– Переулок у Девятой и Джэсмин. Лежал за мусорным баком. Меньше полквартала от того места, где ты провел ночь. У тебя нет воспоминаний о драке с ним снаружи, в переулке?
– Нет. Такого не было. Меня там бросили. Спорю, Салазара – тоже. Чтобы снять подозрения с зала и, возможно, с Руссо, если у него был интерес в этом деле. Если бы патрульная машина заметила меня в том переулке прежде, чем я пришел в себя, так близко от Салазара… Сейчас бы я сидел за решеткой. Поехали.
– Куда?
– В зал на Шестой.
72
Когда О’Брайен и Гамильтон подъехали к залу на Шестой, там стояло с десяток машин. Входя в переднюю дверь, Гамильтон спросил:
– Как ты держишься? Выглядишь исключительно хреново.
– Тело есть храм, – ответил О’Брайен. – Просто мой немного потрескался.
Они миновали вестибюль и вошли в зал. О’Брайен всматривался в потные лица, рассчитывая увидеть тех, кто был здесь прошлым вечером. Он никого не узнавал. Он встал рядом с мешком, продолжая наблюдать. Взгляд наткнулся на мужчину, который прыгал через скакалку рядом с большим американским флагом у дальней стены. Здесь что-то изменилось.
Флаг передвинули. Сдвинули ближе к левому углу, где сейчас прыгал мужчина. Вчера флаг был туго натянут поперек двери. А сейчас его нижний край свисал свободно.
Послышался шум, напоминающий звук работающей пилы. О’Брайен повернулся к маленькой комнатке без окон поодаль от груш.
– Тот парень, с блендером… вчера вечером он здесь был, – сказал О’Брайен Гамильтону. – У него заметный ирландский акцент.
Они подошли к мужчине, переливавшему смузи из блендера, заполняя до краев большой пластиковый стакан.
– Доброе утро, господа. Пришли позаниматься? – сказал он и добавил, обращаясь к О’Брайену: – Ого! Скажете, «видел бы ты того, с кем я подрался»?
– Я бы сказал, но он мертв.
Тренер отпил из стакана. Никакой реакции. Потом заметил:
– Видимо, уроки бокса вам не нужны.
– Мне нужен прямой ответ. Что случилось с твоим акцентом?
– Прошу прощения?
– Ирландский акцент. Сейчас его нет. Почему?
– Простите, приятель, но я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Черта с два не имеешь! Ты вынес меня с ринга. И, вероятно, именно ты прикончил Салазара.
– Ринг? Салазар?
– Бой! Салазар нападал на меня на глазах по меньшей мере трех десятков зрителей. Они кричали, делали ставки. Ты что, погрузил их всех в автобус и развез по гостиницам?
– Я думаю, вам пора идти.
Рон Гамильтон показал свой значок и объявил:
– Я скажу, когда будет пора. Мы расследуем убийство. И, насколько я могу судить, мы находимся на месте преступления. Как вас зовут? И покажите мне какое-нибудь удостоверение личности.
– Майкл Киллен.
– Где ринг? – спросил О’Брайен.
– Сами видите, у нас два ринга.
– Не эти. Есть еще один. Приватное помещение для ваших любителей смерти.
– Не представляю, приятель, о чем вы, – заметил тренер, отхлебывая из стакана.
– Правда? – переспросил О’Брайен. – А я говорю, что ты врешь. Ты держишь тело в форме, но не можешь контролировать пульс сонной артерии. Он говорит за тебя.
О’Брайен повернулся и пошел к американскому флагу.
– Давайте посмотрим, что скрывается за дверью номер один.
73
Гамильтон и тренер пошли следом. О’Брайен приподнял нижний край флага. За ним виднелась большая серая металлическая двухстворчатая дверь. Он попробовал открыть дверь, но она была заперта.
– Открывай!
– Только с ордером, – ответил тренер, допивая смузи.
– На месте преступления не требуется ордер на обыск, – сказал Гамильтон.
– Это не место преступления.
– Оно самое, – заявил Гамильтон. – Сегодня горячих новостей нет. Поэтому один звонок – и тут будет не продохнуть от репортеров. Мы повесим перед вашей дверью желтую ленту, и этот зал будет заклеймен на много лет вперед.
Взгляд тренера на секунду ушел в пол зала, потом мужчина произнес:
– Там просто склад старья.
– Тогда открывай, – приказал О’Брайен.
Тренер вздохнул, вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Они вошли внутрь. Там не было ринга. Не было рядов сидений. Не было видеокамер. В одном углу сложены металлические стулья, вдоль стен лежат груды старых набивных мешков, сломанных гантелей, запчасти от ринга – канаты, стойки, покрытие, старые бойцовские плакаты, и ступеньки.
Если бы лицо болело чуть меньше, О’Брайен бы рассмеялся.
– Как вы это сделали?
– Что сделали? – спросил тренер с безразличным лицом.
– Разобрали, сложили и подмели этот зал так, будто сюда никто не заходил.
– Может, дело в том, что сюда никто и не заходил уже много недель.
– Разверни покрытие!
– Что?
– Возьми тот свернутый мат в углу и раскатай его на полу.
Тренер рассмеялся, покачал головой, пнул здоровенной ногой мат и раскатал его. Мат был старым и потертым, никаких признаков свежих пятен.
– Где тот, которым вы пользовались вчера вечером?
– Этой подстилкой не пользовались с тех пор, как на ней тренировался Форман. Слушай, приятель, этот склад типа кладбища для разного боксерского хлама… устаревшего барахла… в лучшем случае – сувениров. Тут есть кое-что еще с тех времен, когда Али тренировался с Данди на Пятой улице. Только взгляни на тот плакат с Бешеным Быком, Быком из Бронкса, стариной Джейком Ламоттой. Мне рассказывали, он управлял клубом в Майами, когда ушел на покой. Но это было еще до меня.
О’Брайен выдернул из-за спины «глок» и прицелился тренеру в грудь.
– Еще до тебя? – сказал он. – Говорят, у Ламотты был гранитный подбородок. А как насчет тебя, сволочь?
– Убери от меня этого гребаного психа! – заорал тренер Гамильтону.
– Прости, но он независимый подрядчик. Я за него не отвечаю.
Тренер выпучил глаза.
– Я подам в суд!
– Нет, не подашь, – заметил О’Брайен. – Ты вынес меня отсюда. Бросил меня среди мусора. Ты, или кто-то из твоих солдат, грохнул Салазара и оставил его тело неподалеку от меня, чтобы полиция решила, это я его убил.
– Ты псих!
– Да! Да, я псих. Хочешь узнать, насколько? На кого работаешь?
У Гамильтона зазвонил телефон; объем склада создавал ощущение, будто звук идет откуда-то издалека. Гамильтон взял трубку, послушал, потом махнул рукой, привлекая внимание О’Брайена. Зажав телефон плечом, он показал руками «тайм-аут».
– Нужно заявление в письменном виде, – сказал он в телефон. – Ваш юрист может принести письменные показания под присягой или связаться с прокурором и передать их ему. Это относится и к Серхио Конти.
Потом что-то проворчал и повесил трубку.
– Шон, пойдем поговорим, – сказал он О’Брайену.
О’Брайен опустил «глок». Тренер ухмыльнулся.
– Не двигайся! – приказал ему О’Брайен.
О’Брайен и Гамильтон отошли к противоположной стене склада.
– Не поверишь, кто звонил, – усмехнулся Гамильтон.
– Руссо.
– Откуда ты знаешь?
– Со смертью Салазара исчезло последнее связующее звено между Руссо и Чарли Уильямсом. Теперь на меня можно не обращать внимания.
– Теперь у нас на руках еще одно убийство. На этот раз – наемного убийцы.
– И спорю на дневной доход Руссо от торговли наркотиками, что этот здоровенный лепрекон не понаслышке знаком с тюрьмой. Я уверен, он работает на Руссо. И, возможно, сломал Салазару шею, как только выбросил меня на помойку.
Неожиданно О’Брайен заметил какой-то отблеск. Что-то лежало на полу рядом со стопкой картонных коробок. Он подошел к ним, присел и поднял предмет. Поднес его к свету.
– Что это? – спросил Гамильтон. – Похоже на глаз.
– Сережка с черным ониксом. Вчера вечером она болталась в ухе нашего ирландского хозяина. Я видел, как она упала, когда он перебросил меня через плечо.
– Вот вам и никто не заходил. Господи, это место – запасники музея бокса. Выглядит так, будто мы попали в сумеречную зону, провал во времени с выцветшими плакатами Джо Луиса и Рока. Убийца мертв. Кто-то сломал ему шею. Он дышал, когда ты покинул ринг. Этого боя никогда не было. В переулке были только крысы, тараканы и труп, найденный в сотне ярдов от тебя. И что?
– Рон, ты о чем?
– Говорю, у тебя осталось двадцать с чем-то часов, чтобы спасти жизнь Чарли Уильямса. У тебя все складывается. Посмотрим, не удастся ли отыскать что-то полезное и привязать этого стероидного к Салазару, который поскользнулся на банановой шкурке. Твои шансы бросить Уильямсу спасательный круг возросли с тех пор, как у тебя на борту Такер Хьюстон. Когда он встречается с судьей Дэвидсоном?
О’Брайен взглянул на часы.
– Через пять минут.
Когда они проходили мимо тренера, О’Брайен сказал:
– Ты хорошо тут убрался, но кое-что пропустил.
Он бросил тренеру сережку.
– Что-нибудь всегда закатывается в щели. Я было подумал, что серьга с ониксом, но это просто полированное барахло. Ты попал, приятель.
74
Одиннадцать утра, а от Такера Хьюстона ничего не слышно. О’Брайен опустил верх «Ти-Берда» и разогнался до восьмидесяти миль по Рикенбакер-козуэй, направляясь к дому Такера. Залив стал темно-сапфировым, полуденное солнце разбрасывало бриллиантовые блики по ряби, поднятой лодками. На большой яхте подняли треугольный парус, шкипер заглушил мотор, поймал ветер, и яхта направилась к устью, в открытое море.
Машина Такера Хьюстона стояла на дорожке. О’Брайен припарковался и постучал в дверь. Когда в дверях появился Такер, на нем были брюки со стрелками, серовато-голубая рубашка и бордовый галстук, приспущенный из-под воротника. Он сбросил туфли и пил из стеклянной кружки томатный сок.
– Господи, – произнес Такер. – Знай я, что ты будешь так выглядеть, я бы помолился за тебя перед началом схватки.
Такер махнул рукой, приглашая О’Брайена в дом. Мужчины, как и в прошлый раз, расположились на террасе у бассейна.
– Шон, какого дьявола с тобой случилось?
– Я ухитрился выжить в смертельном поединке.