Он еще шутит! Кира со злости треснула рукой по рулю — и машина издала протяжный и громкий недовольный вскрик.
«А ты чего ждала? Что он все бросит и помчится исповедоваться своей благоверной? Слово-то какое — “благоверная”. Слово словом, а она верная, в отличие от тебя, судя по всему…»
На лобовое стекло откуда ни возьмись упал огромный желтый лист.
Странно. Декабрь, причем снежный, вот дворник уже дважды в день метет — все без толку. А тут — на тебе, осенний привет. «Кленовый лист, кленовый лист, ты мне среди зимы приснись», — опять промелькнула в голове знакомая строчка. Лист был похож на детскую ладошку. «Господи, вот ненормальная. Меня же Ванька ждет!»
***
Ванька появился в ее жизни совершенно случайно. Нет, совершенно не случайно — как была теперь уверена Кира. Примерно тогда же, когда она стала частью любовного треугольника. Хотя иногда Кира думала, что на самом деле это квадрат. Потому что с той же силой, что она полюбила другого мужчину, если даже не больше, она полюбила ребенка. Чужого. Детдомовского. А вчера, кроме понимания, что врать мужу больше нельзя, она поняла еще одну важную вещь — Ваньку нужно забрать.
Детей Кира не очень любила. И детские праздники, которые ей приходилось организовывать намного чаще, чем взрослые, тоже. Но родители были готовы выложить круглые суммы, чтобы их чадушки были счастливы — и Кира, как человек деловой, это отлично понимала. Иногда она участвовала в благотворительных проектах, которые организовывали спонсоры — крупные компании или депутаты. Такие праздники Кира и вовсе не переносила и старалась в них не участвовать. Ей всегда было стыдно перед ребятишками, которых, по ее мнению, просто использовали. Но от этого праздника — «Прощай, осень!» — для детского приюта ей отвертеться не удалось, да и проводила его компания Валентина, так что это был лишний повод увидеть его, зайти в офис на кофе по совершенно благовидному предлогу — я мероприятие провожу, нужно все согласовать, обговорить, запланировать, бюджет подписать, наконец.
Кира надеялась, что ей в самом действе участвовать не придется — хватит и организаторской роли. Но в последний момент заболел аниматор, который должен был играть рыцаря. Кира выругалась про себя, загрузила доспехи, взятые напрокат, в свою «малышку» и помчалась в детский приют.
Представление было смесью сказки с какой-то обучающей притчей (этих несвязных сценариев не счесть в интернете), вот и здесь было что-то подобное. Кира чувствовала, что опаздывает, пытаясь одеться в этой тесной то ли кладовке, то ли кандейке, — доспехи были явно не по ее меркам. И она стала паниковать, что вообще не сможет облачиться в эти громоздкие и нелепые картонные копии одежды средневековых воинов.
— Да кто же придумал этот праздник дурацкий! — в сердцах бросила Кира, уверенная в своем полном одиночестве в этой конурке. Как вдруг из-за шкафа донеслось: «Кто-кто — Дед Мороз!»
Кира чуть не подпрыгнула, но в это время из-за шкафа выглянула ярко-рыжая шевелюра, курносый нос.
— А ты кто такой?
— Ваня. Ваня Семёнов. Я тут живу. А ты кто?
— Я — рыцарь.
Мальчишка, рост которого едва доходил Кире до пояса, на вид был лет шести.
— Не-е-е, ты же тетенька… Тетеньки рыцарями не бывают.
— А кем бывают?
Мальчишка задумался и отошел на пару шагов, чтобы окинуть ее целиком внимательным взглядом.
— Тетеньки бывают принцессами! Вот ты — точно принцесса! — важно сообщил он. И посмотрел Кире прямо в глаза.
И в этот момент внутри у нее внезапно выросло что-то огромное, что-то до такой степени доброе и полное любви, что у Киры из глаз совершенно неожиданно брызнули слезы. А ведь она не плакала лет с четырнадцати, когда свалилась с забора на глазах у целой толпы дворовых мальчишек, порвала новые джинсы, которые мама купила в рассрочку, и решила, что больше ни один мужчина в жизни ее слез не увидит. Но этот рыжий и вихрастый мальчонка Ваня стал исключением. Как догадалась Кира в тот миг — навсегда.
***
«Малышка» не подвела и быстро домчала до приюта. Встала прямо перед воротами. По снегу было видно, что изнутри на машинах никто не выезжал. Чего церемониться? Выгрузила гору подарков, которые она приготовила к Новому году всем ребятишкам. Сегодня она приняла еще одно решение, к которому, честно говоря, была готова с первой встречи со своим «рыжиком» — про себя она только так и думала о Ване.
— О, Кирочка наша приехала! — радостно встретила ее старшая воспитательница Мария Николаевна. И стала тут же помогать с пакетами, сладостями и подарками.
Кира заметила, что на окнах висят гирлянды и бумажные снежинки, и Кире захотелось решить свой вопрос как можно быстрее.
— Тамара Ивановна на месте, занята?
— Да здесь, вроде бы. С бумагами возится. А случилось что? — забеспокоилась Мария Николаевна, как любой подчиненный, когда речь заходит о начальстве.
— Ничего, хочу поздравить.
— Хорошо. Ты не знаешь, наверное…
Кира прибавила скорости, так и не услышав окончания фразы Марии Николаевны.
Директриса Тамара Ивановна будто сошла со страниц советских книг про школу, хотя по нынешним меркам скорее была завхозом с функцией главной подписи. В тот момент, когда Кира со всего маху влетела в ее кабинет, она как раз сортировала очередную пачку фактур и вид имела весьма грозный.
— А, Кира, проходите, проходите. Опять спонсоры на Новый год к нам хотят попасть? Поздновато собрались, — пробормотала она, не глядя в Кирину сторону.
Кира по-свойски присела на краешек стула и плавно подвинула в сторону мощного бюста директрисы пакет с новогодним презентом.
— Не стоит, не стоит, зачем же! — Тамара Ивановна расплылась в улыбке и быстро убрала пакет под стол. Кира хмыкнула про себя: этот проверенный способ вернуть внимание собеседника и получить его расположения опять сработал.
— Тамара Ивановна, я к вам с серьезным разговором. Я хочу забрать ребенка. Из вашего приюта. Сначала, конечно, на выходные, а потом — и насовсем!
Тамара Ивановна слегка оторопела:
— Да, о… как хорошо! Настоящее новогоднее чудо! Но это так неожиданно… Что это на вас нашло? — она даже очки сняла, чтобы получше разглядеть эту странную женщину, не обремененную заботами и домашним хозяйством (собственно, Кира и не переживала никогда, что в число ее многочисленных достоинств не входит хозяйственность или домовитость).
— Дано собиралась, — Кира откинулась на спинку стула, изобразив совершенно уверенную и спокойную бизнес-леди. — Жилплощадь у нас позволяет. Доходы тоже. Почему бы нет?
Тамара Ивановна слегка покашляла и, вернув очки на переносицу, задала простой вопрос, который поставил Киру в тупик:
— А что по этому поводу думает ваш супруг? Вы же замужем, верно? Он поддерживает ваше намерение?
Кира приложила все силы, чтобы ни одна черточка на ее лице не выдала весь ужас ситуации, и что супруг не в курсе, и что где-то через месяц он уже таковым являться не будет, и что она находится совершенно не в том положении, которое должно быть у будущей приемной матери.
Но отступать Кира не привыкла, поэтому ответ прозвучал уверенно и правдиво — так, что даже Станиславский вместе с Немировичем-Данченко не подкопались бы:
— Конечно, именно сегодня утром мы этот вопрос и обсудили. Поэтому я сразу приехала к вам. Мне бы хотелось, хотя я понимаю, что, наверное, это трудно устроить, чтобы Новый год Ваня встретил дома — с нами, а после каникул…
— Ваня? Ложкарев, 14 лет?
— Нет, Семенов, из группы малышей. Рыженький.
Тамара Ивановна уронила очки, которые начала было надевать на нос, чтобы отыскать в списке заветную фамилию и оторопело посмотрела на Киру. Ох, и не понравилось Кире то, что она увидела в этом взгляде.
— Кирочка, но… мальчика забрали…
Кира подскочила:
— Как? Кто забрал?! Когда? Мы же в понедельник виделись! И он был здесь! Я ему вот — купила машину, какую он хотел…
— Мне очень жаль… Будущие приемные родители взяли его на новогодние праздники. Мы иногда такое практикуем, когда видим серьезность намерений. А здесь все серьезно. Мне правда очень жаль!
Лицо директрисы, редко излучавшее доброту или жалость, в этот раз не обманывало — ей и правда было искренне жаль Киру, и это означало, что она говорит правду и одну только правду. Ваню забрали. Кира опоздала. До Нового года оставалось два дня.
***
Кира опаздывала. Валентин приехал в кафе, где они обычно встречались вечерами, ровно к семи. Перед этим ему пришлось огорчить супругу, которая была вынуждена отправиться за покупками, впервые нарушив семейную традицию, в одиночестве. «Валя, я, конечно, справлюсь и сама. Работа — это очень важно! Тем более твоя. Я все понимаю. Но я совершенно не разбираюсь в сырах и вине, да и рыбу всегда выбираешь ты — у тебя это получается отменно, все гости замечают! Если ты сможешь освободиться пораньше, приезжай, пожалуйста, в супермаркет! Выберем хотя бы Анечке подарок вместе», — печально звучал в аудиосообщении голос, в котором за годы совместной жизни Валентин научился читать между строк, букв и пауз. «Я очень переживаю, я беспокоюсь о том, что случилось, потому что не очень верю твоим словам про внезапное совещание накануне праздника. Неужели все очень серьезно…» — вот что говорил ему подстрочник в голосе жены.
Пока Валентин плелся на своем новом белом лексусе («…зачем тебе эта бабская машина, Valli? Позорище. Розовые сопли. Дочке подари. Она оценит!» — вспомнилась ему реакция Киры на новость о покупке) по предновогодним пробкам. Он несчетное количество раз пытался отрепетировать речь, которую нужно будет произнести, когда увидится с Кирой, подыскивал весомые аргументы, которые должны были… Должны были оставить все как есть. Валентин припарковался на удивление быстро и в этом увидел знак, что все должно пройти удачно.
Столик, за которым они с Кирой так любили сидеть до полуночи в этом кафе и за которым в тот самый вечер они без слов, только с помощью взглядов и каких-то судорожных рукопожатий, поняли, что все случится именно сегодня, и так и вышло, был свободен. «Еще один хороший знак», — подумал Валентин.