисленными вопросами, я начал первую в своей жизни посольскую речь:
– Великий князь рязанский Олег, помня о добрых отношениях с твоим отцом Ольгердом, в православном крещении Александром, сообщает, что крымские ордынцы, извещённые о твоём походе на восход, собираются в твоё отсутствие напасть на южные пределы княжества.
– Откуда Олегу об этом известно?
– Дозор рязанский взял в степи важного крымского вельможу, который с двумя сотнями воинов разведывал, насколько серьёзны намерения Мамая. У Золотой Орды со своим крымским улусом[27] разладились отношения. До открытой войны дело не дошло, а вот союзников друг друга они пограбят с превеликим удовольствием. Поскольку князь Олег является союзником Золотой Орды и Великого княжества Литовского, то о намерениях крымчаков он сообщил и Мамаю, и тебе, Ягайло.
– Почему же сообщить такие важные известия он отправил отрока, а не опытного воина?
– Посольское дело не воинское. Я в учениках у княжьего советника дьяка Варсонофия состою. Да и не такой уж я отрок. В Рязани воинский возраст с пятнадцати годков считается.
– Слышал, слышал о Варсонофии. Отец очень его ценил, даже звал к себе на службу.
– Олегу вдвойне приятно оказать услугу сыну единоверцев Александра Литовского и Ульяны Тверской. Он интересуется, как поживает твоя благородная матушка?