– Всё я хорошо помню, Василий. Сейчас кое-что покажу тебе.
Он встал со стула и полез куда-то в угол, где у него было несколько полок с книгами. Покопался несколько минут, достал старый пергаментный свиток, перетянутый шерстяной ниткой. Тщательно сдул с него пыль и, сняв нитку, развернул. Пергамент был испещрён латинскими письменами, а в самом верху стояло:
REGULA
Pauperum commilitonum Christi Templique Solomonici[19].
А слева – рисунок в круге: два всадника на одном коне.
Как зачарованный смотрел я на этот пергамент. Сколько всего вокруг этого таинственного знака произошло! Сначала тот толмач с перстнем два года назад, потом набег на село и неизвестное слово «нессуно», слышанное мной из подпола. Теперь вот снова – встреча со знакомым иноземцем, на пальце которого был перстень с такой же печаткой, и вслед за тем – опять сожжение, только на этот раз не маленького села, а большого города – гордой Рязани!
– Ещё два года назад хотел поведать тебе, что сам знаю, – задумчиво сказал Варсонофий, – да мал ты тогда был совсем. А потом думаю – пусть науку постигает, военному делу обучается, а там видно будет. А коли сейчас сам об этом заговорил, стало быть, и время пришло. Двенадцать лет, как-никак, возраст отрока. Годика через три тебе в княжьей дружине служить. Если, конечно, к другой службе готов не будешь.
Хотел я было спросить, про какую такую службу он говорит, но побоялся перебить. Вспомнит ещё, что давно я подзатыльника не пробовал!
Варсонофий продолжал бубнить:
– А сейчас, так и быть, расскажу тебе…
В это время на улице загомонили, зашумели. Дьяк остановился на полуслове и подошёл к окну. Мимо его уха метнулась маленькая ласточка, сделала круг по комнате и уселась на оконной створке. Варсонофий выглянул из окна и тут же обернулся ко мне:
– Князь приехал!
Мы вышли из терема. Князь стоял окружённый толпой дружинников, а боярин Глеб докладывал о событиях двух последних дней:
– Пришли скрытно, налетели, как коршуны, поклевали и ушли. Ума не приложу, кто бы это мог быть.
– Арапша это был, – сказал Олег, – он нынче в Орде ханом стал.
– Надо же! – изумился Глеб. – и как с ними дело иметь? Ни один хан долго не сидит. С одним договоришься, придёт другой – и знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Одно слово – великая замятня[20].
– Ничего, – вполголоса ответил Олег, – вот соберёмся с силами… – Тут он замолк, огляделся зачем-то по сторонам и продолжил, уже громко: – Ладно, чего болтать? Пойдём в кремль, боярин. Там будем говорить.
Олег поднялся на крыльцо. За его спиной сомкнулась стена дружинников. На нас с Варсонофием князь даже и не глянул. Где-то в толпе мелькнуло лицо Родослава. Он заметил меня, улыбнулся, дружески кивнул и махнул рукой. Правда, подходить не стал и за отцом в терем тоже не пошёл, а метнулся куда-то в сторону. Наверное, по своему обыкновению, на кухню – стянуть что-нибудь вкусненькое.
Мы тоже не стали лезть в первые ряды, видели, что князю сейчас не до нас – надо распорядиться насчёт спешной отстройки города. Выбрались из собравшейся толпы и направились обратно в Варсонофиеву обитель при храме. Когда мы вошли, дьяк сказал:
– Пока князь меня не позвал, есть время о деле твоём поговорить. Присаживайся.
Я уселся на скамью. На столике передо мной лежала ненужная теперь книга про афинского стратега Перикла. Варсонофий тоже уселся в кресло и начал рассказ.
Глава четвёртаяРассказ Варсонофия
– Слышал я всё это от своего отца. Был он родом из-под Серпухова, а родился за год до Дюденевой рати[21]. Родителей своих не помнил: сгинули они, когда Дюденевы нукеры[22] спалили Серпухов, а жителей кого убили, кого в полон увели. Отцу был годик с небольшим, а ордынцы таких не трогали. Они убивали только тех, кто был ростом выше колеса их повозок. Но и с собой уводить не захотели – кому охота с малышом возиться? Так и бросили на пожарище. На счастье, люди, что спаслись в лесах, подобрали его – отец тогда только-только ходить начал. Приютили, накормили. А потом ушли, от греха подальше, под Киев – он хотя тоже под Ордой числился, но всё от набегов в стороне. Годик там пожили, а потом подались ещё дальше, к закату от Киева, чтобы Орда не достала. Название города, где они обосновались, я запамятовал. Да это и не важно. Люди, которые отца приютили, были хорошими, работящими да рачительными. Хозяйство на новом месте быстро подняли. И жилка торговая у них оказалась. Ездили с товаром к литве, мадьярам да полякам. И отца с малых лет денежку беречь приучали. Только он, видно, к этому расположения не имел. Любил смотреть, как воины упражняются. Сам ещё в пятилетнем возрасте смастерил деревянный меч и воевал на задворках с полынью да крапивой. Учили его и Закону Божьему, благо батюшка там хороший, знающий оказался.
Когда отцу восемь лет исполнилось, решили приёмные родители навестить Прагу – стольный град Чешского королевства. Там тогда торжества намечались по случаю коронации их правителя Вацлава на польское царство. Да, в тех краях порой такое случается, потому что многие правители связаны между собой родственными узами. И если законных наследников у умершего короля нет, то его преемником становится ближайший родственник, пусть даже он уже имеет другое королевство.
Вот и собрались приёмные родители моего отца в дальний путь – на празднике погулять, а заодно разведать, чем там торговать можно? И приёмыша с собой взяли: пусть, мол, привыкает к торговому делу, хватит деревяшкой размахивать. Путь до Праги неблизкий, добирались хотя и долго, но без происшествий.
Не буду уж тебя утомлять, Василий, рассказом обо всём, что там случилось. Для нас с тобой сейчас это не важно. Да только напали на приёмных родителей моего отца злые люди, ограбили, а самих жизни лишили. Хорошо ещё, отца не тронули. Вот так и остался он в чужом царстве, далеко от родной земли. А рядом ни одного не то что родного – знакомого человека нет. И даже слов его понять никто не может. Потому что ни он на их языке не говорит, ни они – на его. Чтобы с голоду не помереть, побирался возле тамошних церквей. Подавали не шибко щедро: народ там прижимистый. Но не окочурился, и то ладно.
Так он три месяца бедствовал, спал где придётся – хорошо ещё, время тёплое было. Неизвестно, что бы дальше с отцом приключилось, если б не появились в Праге новые люди. Их сразу можно было отличить от местных жителей, даже богатых и знатных. Потому что носили белые плащи с большими красными крестами. Пожалели они бездомного мальчика и взяли в услужение. Господином его стал шателен[23] замка Гриньян рыцарь Гуго де Адемар.
Тут Варсонофий остановился, чтобы перевести дух. Похоже, произношение чудно́го заморского титула и не менее чудно́го имени далось ему с трудом.
«Интересно, как он его запомнил? Я бы – да ни в жизнь!»
Отдышавшись, дьяк продолжил.
– Эти люди в белых плащах были воинствующими монахами. У католиков ведь всё не как у православных. Там монахи одновременно и рыцари, и объединяются они в особые… как бы это сказать?.. ватаги, что ли? Называются такие ватаги орденами. Вот и рыцари-монахи в белых плащах с красным крестом были из такого ордена. Назывался он орден тамплиеров, или рыцарей храма. Приезжали они в Прагу по каким-то своим делам. В общем, стал отец служить этому самому Гуго Адемарскому. У французов если человек знатного рода, то пишут – де Адемар. Это значит, что происходит он из местности с таким названием или правит ею. Как у нас, например: Олег Рязанский, Дмитрий Московский, Михаил Тверской.
Так вот, вскоре посольство тамплиеров выполнило всё, для чего проделало такой долгий путь, и засобиралось обратно во Францию. И отца с собой забрали. Он и не сопротивлялся. А что ему оставалось делать? Один в чужом королевстве. Язык хоть и начал понимать, благо чешское наречие на русское похоже, но говорил пока не очень хорошо. А в Праге никого из земляков не было, чтобы с ними обратно на Русь отправиться. Вот и пришлось ему собираться в дальнюю дорогу.
А дорога та была действительно дальней. Уж на что Прага от Киева далека, а до французского замка Гриньян было ещё дальше. Ну да ничего, с Божьей помощью прошли и этот путь. Отец мой к тому времени стал по-французски немного понимать. Ну и на стоянках принялся Гуго его ещё и латыни обучать. И очень радовался, что мальчик такой смышлёный попался – схватывает влёт чужую грамоту, и французскую, и латинскую. Когда наконец до замка добрались, отец уже сносно бормотал по-басурмански.
Стоял замок Гриньян на берегу малой речки Рубион, недалеко от того места, где она впадает в большую реку Рону, в сотне вёрст от Средиземного моря. Там и стал жить… Порядки в замке строгие были. Вся служба церковная – как положено, ни на шаг не отступишь, и всё по католическому обряду. Да только отец православный крестик из кипарисового дерева, что на нём был, на латинский крыж[24] не променял. Нет, его, конечно, заставили другой крест надеть, да только он старый, родной, не выбросил. Завязал в тряпицу, чтобы никто не видел, и всегда у сердца носил. Выходит, крепко его в православии наставили. Надо же, такой маленький был, но веру отеческую в душе сохранил! А это очень непросто, Василий.
Учили там отца латинскому обряду, истории, языкам, описанию земному. Он мне потом многое передал. И кое-какие книги и чертежи земные с собой прихватил, когда время пришло. Но об этом немного позже. А пока изучал латинские премудрости да присматривался ко всему, что вокруг. И начинало ему многое не нравиться. Нет, всё, что касается веры Христовой и строгостей сопутствующих, он одобрял. Но занимались рыцари-тамплиеры не только этим.