В свои семьдесят один Роман Манчестер до сих пор был практикующим адвокатом по уголовным делам. Список клиентов, которых он представлял в разные годы, был длинным и выдающимся, если не сказать одиозным. Из примечательных были консультации на суде О.Дж. Симсона в девяностых, работа с Джоном Рэмси, отцом Джонбенет, и недолгое представление Скотта Петерсона. Манчестер согласился встретиться с Эйвери, когда она позвонила, и теперь она вошла в двери здания в финансовом районе и поднялась на лифте на одиннадцатый этаж. Она открыла стеклянную дверь, на которой было напечатано «Манчестер и партнеры», назвала свое имя секретарю в приемной и была сопровождена в кабинет адвоката.
– Роман Манчестер, – улыбнулся мужчина, подходя к Эйвери и протягивая руку.
– Эйвери Мэйсон. Спасибо, что согласились встретиться.
– Конечно. Садитесь. – Адвокат показал на кресло перед столом, а сам занял собственное кресло. – Никаких камер «Американских событий»? – спросил он со смехом.
За последние двадцать четыре часа Эйвери просмотрела десятки видео с Романом Манчестером перед камерами новостей. Некоторые были официальными пресс-конференциями, во время которых он гордо стоял за трибуной и высказывался о невиновности своего клиента. На других Роман Манчестер был на ступенях суда, катил за собой коробки с материалами и судебными заметками, и выделил минутку в своем слишком плотном графике, чтобы ответить на вопросы журналистов о своем клиенте. Казалось, мужчина никогда не упускал возможности побыть перед камерой. Эйвери видела запись из девяностых, когда его волосы были черными, а лицо без морщин. Также она смотрела запись с его последнего суда в этом году, когда он стоял за трибуной с серебристыми волосами и обвисшими щеками. Несмотря на возрастные изменения, кожа его всегда была загорелой, а глаза смотрели зорко. Годы добавили в его голос хрипотцы, но на последнем видео он все так же гремел, уверенный в невиновности своего клиента.
Эйвери улыбнулась.
– Никаких камер. Только я. Я пытаюсь разобраться в этой истории, прежде чем мы начнем съемки. Но если сеть одобрит специальный репортаж, я вернусь для официального интервью. Тогда камеры будут со мной. Конечно, если вы согласны.
– Безусловно. Признаюсь, я был заинтригован, когда вы позвонили. Виктория Форд была давно, но до сих пор свежа в памяти.
– Уверена, так и есть, и об этом-то я и надеялась с вами поговорить. Останки Виктории недавно идентифицировали в судебно-медицинской лаборатории здесь, в Нью-Йорке, и это навело меня на ее историю. Дальнейшая часть оказалась сюрпризом.
– Я не слышал про идентификацию, пока вы не позвонили. Это точно вернуло поток эмоций.
Эйвери кивнула и могла только представить, что повлекли эти воспоминания. Роман Манчестер находился во Всемирном торговом центре, когда в него врезался первый самолет. Должно быть, его воспоминания об этом дне ужасны.
– Вы можете рассказать о ваших отношениях с Викторией?
– Первоначально она обратилась ко мне с просьбой представлять ее в деле об убийстве Кэмерона Янга. Мы мало успели продвинуться в ее защите до ее смерти. Дело я знаю лучше, чем клиентку.
– Можете рассказать мне о нем?
– Мне семьдесят один, и я до сих пор занимаюсь резонансными делами. Хотя сегодня я чрезвычайно разборчив. В то время я был повсюду и высоко востребованным. Виктория Форд обратилась ко мне летом 2001 года. Я прочитал дело и, как только понял тяжесть обвинений против нее, согласился помочь. Был у меня тогда, да и сейчас, один недостаток. Чем сложнее дело, тем выше вероятность, что я за него возьмусь.
– А дело Виктории Форд было сложным?
– Чрезвычайно. Оно стало почти провалом из-за скандальной известности жертвы. Я работал над подробностями, когда… ну, одиннадцатое сентября произошло прямо в разгар всего, как вы знаете. Но перед этим я собирал свои первичные документы по делу. Сведения из офиса окружного прокурора мне еще не прислали, так что одиннадцатого сентября я больше давал советы миссис Форд насчет ее вариантов, чем готовился к настоящей защите. Просто было еще слишком рано.
– Что вы советовали?
– Найти много денег, чтобы оставаться на свободе, пока мы готовимся к защите. Мэгги Гринвальд, окружной прокурор, занимавшаяся обвинением, собрала против Виктории крепкое дело и созвала Большое жюри, чтобы определить, годится ли оно для суда. Оно годилось. Большое жюри было всего лишь формальностью. Я работал с Викторией, чтобы выяснить, были ли у нее средства, чтобы внести залог.
– Дело была настолько крепким? – спросила Эйвери.
– Для той стадии процесса – да. Оно было достаточно крепким, чтобы обеспечить вердикт о передаче в суд и обосновать официальные обвинения и арест. Я не влезал в дебри или не копался в деталях, чтобы определить, можно ли оспорить доказательства. Я знал только о том, что у них есть, а не о том, как они их добыли или насколько они убедительны. Однако на первый взгляд оно было крепким.
– Вы можете поделиться этой информацией?
Манчестер открыл папку и пролистнул несколько листов, прежде чем найти искомое.
– Самым сильным оружием окружного прокурора было место преступления. Там нашли кровь Виктории, отпечатки пальцев и мочу. Анализ ДНК подтвердил совпадение и связал ее с местом преступления. Среди улик, собранных в особняке в Катскильских горах, было домашнее видео с Викторией и жертвой, доказывающее, что они состояли в интимной связи. Веревка, обнаруженная в машине Виктории, совпадала с веревкой, на которой повесили жертву. Все вместе это обеспечивало очень крепкое исходное дело.
Так вот, я никогда не вникал в подробности того, как были обнаружены эти улики, и у меня не было возможности тщательно изучить криминалистическую часть. В период одиннадцатого сентября я просто собирал факты о своей клиентке и деле против нее. Но я тогда сказал Виктории, что дело окружного прокурора основательное и ей следует готовиться к аресту. Я планировал организовать мощную защиту, но знал, что будет проще, если моя клиентка не будет в тюрьме, пока я буду это делать.
– Сколько денег ей было нужно?
– В общей сложности она искала миллион долларов для залога и еще сто тысяч на оплату моего гонорара.
Эйвери оставила несколько заметок в блокноте, который лежал у нее на коленях.
– У нее было столько?
– Денег? Она собиралась попросить у друзей и семьи. У нее самой не было такой суммы.
Эйвери добавила еще заметок.
– Значит, вещественные доказательства, на первый взгляд, были убийственными. А что насчет косвенных доказательств? Какой мотив обвинение предложило насчет того, почему Виктория убила своего любовника?
– Они тоже были сильными, – сказал Манчестер. – Расследование показало, что Тесса Янг была беременна. Недавно, около месяца или двух к моменту убийства ее мужа. Истребованные медицинские записи также показали, что несколькими месяцами ранее Виктория Форд сделала аборт.
Эйвери подняла глаза от своих записей:
– Это был ребенок Кэмерона Янга?
– Да. Я разговаривал об этом с Викторией, и она подтвердила.
– То есть версия была, что она убила Кэмерона Янга потому, что он не захотел ребенка от нее, но сделал ребенка своей жене?
– Частично да. Ревность была большой частью косвенных доказательств обвинения. Кэмерон Янг обещал любовнице, что бросит жену, но так и не сделал этого. А затем сделал жене ребенка. Но есть еще один довод. Те же истребованные медицинские записи показали, что во время аборта у Виктории были осложнения, из-за которых она не могла иметь детей в будущем.
– Боже, – сказала Эйвери. – Серьезный аргумент для любых присяжных.
– Как я сказал, косвенные доказательства были крепкими.
– Дело кажется таким непреодолимым. Почему вы взялись за него?
– Как я сказал, у меня есть недостаток. Чем сложнее дело, тем более соблазнительно оно для меня. Но есть кое-что еще, что вам нужно знать о расследовании дела Кэмерона Янга и окружном прокуроре, стоявшей за ним.
– Мэгги Гринвальд?
– Да. Много лет назад ее лишили лицензии.
– Почему?
– Мэгги Гринвальд была своего рода кровожадной до быстрых раскрытий убийств и добавления их в качестве отметок на ремне. Боюсь, это распространенный синдром среди обвинителей. Они как акулы, которые не могут остановиться, учуяв в воде запах крови. Через несколько лет после того, как дело Кэмерона Янга растаяло как дым, сотрудники ее офиса начали жаловаться на то, что она срезает углы, чтобы быстрее закрывать дела.
– Какие углы?
– Давайте скажем, что Мэгги Гринвальд подгоняла квадратные улики под круглые дыры. После того как она покинула офис окружного прокурора и начала кампанию за пост губернатора, аноним заявил об одном конкретном деле и началось расследование. Выяснилось, что она скрыла улику, которая могла оправдать обвиняемого. В судебной системе ничего не происходит быстро, но, когда появилась новая, связанная с ДНК улика, она доказала, что обвиняемый был невиновен. Обвинительный приговор отменили. В следующие месяцы отменили еще два ее дела.
– Из-за новых улик?
– Не новых, а скрытых.
– Она скрывала улики?
– Пыталась. Но аноним много знал о действиях Мэгги Гринвальд. Ходили слухи, что ее сдал помощник окружного прокурора и, вероятно, только чтобы спасти собственную задницу, пообещав правду в обмен на иммунитет. В наших краях есть поговорка: если хочешь, чтобы все твои тайны выплыли наружу, выстави свою кандидатуру на выборы. Во всяком случае, я подумал, что стоит упомянуть, что карьера Мэгги Гринвальд покатилась вниз. Я слышал все эти слухи о том, что Мэгги срезает углы и склонна манипулировать уликами. Так что, когда вы спрашиваете, почему я взялся за дело Виктории Форд, когда оно выглядело таким безнадежным, это потому, что Мэгги была окружным прокурором, а мне не терпелось заполучить улики и увидеть их своими глазами. Дело против Виктории Форд было очень крепким на первый взгляд, но мне не выпала возможность изучить или опротестовать улики. Будь у меня такая возможность, все могло бы сложиться иначе.