Когда она пересекала мост Джорджа Вашингтона, яркое солнце поднялось еще не высоко и светило ей в зеркало заднего вида до самого штата Нью-Джерси, пока она не свернула на север по Палисейдс-Интерстейт-Паркуэй. Из колонок лилось плавное регги, так Эйвери пыталась успокоить нервы. Мысли крутились вокруг открытки, которую несколько месяцев назад она разорвала на кусочки, а потом кропотливо склеивала обратно. После приезда в Нью-Йорк открытка умудрилась куда-то завалиться, и Эйвери восприняла ее отсутствие как предзнаменование того, что задуманное пойдет не по плану.
Она сказала всем: своему агенту, своим друзьям в «Эйч-Эй-Пи Ньюс», Кристин Свонсон, Уолту Дженкинсу и даже Ливии Катти, – что пересекла страну в поисках истории Виктории Форд. Но настоящей причиной была сегодняшняя утренняя поездка. Вдобавок к запланированному на завтра рандеву с немцем по имени Андре, которому она заплатила тысячу долларов за создание фальшивого паспорта, сегодняшняя поездка в горы была причиной, по которой Эйвери приехала в такую даль. По этой причине она сидела за рулем своего «Рендж Ровера», а не купила билет на самолет. По этой причине платила наличными за все в этой поездке, любой ценой избегая кредитной карты. Она была почти уверена насчет того, что обнаружит, но ей нужно было подтверждение, прежде чем продолжать.
Поездка до Лейк-Плэсид заняла более четырех часов. Эйвери помнила мучительные поездки в детстве. Казалось, чтобы добраться из города до гор, требовались дни, а не часы. Но она помнила и радость – наконец-то приехать в домик тети. Родословная владельцев дома не имела значения, когда она была ребенком, посещавшим домик в последние выходные лета, перед самым началом учебы, – поездка, которую семья Монтгомери совершала каждый год, чтобы отпраздновать благополучное возвращение Эйвери и Кристофера домой из мореходного лагеря. Это был их поклон концу лета. Тогда Эйвери больше интересовало купание в озере и раскачивание на длинной тарзанке, привязанной к ветке нависавшего над водой платана. Тысячу раз эта веревка с узлами уносила Эйвери и ее брата с края скалы в озеро, где они отпускали ее и плюхались в воду. Поездка в домик мамы Белл совершалась только один раз за лето, но занимала в воспоминаниях Эйвери значительное место, благодаря чудесному времени, которое они с Кристофером проводили со своими кузенами.
Домик не принадлежал Монтгомери. В таком случае он был бы в три раза больше и располагался на озере в десять раз больше. Последние (и самые дорогие) архитектурные тренды заменили бы сельскую самобытность. Вдоль берега выстроился бы флот моторных лодок и гидроциклов. Все было бы вычурно и чрезмерно. А также было бы конфисковано правительством Соединенных Штатов, как всякая другая недвижимость, которой владел Гарт Монтгомери. Но домик мамы Белл не был ничем подобным. Он был простым, очаровательным и очень далеким от всего, чем владела семья Эйвери. Это было прибежище от пафоса и богатства, которые следовали за Монтгомери по пятам, куда бы они ни отправились. Для Эйвери домик обладал той же притягательностью, что и мореходный лагерь Конни Кларксон. Эйвери никогда не была счастливее, чем засыпая летними ночами в домике номер 12 в Систер-Бэй, штат Висконсин. Такую же радость она находила каждый год, когда навещала домик мамы Белл в Лейк-Плэсид.
Ребенком Эйвери не знала, в каком именно родстве они состоят с мамой Белл. Это было слишком сложно для понимания Эйвери и ее брата. Мама Белл приходилась троюродной сестрой дяде Эйвери и достаточно дальней родней Монтгомери, чтобы не попасть в поле зрения федералов. Напрямую с Монтгомери ее ничего не связывало, и стоило прийти открытке, как Эйвери поняла, где скрывается отец. Три семерки, написанные внизу открытки, означали адрес домика: 777, Стоунибрук-Серкл, Лейк-Плэсид, штат Нью-Йорк.
«Добро пожаловать в семерки», – говаривала мама Белл, когда они приезжали каждый август. Как долго ее отец находится там и в какой он форме, Эйвери понятия не имела. Знала только, что она не просто так зашла так далеко и ничему не позволит рушить ее планы. Ни сомнениям, ни страху и уж точно не проклятой совести.
Горный серпантин на последнем отрезке пути был извилистым, как она и запомнила. На последнем повороте Эйвери сбросила скорость. Дорога перед ней, ведущая к подъездной дорожке домика, пестрела пятнами утреннего солнца, пробивавшегося сквозь листву окружающего леса. Она доехала до конца улицы и остановилась. Перед ней стоял живописный треугольный дом, обшитый кедром и примостившийся на краю холма, спускавшегося к озеру позади. Подъездная дорожка была не асфальтированная, между двумя засыпанными гравием колеями слегка возвышалась насыпь из камней. В конце подъездной дорожки была припаркована машина. Эйвери ее не узнала. Однако на почтовом ящике был написан номер дома. Когда она приезжала сюда ребенком, три семерки были ярко-красными и полными жизни. Сегодня они были кирпичными и выцветшими от непогоды.
В доме было заметно движение. В окне мелькнул силуэт и будто остановился на секунду. Эйвери заметила, как дрогнули занавески и представила, как он осторожно выглядывает сбоку от окна на огненно-красный «Рендж Ровер», остановившийся посреди улицы. Она едва не заехала на подъездную дорожку. Чуть не припарковалась позади незнакомой машины и чуть не поднялась по ступенькам, чтобы постучаться в дверь. Чуть было не… Вместо этого она повернула руль вправо и тронулась. Прямой разговор с отцом никогда не входил в ее планы. Не мог входить. Но она должна была приехать. Должна была увидеть домик снова. Должна была убедиться. Подтверждение совершенно определенно входило в ее планы. Насчет остального Эйвери могла только надеяться, что сработает. В тупике она развернулась и поехала обратно в город.
Уолт Дженкинс вел свой неприметный правительственный кроссовер, ключи от которого ему выдал Джим Оливер в первый же вечер после возвращения в Нью-Йорк. Он чуть не повернул на Стоунибрук-Серкл следом за Эйвери. Однако инстинкты не позволили. И это хорошо. Он видел, как ее машина остановилась посреди дороги перед гравийной подъездной дорожкой, а потом развернулась и поехала обратно, в его сторону. Извилистые пустые горные дороги не лучшее место для слежки.
Он смотрел, как она развернулась и поехала обратно в город. Уолт был счастлив дать ей немного свободы. Теперь он свернул на Стоунибрук-Серкл и остановился на том же месте, где только что был «Рендж Ровер» Эйвери. На коротком участке дороги стоял всего один дом.
Уолт не поддался порыву остановиться у обочины и обыскать место. Это не его работа. Он выполняет задачу по наблюдению, и его цель – собрать информацию и передать ее Джиму Оливеру. Он сделал на свой сотовый несколько снимков треугольного дома и леса по бокам. Затем он повернул руль и подъехал ближе к почтовому ящику, где сфотографировал адрес. Его мозг быстро связал выцветшие семерки на почтовом ящике и цифры, написанные на открытке, которую он видел в номере Эйвери.
Уолт бросил телефон на пассажирское сиденье, развернул машину и прибавил газу, чтобы догнать Эйвери.
Глава 55
Манхэттен, Нью-Йорк
среда 7 июля 2021 г.
Утром в среду, через неделю после встречи с Андре Шварцкопфом, Эйвери села на поезд F и потряслась в Бруклин на свою вторую встречу с загадочным мужчиной, с которым ее связали. Снова вернулось то пульсирующее беспокойство, которое зародилось, когда она смотрела на Уолта перед своим отелем в понедельник утром. План подошел к ключевому моменту. Как только она получит паспорт, все остальное получит шанс на реализацию. Без паспорта шансов нет вообще. Она крепко прижимала сумочку к боку, пока вагон метро покачивался на рельсах. В сумочке лежали оставшиеся наличные для покупки. На этот раз она надеялась на быстрый обмен. Она представила, как стоит на ступеньках дома и звонит в дверь, Андре открывает и отдает ей паспорт в обмен на оставшуюся плату. Затем она уходит и заканчивает с теневым бизнесом изготовления фальшивых документов. Чтобы все сработало, много чего другого должно пойти как задумано, но это был очередной решающий шаг в изнурительном пути, который она начала очень давно.
Несмотря на множество пустых сидений в вагоне, рядом сел мужчина, зажав Эйвери между собой и окном. Его наушники почти не заглушали музыку, которая гремела в них. Эйвери крепче прижала сумочку к боку. Мужчина смотрел прямо перед собой и не обращал на нее внимания. Поезд остановился, и двери разъехались в стороны. Несколько пассажиров вышли, их сменили вновь вошедшие. Эйвери на секунду подумывала сказать мужчине, что ей надо выйти, несмотря на то, что до ее остановки в Бруклине оставалось еще тридцать минут. Но не успела она набраться смелости, как двери закрылись и поезд вновь тронулся. В наушниках мужчины продолжала орать музыка. Через несколько минут поезд замедлился на следующей остановке. Мужчина залез в рюкзак, лежавший у него на коленях, и достал оттуда конверт. Он как ни в чем не бывало уронил его на колени Эйвери, так и не взглянув на нее.
– Планы поменялись, – сказал мужчина, глядя прямо перед собой.
На этот раз, когда поезд остановился, мужчина неожиданно встал. Не успела она ничего спросить, как он вышел, стоило дверям открыться. Она смотрела в окно, как он надел рюкзак на плечи, прошел через турникеты и поспешил вверх по лестнице. Эйвери подождала, пока поезд тронется, прежде чем взять конверт. Он был не запечатан. Она достала учетную карточку и прочла: «Мемориал одиннадцатого сентября. Северный зеркальный бассейн. Ждите меня там. Андре».
Эйвери оглядела вагон, задаваясь вопросом, что же случилось. Теперь образ того, как она быстро обменивается с Андре на крыльце его дома, сменился образами, как ее арестовывают и сажают на заднее сиденье полицейской машины, сковав руки наручниками за спиной. Она подняла глаза на карту, чтобы посмотреть, где находится. До финансового района оставалось две остановки. Она подумала отменить все и покончить с этой ерундой. Выйти из метро на следующей остановке и взять такси обратно в «Лоуэлл». Но это означало бы отменить план до того, как у него появится шанс сработать.