К ночи ставка угомонилась. Кое-где ещё горели костры, возле которых сидели дозорные. Когда совсем стемнело, мы стали осторожно пробираться к обозу. Это ведь тоже не просто так: встали и пошли. Идти надо медленно, спокойно, не привлекая внимания сторожей. На наше счастье, туман решил не дожидаться утра и начал собираться сразу же после заката. Ставку окутали плотные белёсые клубы, словно это не туман, а дым, какой бывает, если в костёр кинуть свежескошенную траву. Такой густой, что его, кажется, даже руками потрогать можно. Скоро уже за десять саженей ничего не было видно, только молочная мгла вокруг.
Мы осторожно прошли мимо шатров, где спали арбалетчики. Они, дурни, даже охрану не выставили! Или надеются, что в ордынской ставке им ничего не грозит? Вскоре показались повозки ордынского обоза. И только тут я сообразил: а как же мне найти, в какой из них находится отец? Они похожи друг на друга, как близнецы. Не кричать же мне, в самом деле: «Отец, ты где, мы идём тебя освобождать!»?
Та-ак… Спокойно, Вьюн, спокойно! Я пришёл со стороны, где стоят шатры. Значит, протиснулся между вот этими двумя кибитками. Затем прошёл мимо длинной крытой повозки. Надеюсь, их за день не переставляли? Я шёл, с трудом находя путь в тумане. Где же эта повозка, где? Не хватало ещё сейчас, когда всё так удачно складывается, из-за глупой случайности отказаться от побега!
Кажется, я узнаю́ вот эту повозку – она стояла совсем недалеко от той, к которой прикован отец. Сейчас, сейчас мы освободим его.
– Шайтан!
Восклицание прозвучало так близко и так внезапно, что я оцепенел. Неужто ордынцы нас раскусили и это засада? Но нет, вокруг снова всё тихо. Получается, на ночь к отцу выставляют охрану? Или только сейчас выставили? Скорее всего, именно так, иначе он бы мне сказал. Это сильно осложняет дело. Интересно, сколько охранников? Если один, то дядя Миша и Кирилл легко его снимут, а если больше, то схватки не миновать, а шум нам ни к чему. Как бы отвечая на мой мысленный вопрос, послышался тихий разговор. Значит, сторожей не меньше двух, не будет же один сам с собой разговаривать. Я прислушался.
– Ты что кричишь?
– Да ударился ногой о колесо. Теперь хромать буду.
– И чего это темнику вздумалось нас в ночь сюда выставить? Завтра сражение, как мы воевать будем невыспавшимися?
– Да помолчи ты! Может, про нас и не вспомнят. Ханское поручение это. Что воевать, что охранять – какая разница? Плата всё равно одна. Уж лучше здесь, чем там.
– Кого охраняем?
– Не знаю. Какая нам разница? Ты, главное, охраняй.
Они замолкли. Так, всё понятно. Освободить отца быстро не получится. Что же делать? Это надо обсудить.
Мы, стараясь не шуметь, отошли от сторожей, чтобы наши голоса не были им слышны.
– Дядя Миша, что же делать? – в отчаянии спросил я.
– Сейчас подумаем, решим.
– Давайте я один с обоими справлюсь, – предложил Кирилл.
– Нет, это не годится. Хотя их всего двое, кто знает, не успеют ли они поднять шум? Тогда точно всё пропало.
– А может… – неуверенно сказал Юрка и замолчал.
– Что, Юрка, что?
Мы с надеждой смотрели на нашего лекаря. Он хотя и безалаберный и к воинской жизни не приспособленный, однако голова у него, когда надо, работает хорошо.
– У меня тот ненормальный не весь сонный сбор отобрал. Осталось ещё немного. На двоих точно хватит.
Кирилл восхищённо посмотрел на Юрку:
– Ну, малец, ты даёшь! Не малец, а молодец!
– Как можно их этим напоить? – спросил дядя Миша.
– Приготовить варево быстро, – ответил Юрка, – нужен только костёр да плошка. Отнесём его им в туеске. У меня есть.
– Возвращаемся к кострам! – приказал дядя Миша.
Приготовить питьё оказалось делом нехитрым. У едва горящего костра сидели двое полусонных сторожей. Один тянул какую-то заунывную песню. Кажется, он был не ордынского рода, потому что я не понял ни слова. Видно, много разных народов собрал Мамай под своими бунчуками.
Дозорные не возражали, чтобы мы подкинули дров и что-то сварили. Юрка, старательно пыхтя, часто окунал в варево палец и облизывал его, пробуя готовность зелья, время от времени подкидывая в плошку разные травки, пока вода не закипела. Наконец он остался доволен и велел мне перелить бурлящее снадобье в туесок, который был сплетён из плотно подогнанных кусков берёсты и не пропускал воду.
– Теперь надо остудить, и всё, – сказал он.
– Долго остужать-то?
– Нет. Так, чтобы было горячее, но пить можно.
– Пока дойдём до обоза, остынет.
– Тогда пошли.
Под каким предлогом заставить сторожей выпить Юркино зелье, я даже не задумывался. Просто подойду и объявлю, что это тысячник велел им передать, чтобы они не замёрзли и не заснули на посту.
Наверное, нам лучше идти вдвоём. У Юрки вид жалкий, пришибленный, такому скорее поверят. Правда, когда я ему об этом сказал, он, кажется, обиделся. Ну ничего, извиняться потом будем, когда приключения закончатся. Так ему и скажу: «Юрка, извини, что я тебя так назвал. На самом деле ты не жалкий, а очень смелый и геройский человек». Но сейчас не время говорить об этом, сейчас надо побыстрее бежать отсюда, пока не рассвело.
Уже стояла глубокая ночь. Вся ордынская ставка, кроме охраны, спала крепким сном. Дядя Миша и Кирилл остались у первых повозок, а мы с Юркой прошли вперёд, негромко окрикивая сторожей. Вернее, окрикивал я, потому что Юрка их языка не знал. Наконец из темноты выступил один из них. Один! Куда же второй-то подевался?
– Вот, тысячник прислал, – сказал я.
Юрка протянул ему туесок.
– Что это? – удивился ордынец.
– Это чтобы вам ночью не было холодно и чтобы не заснули.
– А точно ли тысячник прислал? – недоверчиво спросил он.
– Ты хочешь, чтобы он лично повторил своё распоряжение? Я сейчас схожу за ним.
– Нет-нет! – испуганно вскрикнул сторож и потянулся за туеском.
– Погоди, а где второй? Тут вам на двоих дали.
Он повернулся куда-то в сторону и закричал:
– Эй, сын шайтана, иди сюда!
Эх, что же он так орёт-то? Не дай бог, кто услышит. Но одёргивать его я, конечно, не стал. Ещё заподозрит что-нибудь.
Невдалеке послышалось недовольное бормотание, и из-за ближайшей повозки вышел второй сторож. Он тоже не возражал против того, чтобы погреться горячим питьём нынешней холодной ночью. Туесок они опорожнили, честно поделив содержимое пополам.
Пожелав им не мёрзнуть, мы пошли в сторону шатров, в которых спали арбалетчики. По пути я спросил Юрку:
– Сколько ждать-то, пока эти уснут?
– Да я сильное зелье сварил, – ответил наш лекарь, – быстро должны свалиться.
Пока сон сморит стражников, мы решили дожидаться, не отходя далеко. Прошло совсем немного времени, и они захрапели. Такого смачного, рыкающего и ревущего храпа мне не доводилось слышать ни разу в жизни! Я даже испугался, что они разбудят кого-нибудь из арбалетчиков и наш план сорвётся. Надо было торопиться.
Отец слышал весь наш разговор с его сторожами, потому что спящим лишь притворялся. Когда я подошёл к фургону и окликнул отца, он сразу отозвался громким шёпотом:
– Здесь я, сынок! Инструменты в соседней повозке. Неси молот и шкворень.
Я вспомнил, как когда-то давно, в детстве, не мог кузнечный молот даже оторвать от земли. Теперь сделать это было проще простого: я мог свободно им махать и, думаю, окажись я на месте отца в кузне, сумел бы ковать самостоятельно.
– Ты чего возишься? – послышался у меня над ухом шёпот Кирилла. – Давай скорее, бежать пора.
Он взял у меня молот со шкворнем и подошёл к отцу, который уже стоял возле своей повозки, поправляя кандалы так, чтобы было удобнее их сбивать. Кирилл встал на одно колено и двумя ловкими ударами сбил оковы сначала с одной ноги, потом с другой. Хорошо ещё, туман сильно приглушает звуки, и, скорее всего, за пределами обоза ничего слышно не было. Во всяком случае, этот звук был гораздо тише, чем раскаты богатырского храпа, раздававшиеся из глоток нерадивых сторожей. От этих раскатов, кажется, даже колыхались матерчатые стенки повозок.
Вскоре мы уже пробирались через обоз, ведя коней под уздцы. Дядя Миша ещё с вечера велел отвести их поближе к открытой степи, чтобы сейчас, ночью, меньше бродить по ставке, рискуя вызвать вопросы стражников: чего это нам не спится перед битвой? Жаль только, что нам не известно о конных разъездах, охраняющих ставку ночью. Но тут уж ничего не поделаешь. Остаётся лишь надеяться на то, что силы небесные, или фатум, как говорит Юрка, нас по-прежнему не оставят.
Вскоре последние повозки остались позади. Мы вышли в степь. Туман, по-моему, стал ещё гуще: он напоминал теперь молоко, и мне даже показалось, что через него приходится продираться, как сквозь воду, – с усилием.
– Отойдём на версту, – негромко сказал дядя Миша, – потом в сёдла.
Мы ступали осторожно, стараясь производить поменьше шума. Знаете, как ходить беззвучно? Для этого надо ставить ногу на пятку, а потом как бы перекатываться на носок. Это, конечно, не сразу получится, но если освоите бесшумный ход, то можно и в лесу, где на земле полно веток, ходить так, что вас даже звери не услышат. Ну и обувку надо особую. Вот лапоточки мои подходят для этого очень хорошо. А если сапоги, то у них должна быть мягкая, гибкая подошва. Как у Кирилла сейчас.
Так мы шли довольно долго. Наконец дядя Миша сказал:
– Всё, кажется. Дальше пойдём верхами.
Я отдал своего коня отцу, а сам вскочил на Юркиного, сев сзади него. Отметил про себя, что уже в который раз нам приходится в нынешнем путешествии скакать вдвоём на одном коне, как на том злополучном перстне!
– Всем держаться за мной, – произнёс дядя Миша. – Кирилл, ты едёшь последним. Иван и мальцы – посерёдке.
Я даже не стал возражать, что меня назвали мальцом. Не до того сейчас.
Кони пошли рысью. Как дядя Миша находил дорогу в таком тумане – ума не приложу! Понятно, почему он велел нам ехать строго один за другим. Ступая за ним след в след, мы могли не опасаться попасть в овраг или свалиться с речного обрыва. А Кирилл прикрывал со спины – на случай, если нас всё-таки обнаружат.