Она говорила почти чисто, но было понятно, что её родной язык – литовский. Переминаясь с ноги на ногу, она собиралась продолжить путь.
Я предложил:
– Давай я тебя провожу. А то вдруг опять собаки нападут?
Она молча кивнула, и мы пошли рядом.
– Тебя как зовут? – спросила она.
– Вьюн… То есть Василий.
– А меня Аустея.
– Красиво.
– Это у нас так богиню пчёл зовут.
Я вспомнил, что многие литовцы ещё верят в старых богов.
– А у тебя и волосы как мёд.
Она смущённо улыбнулась:
– Отец мёд для князя собирает. Он и назвал.
– А у нас в деревне был Иван, по прозвищу Перга, он тоже пчелиный мёд собирал. Видел я его как-то раз, когда его пчёлы сильно покусали, – лицо всё синее, распухшее, и не поймёшь, где заканчивается нос, а где начинается ухо.
Аустея рассмеялась:
– Отца не кусают! Вернее, кусают, но редко. Он пчелиное заветное слово знает.
– Какое ещё слово?
– Не знаю, отец говорит, что мне это совсем не надо.
– Да нет никакого слова.
– Нет, есть. Хочешь, завтра сходим, сам у него спросишь?
– Куда сходим – в лес, что ли?
Она засмеялась. Звонкий у неё смех, как серебряный колокольчик, что я видел в Рязани у Варсонофия.
– Не совсем. Отец живёт в лесу, но мёд там не собирает, а сам пчёл разводит. Это рядом, недалеко от города.
– Как – разводит? – удивился я. – Пчёлы – это что, коровы, что ли?
– Очень просто. Берёт большую колоду, выдалбливает там дупло, запускает пчёл. Когда они принесут мёд, забирает половину, а остальное им оставляет, чтобы могли сытно перезимовать.
– И получается?
– Второй год уже так держит. Так что – сходим завтра?
– Сходим.
Мы подошли наконец к княжескому терему.
– До завтра, – сказала Аустея. – Как князь пообедает, так и пойдём. Встречаемся здесь, на этом месте.
Она повернулась, чтобы уйти.
– Постой, – говорю, – так ты в княжеском тереме живёшь?
– Ну да.
– Я тоже.
– А я знаю. Это ведь я вас кормлю.
– Ты?
– Ну да. Я же на княжеской кухне готовить помогаю.
– Так ты стряпуха?
– Нет ещё. Я помогаю. Что тётя Гражина говорит, то и делаю. Она у нас главная.
– А тебя отпустят?
– Гражина добрая. Она меня всегда к отцу отпускает. Ну что, завтра встречаемся здесь?
– Хорошо. Знаешь, а ты здо́рово говоришь по-нашему.
– Мы с отцом долгое время жили среди русских, неподалёку от Полоцка, вот я и научилась. И отец тоже. Мы ведь в Курске только третий год. Ну ладно, до завтра.
Она ушла, а я отправился в свою келью. Скоро ужин, и бродить по Курску мне отчего-то расхотелось. Интересно, почему она всё время говорит об отце и ни слова – о матери? А спрашивать как-то неудобно.
Глава четвёртаяУ пчеловода
Отец Аустеи жил в версте к полуночи от города, посреди леса, в котором, по-моему, и брали брёвна для строительства Курска. Обширная вырубка была сплошь утыкана старыми пнями, а посреди неё стоял небольшой домишко с покрытой тёсом крышей. Когда мы подошли поближе, я увидел, что на пнях стоят толстенные колоды с выдолбленным нутром, вокруг которых роились пчёлы. Колод было много – наверное, около сотни, а может, и больше. А уж сколько пчёл – даже не знаю. Мне кажется, ещё число такое не придумали, чтобы назвать их количество.
– Не маши руками, – предупредила Аустея, – пчёлы этого не любят.
– А что ещё… – начал было я.
– Просто не становись на пути их лёта, и они тебя не тронут.
– А как это?
– Пчёлы летают за мёдом по одному пути, одна за другой. Надо вовремя понять по какому – и отойти в сторону. Пока сам не разобрался, держись возле меня.
Против этого я не возражал. Она пошла к домику, но не напрямик, а отклоняясь то влево, то вправо, обходя пчелиные «тропки». Я не видел никакого порядка в полётах маленьких медоносов, и, скорее всего, если бы пришёл сюда один, то очень быстро и с позором покинул бы это место.
Аустея открыла дверь:
– Папа, это я пришла.
Мы вошли в дом. У затянутого бычьим пузырём окошка сидел мужчина лет тридцати пяти и связывал пеньковой верёвкой небольшую крестовину из двух тонких и гладких плашек. Он взглянул на нас:
– Здравствуй, доченька. Кто это с тобой?
– Это Василий. Он меня вчера от собак спас.
– Здравствуй, Василий.
Он протянул мне руку. Ладонь была широкой и натруженной. Сразу видно, что отец Аустеи был из тех, кто зарабатывал себе пропитание по́том и мозолями. Мне кажется, с моим отцом они бы поладили.
– Можешь называть меня дядя Линас.
Я пожал протянутую руку, а Аустея меж тем щебетала:
– Папа, Василий – посланник от великого рязанского князя Олега к нашему Ягайле. Они уже почти две седмицы[28] живут в городе. Я им еду готовлю. А он вчера так смело отогнал от меня собак! С ним ещё трое. Один, самый маленький, отличный лекарь, к нему даже бояре ходят от хворей лечиться, да и простые горожане тоже.
Надо же! А я и не знал, что к нашему Юрке потянулись местные жители. Вот что значит настоящее мастерство: слава о нем быстро распространяется!
Линас с улыбкой смотрел на дочь. Аустея здесь была совсем другой. Скрытная молчунья в городе, у себя дома она оказалась весёлой болтушкой.
– Ой, папа, меня только день не было, а ты уже рубаху порвал. Давай зашью. Василий не верит, что ты заветное пчелиное слово знаешь, поэтому они тебя и не трогают. Папа, ну скажи, что знаешь! Правда же?
Линас с явным удовольствием слушал беззаботную трескотню дочери. А я посматривал в окно. Мне было интересно, как ему удаётся держать столько пчёл в одном месте.
Заметив мой взгляд, отец Аустеи спросил:
– Василий, хочешь посмотреть, как у меня пчёлы живут?
– Хочу.
– Ну тогда пойдём.
Он отдал рваную рубаху дочери, накинул на плечи какую-то дерюгу, и мы вышли из дома…
Как вам объяснить, что такое пчелиная колода? Это такой толстенный чурбак, в котором сбоку выдолблена полость, где и живут пчёлы. Каждую колоду отец Аустеи поставил на пенёк, оставшийся после заготовки брёвен для города, потому что на голой земле они быстро загнивают. Линас предложил подойти поближе, но я отказался. Мне и издали было жутковато смотреть на тучи пчёл, которые носились туда-сюда над своим городком.
Я поинтересовался: как он у пчёл отбирает мёд? Не такие они, чтобы вот так просто его отдавать.
Линас ответил:
– Ты придёшь – не отдадут. А мне дают.
– Почему?
Он хитро усмехнулся:
– Аустея сказала же – я заветное пчелиное слово знаю.
– Я не верю в заветные слова.
– Это правильно. Нет таких слов. Просто везде мастерство нужно. Я, когда к ним за мёдом иду, кутаюсь в толстую дерюгу, чтобы они меня ужалить не могли, а ещё дымный костёр развожу. Они дыма не любят, улетают. Конечно, бывает, что и ужалят, но нечасто, да и привык я.
– А как у них в колоде мёд хранится?
– Видел, наверно, я крестовину вязал, когда вы пришли?
– Да.
– Это для того, чтобы они на ней соты строили и в них мёд складывали. Так и вынимать их удобнее. А если не будет крестовины, налепят соты на стены. Пока достанешь – половина мёда прольётся. Если с навыком, меньше, конечно, но всё равно с крестовинами лучше.
– Неудобно, наверное, в колоду лазать? Вон дупло-то снаружи небольшим кажется.
– Неудобно, – согласился Линас. – Я вот что думаю: может, на колоду съёмную крышу приспособить?
– Это как?
– Да выдолбить её не сбоку, а сверху и оставить леток для пчёл. А крышу сделать отдельно и поставить на колоду. А когда надо мёд взять, снял её – и всё! Да, наверное, так и буду теперь делать.
Он помолчал, обдумывая, как ловчее сделать крышу для пчелиной колоды, потом вновь обратился ко мне:
– Ну что, ты так и не решился поближе посмотреть, как мои пчёлы поживают?
Я быстро замотал головой.
Мы направились к дому. И знаете, что я заметил? Хотя пчёл вокруг нас было много, ни одна даже не попыталась ужалить меня, не говоря уж о Линасе. Он как-то очень легко выбирал дорогу в пчелином царстве, зная, где надо остановиться на миг и как идти дальше, прямо или зигзагом. У него это получалось естественно, как беззаботная прогулка. У Аустеи выходило не так ловко, как у отца. Она периодически останавливалась, крутила головой по сторонам и только потом проходила, куда ей надо.
Когда мы вернулись в дом, Аустея уже заканчивала зашивать рубаху. Линас поставил на стол плошку со свежим мёдом – он был тёмным и каким-то особенно ароматным. Сказать, что я уплетал за обе щеки, – значит ничего не сказать. Не часто такую вкуснотищу доводится попробовать. Хотя я отказывался, Линас дал мне с собой полный берёзовый туесок мёда. Вскоре мы с Аустеей отправились обратно в город.
Дядя Миша и особенно Юрка встретили неожиданный подарок с радостью. Юрка заявил, что теперь восстановление сил у Кирилла пойдёт ещё быстрее, и тут же велел ему съесть две ложки мёда. А с Аустеей мы договорились, что будем хотя бы раз в два дня навещать её отца.
Линас в тот же вечер начал выдалбливать съёмную крышу для колоды, а это дело нелёгкое, одному трудно. Да и против мёда я тоже не возражал. Хотя чего греха таить! Не только из-за этого я решил регулярно навещать пчеловода. Мне просто нравилось находиться рядом с Аустеей. Да, пожалуй, из-за этого прежде всего.
Глава пятаяХрамовники
Это посольство прибыло в Курск около полудня – сотня хорошо вооружённых всадников в иноземных одеждах. Я сидел, как обычно, на стене у главной башни и смотрел в степь, когда они внизу, под моими ногами, въезжали в город. Заинтересованный, я спустился и побежал следом. Сотня остановилась у княжеского терема, конники спешились, а трое – наверное, самые главные – вошли внутрь. Через некоторое время один из них вышел и приказал воинам расположиться за городскими стенами.
«На фряжском наречии говорят, – отметил я про себя, – стало быть, из Крыма прибыли».