Эйвери записала про Мэгги Гринвальд и помедлила, прежде чем задать следующий вопрос.
– Вы можете рассказать мне про утро одиннадцатого сентября? Что произошло с Викторией в тот день? От ее сестры я узнала, что тем утром Виктория совершила серию телефонных звонков после удара по северной башне. Вы можете пролить свет на то, что происходило с вами и Викторией в тот день?
Манчестер кивнул. Эйвери видела, что его память преодолевает десятилетия, дотягиваясь сквозь года до подробностей, которые, может статься, он пытался забыть.
– Тем утром Виктория приехала около половины девятого. По понятным причинам у меня не осталось записей о встрече. Но за эти годы я много раз пересказывал свои воспоминания для других документальных фильмов, рассказывающих истории выживших, которые выбрались из башен до их обрушения. Так что я знал, что в восемь тридцать утра у меня встреча с клиенткой. Этой клиенткой была Виктория Форд. Мы рассмотрели дело против нее и обсудили участие Большого жюри, которое собиралось на неделе. Мы разговаривали о том, как ей собрать деньги, которые ей понадобятся. Мы разговаривали минут двадцать, когда первый самолет врезался в башню.
– Где располагался ваш офис?
– На восьмидесятом этаже северной башни. Виктория сидела перед моим столом, когда произошел огромный взрыв. Лучше всего это можно описать как взрывную волну. Здание качалось и гремело. Оно действительно накренилось в сторону, и на мгновение мне показалось, что башня рухнет. Все ломалось и билось. Картины попадали со стен, предметы со стола застучали по полу, потолочная плитка обвалилась, и включилась система пожаротушения над головой. Флуоресцентные лампы погасли, и включилось аварийное освещение. Я помню внезапную темноту снаружи. Яркое солнечное утро превратилось в полночь. И, конечно, запах. Я не мог его определить, но он был повсюду, это до меня дошло только вечером, когда я благополучно добрался домой. Тогда-то, пока я снова и снова смотрел новостные репортажи, я понял, что учуял запах авиационного топлива.
Эйвери ждала, не хотела давить слишком сильно.
– Забавно, как возвращаются воспоминания, – наконец продолжил Манчестер. – Я помню, как подошел к окну и выглянул, когда черный дым рассеялся. Помню бумаги, летящие по воздуху, словно конфетти, помню, как посмотрел вниз на улицу и увидел обычную для Нижнего Манхэттена толпу, но заметил что-то странное. Только позже я догадался, что это было. Толпа, машины, автобусы и такси – они не двигались. Все снаружи здания остановилось, как будто сам Господь Бог направил пульт управления на Нью-Йорк и нажал на паузу. Потом помню медленно стекающую по окну прозрачную слизь. Она была похожа на гель, густая и жидкая. И снова в тот момент я понятия не имел, что вижу. Только позже вечером я понял, что это было авиатопливо, растекавшееся снаружи здания.
Эйвери молчала. По телу пробежал мороз при мысли о том, через что прошел этот человек.
– Как бы то ни было, – продолжил он, – после первого взрыва я убедился, что все мои работники и партнеры в порядке, и затем мы начали эвакуироваться. Было рано. Некоторые из партнеров не приходили раньше девяти, так что в офисе нас было немного. Мы все знали, что в случае пожара пользоваться лифтами нельзя, поэтому пошли к лестнице и начали спускаться.
Эйвери свела брови.
– Вы спускались вниз?
– Да. Восемьдесят лестничных пролетов были трудной задачей, и мы не знали, в какой части здания горит, так что мы молились о том, чтобы пройти этажи под нами.
– Вы спускались вниз? – повторила Эйвери, на этот раз почти про себя. – А Виктория была с вами?
Манчестер покачал головой.
– Знаете, мне стыдно признавать, что я проследил за своими людьми – своими работниками и партнерами – и мы все быстро пересчитались по головам перед выходом на лестницу. – Он покачал головой и на секунду закрыл глаза. – Я не помню, чтобы видел Викторию Форд после того, как начался хаос. Я… забыл про нее.
Скорбь в его голосе была почти осязаема. Эйвери предположила, что это чувство вины выжившего, обусловленное тем, что тебе удалось обмануть смерть во время происшествия, забравшего так много жизней.
– Я слушала запись сообщения, которое Виктория оставила на автоответчике сестры. На ней она сказала, что находится с группой людей, которые решили пойти вверх по лестнице, не вниз. На крышу, где, как они считали, их могут спасти. Вы это помните?
Манчестер кивнул.
– Да. На нашем этаже было, наверное, сто человек, и мы все оказались в коридоре и на лестнице в одно время. Не было главных, и все было сумбурно. Было много криков растерянности и ложной информации, как вы можете представить. Теперь, через двадцать лет, мне трудно различить, что я знал в те мгновения, а что узнал потом. Все это словно смешивается и формирует собственную реальность. Но совершенно точно в тот момент никто из нас не знал, что в здание врезался самолет. Мы думали, что это просто какой-то взрыв. Новость о том, что в здание врезался самолет, начала распространяться только после того, как люди стали звонить домой. В том хаосе никто не знал, чему верить или кого слушать относительно стратегии того, как выбираться из здания. Как только народ начал организованно спускаться по лестнице, это было как вакуум и почти все последовали. Мы прошли двадцать этажей или около того, когда наткнулись на затор. Долгое время почти не двигались. Всего шаг в минуту или около того. Потом мы услышали второй взрыв, позже я узнал, что это второй самолет врезался в южную башню. Когда это произошло, люди запаниковали. Пошли разговоры о том, что лестница под нами заблокирована, и некоторые отделились. Кто-то пошел обратно наверх, кто-то – к другой лестнице с другой стороны здания.
– Что сделали вы?
– Я остался. Я не ушел с первой лестницы. Постепенно бутылочное горлышко рассосалось, и мы снова пошли.
– Сколько времени вы выбирались?
Манчестер покачал головой.
– Не уверен. Не помню, чтобы смотрел на часы тем утром, но полагаю, от сорока минут до часа. Знаю, что десяти часов еще не было. И задокументировано, что первый самолет врезался в восемь сорок шесть. Выйдя на улицу, я осмотрел апокалиптический вид и пошел прочь от центра. Метро не работало, поэтому я пошел пешком. Я дошел до парка Вашингтон-сквер, когда рухнула южная башня.
– Значит, после первого удара вы больше никогда не видели Викторию Форд?
– Я видел лица. Я разговаривал с людьми, но не помню, что мы обсуждали или кто они были. После того, как я проверил своих коллег, я едва помню их присутствие. Виктория могла идти на одного или двух человек впереди меня, но я не помню. Помню только, как люди бредут вниз по лестнице.
– Когда вы узнали про Викторию?
– Не сразу. Моя адвокатская практика пропала: все клиенты, все дела, все компьютеры. Я не слышал о Виктории Форд несколько недель. Столько времени понадобилось, чтобы спасти практику. Но Виктория была новой клиенткой. Я не начал процесс ее защиты. Она не заплатила мне гонорар. Меня ждали более срочные клиенты и подготовка к судебным заседаниям, как только осела пыль одиннадцатого сентября. Прошло какое-то время, прежде чем я услышал, что Виктория погибла.
Эйвери кивнула:
– Хорошо, я не хочу занимать слишком много вашего времени. Большое спасибо, что рассказали, я уверена, тяжелые воспоминания.
– Конечно.
– Вы не возражаете, если я позвоню вам в другое время, может попозже летом, если запущу эту историю и начну официальные интервью? К тому времени у меня будет возможность посмотреть на все улики против Виктории, и я с удовольствием послушала бы ваше мнение о них и какую защиту вы могли бы построить, будь у вас такая возможность.
– С удовольствием.
Через несколько мгновений Эйвери была на улице. Она посмотрела в сторону, где когда-то стояли башни-близнецы. Она никак не могла избавиться от мысли, которая продолжала всплывать в голове. Роман Манчестер и все остальные из его офиса пошли к лестнице и спустились вниз. Виктория Форд поднялась наверх. Если бы она просто последовала за толпой, сложилось бы все по-другому?
Глава 29
Манхэттен, Нью-Йорк
пятница 2 июля 2021 г.
В список контактов, который составила Эмма, входила и лучшая подруга Виктории, Натали Рэтклифф. Эйвери не обратила внимание на имя, пока не вернулась в свой номер, а потом прочитала дважды. Натали Рэтклифф была одной из самых популярных авторов в стране. Ее книги продавались в каждом книжном магазине, аптеке и киоске в торговых центрах. По всему миру было продано больше ста миллионов экземпляров ее романов, поэтому связаться с ней было не так просто, как позвонить. Поиски Эйвери показали, что издатель Натали Рэдклифф – дочерняя структура «Эйч-Эй-Пи Медиа», так что она задействовала свои контакты, чтобы выйти на связь и назначить встречу.
Натали Рэтклифф жила в манхэттенской высотке, выходящей окнами на Центральный парк, в том самом комплексе зданий, которые составляли скандальные пентхаусы в «Ряду миллиардеров»[2], где выросла Эйвери. Когда-то медик в отделении неотложной помощи, работавшая двенадцатичасовыми сменами, сегодня Натали Рэтклифф далеко ушла от своих ночей в больнице. Теперь она писала романы – женские детективы, которые ругали критики, но поглощали обожающие поклонники. За пятнадцать лет женщина написала пятнадцать романов, и каждый стал бестселлером. Лучшая подруга Виктории Форд и соседка по комнате в колледже, Натали Рэтклифф находилась в первых строчках списка людей, с которыми Эйвери было интересно пообщаться.
После своего визита к Роману Манчестеру предыдущим днем Эйвери заглянула в книжный и выбрала парочку романов Натали Рэтклифф. Она обнаружила две полки с книгами женщины и вернулась в отель с целой сумкой романов в мягких обложках. Несмотря на то, что она гонялась за историей и у нее было много работы, Эйвери засосал один из романов Натали. Главная героиня – пухленькая частный детектив по имени Пег Перуджо – расследовала темные делишки привлекательного врача неотложного отделения, в процессе выяснив, что хороший секс важнее, чем махинации с «Медикэр»