в жизни ее что-то изменится. У нее за время их с Германом брака, которому совсем недавно был отмечен рубеж в семь лет, пару раз уже были мимолетные легкомысленные интрижки, хотя там и до поцелуев дело не доходило, а куда уж что посерьезнее. Но в этот раз Кира поняла, что ее привычная, обыденная, жизнь, наполненная ежедневными хлопотами, лопнула с треском как огромный воздушный шар — пш-ш-ш-ш! — и скукожилась в маленький жалкий бесформенный клочок, как всегда бывает даже с самыми великолепными, парящими в небесах воздушными шарами.
В тот день вечером она шла домой с парковки — и внезапно пошел первый снег: крупный, мягкий, неторопливый… Когда звякнул телефон привычным пиликаньем только что пришедшего сообщения, Кира даже не сразу достала его из кармана. Вообще не хотелось ни о ком ничего слышать, так тихо и спокойно было кругом. Телефон пропиликал настойчиво снова и снова, и она открыла и прочла сообщения, сначала даже не взглянув на отправителя: «Кир, вечер — чудо. Я на набережной. Очень хочу с тобой, только с тобой. Не удивляйся и не задавай дурацких вопросов. Valli».
И в этот момент, хотя не было ни банальных «я тебя люблю», ни многозначительных взглядов, ни даже каких-то откровенных и простых прикосновений — она все поняла. Про себя. Про него. Про то, что любовь, безудержная и всеохватная, как снежный водоворот вокруг нее, подхватила, увлекла, утянула… И что нужно расставаться с мужем.
Правда, дело до разговора с Германом дошло только сейчас. Хотя шел уже второй месяц безумного, сносящего все крыши в ее голове, романа. Она теряла и забывала вещи. Не помнила о встречах с клиентами и не сразу понимала, о чем идет речь, когда Герман за ужином обсуждал с нею планы на выходные и предновогодний ремонт. Зачем-то ему вздумалось внезапно отремонтировать пустовавшую уже лет пять третью комнату в их квартире. Когда они сюда заехали, оба выбрали для гостиной не самую большую комнату, а ту, что соседствовала с кухней — объединив ее в модное ныне пространство кухня-гостиная. В еще одной «малышке» они устроили себе спальню. А самая большая — самая солнечная комната пустовала. Ее облюбовал Михаил — рыжий кот с проплешиной на боку (следствие бурной дворовой юности), которого Герман притащил домой с год назад. Изо дня в день Михаил дремал ровно посередине просторного помещения в косом прямоугольнике, очерченном солнцем, вставая только для отправления естественных кошачьих потребностей и чтобы подкрепиться. Иногда Кира забывала про кота, и из-за этого ей было совестно. Впрочем, Гера исправно следил за наличием свежей воды и корма в миске.
— Слушай, давай до Нового года комнату в порядок приведем.
— Зачем?
— Ну…
— Кабинет хочешь себе? — предположила Кира.
Гера как-то неопределенно промычал — собственно, на этом и порешили. Был этот разговор несколько недель назад. В это время все дни в Кирином сознании слепились в один снежный страстный ком, и про комнату она не вспоминала до сегодняшнего дня.
Сидя на подоконнике, она не только решила, что сегодня нужно будет обязательно поговорить с Герой, но и задумалась о комнате.
Елки-палки. Ведь эта комната просто идеально подходит для…
Герман сбил ее с мысли, заглянув в спальню. Он был уже одет и собирался на работу. Герман, аккуратный и системный во всем, никогда никуда не опаздывал. И Кира вдруг поняла, что сегодня случилось что-то безумно странное. Ее муж был все еще дома, хотя рабочий день уже начался.
— Я сегодня отпросился. У меня дело есть одно. Я хотел с тобой серьезно поговорить, — он чувствовал себя очень неловко и как будто опасался заходить в комнату.
— Герман, это я… я должна была с тобой поговорить. Давно. Я страшно виновата, что молчала. Но… — слова сами вдруг полились рекой, и Кира почувствовала, что их не остановить. — Я встретила другого мужчину. Очень его люблю. Нам нужно развестись. Срочно!
Она замолчала и почувствовала пошлость и примитивность всего сказанного. И сразу величественная картина ее чувств со скоростью несущегося с гор грязевого потока превратилась в обыденную мазню, что продается на блошином рынке. Киру передернуло. Но сказанного не воротишь.
Герман замер. Они так и стояли. Она, соскользнув в порыве откровения с подоконника, но опершись на него, и он — в дверном проеме, так и не решившись сделать шаг в комнату.
— Что же ты? Что же ты молчишь?
— А что ты хочешь услышать? Будь счастлива, я рад, что ты наконец кого-то полюбила?
— Ну скажи, что я дрянь, предательница, — что еще говорят в таких случаях?
— Знаешь, со мной это в первый раз. Думаю, да. Ты права. Я рад, что ты наконец все рассказала и тебе больше не нужно врать. — Герман посмотрел ей прямо в глаза, и Кира отвернулась. — Я рад, что ты полюбила.
Не открывая глаз, Кира услышала, как он шагнул — к ней? Но нет, следующий шаг звучал глуше, еще один, еще… Хлопнула дверь — и Кира осталась один на один со своей внезапно и бесповоротно, как ей казалось в этот миг, все изменившей и разрушившей правдой.
Телефонный звонок заставил ее стряхнуть оторопь. «Ворона! Нужно же ехать! Еще костюмы забирать, подарки спонсоров!» — Кира наспех залезла в первый попавшийся свитер, джинсы не по погоде, ботинки. Каблуков не носила принципиально. Хотя были моменты, когда Valli нашептывал ей, какой сногсшибательной красоткой была бы, надень она красное платье и высоченные каблуки.
— Ты — жертва гендерных стереотипов! — отшучивалась Кира.
— Я просто нормальный мужик. Проверишь? — тема каблуков тут же отбрасывалась прочь, как и разговоры.
Кира схватила свой (выбранный с учетом всех ее требований и купленный ей Германом) ноут, в котором был весь ее рабочий «инвентарь» — сценарии, музыка, игры, контакты артистов и прочие необходимые для организатора мероприятий вещи, и рванула вниз. Оказавшись на улице, поняла, что не взяла ни куртку, ни шапку — а к вечеру обещали снег с похолоданием. «Возвращаться — плохая примета!» — прозвучала в голове заезженная строчка. Кира чертыхнулась и метнулась назад. Схватила первую попавшуюся на вешалке куртку — ох, не по погоде легкую разлетайку. «Все равно на машине. Не околею!» — подумалось Кире.
Маленький красный форд фьюжн приветливо затарахтел, показывая, что хоть давно не мыт и не чищен, но довезти хозяйку сможет хоть на край света. «Малышка ты моя!» — ласково подумала Кира, постукивая пальцами по консоли, пока машина разогревалась.
Позвонить Valli сейчас? Или потом? То, что на вчерашнее Кирино сообщение он ничего не ответил, ее не напугало и не расстроило. Ему тоже нужно переварить новость. Но долго не промолчишь: в такой момент захочешь спрятаться — не спрячешься. После ее излияний Валентину нужно будет что-то решать. Прямо перед Новым годом. Прямо сегодня.
«Мне придется уехать, но куда? Это же и моя квартира. Здесь мои вещи, я ее люблю. Тут рябина за окнами. И вообще, почему я должна уезжать? Не в одной же комнате живем. Но и оставаться… как? Поискать какой-нибудь блог для разведенных — типа, три совета тем, кто признался в измене, пять способов расстаться безболезненно. Что за чушь, что за фигня в голове…»
Кира тряхнула головой, машина рыкнула в такт движению хозяйки и заработала спокойно и размеренно. «Прогрелась, можно ехать. Позвоню…» — решила Кира и взяла в руку телефон.
«Катастрофически тебя не хватает мне…» — рингтон, который Кира установила на его номер, дал понять, что ее опередили.
— Valli, все, я все ему сказала! Что расстаемся. Вот только что. Сказала. Уф, как камень с плеч… Ты как?
Валентин воспользовался внезапным одиночеством в кабинете (спасибо секретарше Соне, родившейся за два дня до Нового года и не дождавшейся обеденного перерыва, чтобы ускользнуть по этому поводу в кафе), набрал Кирин номер. Что говорить, он пока не придумал, но решил, что его природная чуйка, помогавшая в переговорах даже с непробиваемыми клиентами, не подведет и сейчас.
— Я в порядке. Работа. Долго говорить не могу. Не знаю, что говорить. Ты просто… как гром с колокольни…
— Гром с ясного неба.
— Пусть так. Я, честно, не ожидал. Мы же даже это не обсудили? И тут р-раз…
— Что не обсудили? А что тут было обсуждать? Нужно было сразу, два месяца тому назад поговорить. Мне противно на себя смотреть в зеркало. Мне врать противно, понимаешь?
— Кира, успокойся. Я не про то…
— А про что? Я про то, что если тебя люблю, то я не могу ему врать. Да он и не заслужил. Valli, а ты про что? — Кира услышала себя со стороны. Даже увидела каким-то странным внутренним зрением: она была похожа в этот момент на хищника, который приготовился к прыжку через пропасть, которая грозила ему гибелью. — Valli, ты тоже должен поговорить с ней.
Этого он больше всего опасался. Параллельно чувствам, которые неожиданно для Валентина оказались более глубокими и искренними, чем он мог предположить, в нем всегда звучала одна противная нота — наступит момент, когда она этого потребует. Кира не из тех, кто будет довольствоваться ролью любовницы, терпеливо ожидая следующей встречи. И не из тех, для кого такой способ отношений удобен. Нет, это он понял сразу, и предчувствие будущей мертвой петли, из которой ему, скорее всего, не выбраться, все время сопутствовало его взлетам.
— Кира, давай не сейчас. Ты возбуждена, взвинчена, расстроена. Ты не адекватна. Постарайся успокоиться. Давай часов в семь сегодня увидимся в нашем кафе на набережной и все спокойно обсудим. Я постараюсь не задерживаться на работе!
Черт, час назад он то же самое пообещал жене, которая напомнила, что еще не куплен подарок дочери-студентке, которая завтра вернется из столицы на каникулы, не запасено спиртное для гостей и продукты для новогоднего стола. «Дорогой, я понимаю, как ты занят. Но мы же всегда новогодние покупки делаем вместе? Не будем отступать от этой нашей с тобой традиции и в этот раз — хорошо, любимый?»
— Давай вечером обо всем поговорим? Ладно, мой воин в сияющих доспехах? Все, у меня вернулся народ, не могу говорить. До вечера.