Раза два она просыпалась, но тут же снова проваливалась в сон. А когда окончательно проснулась утром и взглянула на часы, на них было пятнадцать минут двенадцатого.
– Вот это да! – воскликнула Соня.
Ей страшно хотелось принять душ. Было объявлено, что водопроводная вода в городе теперь безопасна. Но затем она подумала, что сперва не мешало бы сделать пробежку длиной в четыре мили – так она упражнялась три раза на неделе. А уж сегодня – самый подходящий день, чтобы проветриться и обрести ясность мысли. И вот она встала с постели, надела тренировочный костюм и кроссовки, прикрепила к воротничку плеер, вставила в уши наушники.
А потом распахнула дверь, и утреннее солнце ослепило ее. Сначала она несколько раз обежала лужайку перед домом, затем включила свою любимую песню Мадонны и выбежала на улицу.
Соне всегда так нравилось чувствовать теплые лучи солнца на лице, вдыхать свежий бодрящий воздух. Именно этого ей сейчас и не хватало.
Ко времени, когда она вернулась, вся одежда насквозь пропиталась потом, ноги были как ватные, легкие болели. Она с трудом преодолела последнюю четверть мили.
И все равно – чувствовала себя просто отлично.
Она отперла дверь, шагнула в дом, вынула наушники и бросила плеер в декоративную вазу, где также хранила ключи. Потом прошла в кухню и открыла кран холодной воды на полную мощность – чтоб стекла и хорошенько остыла.
А потом вдруг спохватилась.
– О чем я только думаю? – Выключила кран, достала из холодильника бутылку минеральной воды «Поланд», жадно отпила два больших глотка.
Тут в дверь постучали.
– Секундочку! – крикнула она.
Соня поставила бутылку на столик, быстро подошла к двери, распахнула ее.
– Мисс Рупер?
Мужчина приветливо улыбнулся и кивнул.
– А я вас знаю, – протянула она.
– Мы виделись вчера в больнице. Я спрашивал…
– Вы полицейский, – перебила его Соня. – И я вас помню. Вот только извините, забыла ваше имя.
– Карлсон, – сказал он. – Ангус Карлсон.
Она жестом указала на себя. Спортивная одежда потемнела от пота.
– Прошу извинить, но я была на пробежке. И пропотела насквозь. Просто до неприличия. Простите, а вы, случайно, не знаете, насколько безопасно теперь пользоваться душем?
– Насколько я слышал, теперь можно. Простите, что побеспокоил вас в такой момент. Может, мне зайти позже?
– Нет-нет, ничего страшного.
– Говорят, что через день или два мы сможем спокойно пользоваться водой из-под крана. Даже пить ее, уже не говоря о том, что мыться, принимать душ и все такое прочее. Кризис миновал.
– Правда? Что ж, это хорошие новости. Потому как если уж кому приспичило принять душ, так это мне. А что вы хотели узнать?
– Мы до сих пор, как понимаете, активно расследуем эту историю с отравлением водопроводной воды и повторно расспрашиваем людей, которые могли что-то заметить, увидеть… ну, словом, все, что вызвало какие-то подозрения.
– Но что такого я могла увидеть? – спросила Соня.
– Ну, мы считаем, что, возможно, человек, совершивший это – а он определенно заранее все спланировал, и это не было случайностью или воздействием неких факторов окружающей среды… так вот, этот человек вполне мог зайти в больницу – полюбоваться на дело рук своих, увидеть, как страдают люди.
– О господи, но это же просто ужасно! – воскликнула Соня.
– Согласен. И именно поэтому хотел спросить вас, не заметили ли вы вчера ничего необычного. Ну, хоть что-нибудь.
– Смеетесь, что ли? Все было необычно.
Карлсон понимающе кивнул:
– Да, конечно, это так. Но я о другом. Может, вы заметили там кого-то постороннего? Ну, допустим, человека, который болтался без дела, высматривал что-то в одиночестве? И старался при этом оставаться в тени?..
– Погодите, мне надо вспомнить, подумать. Боже, куда только делись мои хорошие манеры? Хотите войти?
– Да. Спасибо.
– Вы уж простите меня. За то, что так долго продержала вас на пороге.
– Ничего страшного, – сказал Ангус.
– А на какой машине ездит ваш муж? – спросил я Гейл Карлсон.
– На «Форде». «Форд Фьюжн».
– Цвет?
– Ну, такая… темно-синяя, – ответила она.
– Номер?
Она замялась.
– Ой, не помню.
– Год выпуска?
Гейл по-прежнему пребывала в некоторой прострации.
– Вроде бы две тысячи седьмой. Мы купили подержанную.
Я достал телефон, набрал номер.
– Привет, проверишь для меня кое-что? Мне нужен номер темно-синего «Форд Фьюжн», зарегистрирован на имя Ангуса Карлсона. Да, да, того самого Карлсона. Сообщи, как только узнаешь.
Затем я позвонил Ронде Финдерман.
Она ответила после первого же гудка:
– Барри? Какого черта ты подставил меня с этой пресс-конференцией?
– Послушайте, шеф, я хотел бы попросить…
– А я хотела, чтобы ты был рядом со мной на пресс-конференции. Явились все. Представители всех главных средств массовой информации. И люди из Си-эн-эн, и из главного телеканала Олбани. Они задавали кучу вопросов, я еле успевала отвечать. Было бы куда как лучше, если б ты…
– Да выслушай же ты меня! Позвони людям, к которым мы обращаемся, когда нужно отследить мобильник.
– Что?
– Просто сделай, очень тебя прошу! Вот, запиши. – И я продиктовал ей номер мобильного телефона Ангуса и сервисного провайдера. – Надо проверить, смогут ли они установить его местонахождение.
– Но зачем тебе это, Барри? И почему именно Ангус? Это как-то связано со стрельбой в больнице, да?
– Нет.
– Барри, ты можешь толком объяснить…
Я отошел подальше от Гейл, чтобы она не слышала, что я буду говорить.
– Ангус возглавляет список подозреваемых в убийствах Фишер, Гейнор и Пламмер.
Секунды три она молчала, затем снова прорезался ее голос:
– Это ты о чем, черт бы тебя побрал?
– Не могу сейчас вдаваться в подробности. Просто мне надо его найти.
– Боже мой, Барри…
– Понимаю. Так ты поможешь мне с телефоном?
– Положись на меня.
– Скажите мне, что происходит? – осведомилась Гейл, когда я закончил разговор. – Пожалуйста, скажите, что происходит!
– Мы должны найти Ангуса, – сообщил я.
– Почему вы расспрашивали его о тех убитых женщинах? И вели себя так, словно он имеет к этому какое-то отношение?
– Гейл, расскажите мне о нем. Все, что знаете.
Лицо ее скривилось в плаксивой гримаске.
– Не понимаю, почему вы просите меня об этом! Он мой муж. Я люблю его!
– Как он вел себя в последнее время? В каком пребывал настроении? Изменился ли он, не был таким, как всегда?
– Он почти всегда пребывал в неважном настроении, – ответила Гейл, качая головой так, словно пыталась отогнать от себя все вопросы. – Но это из-за работы. Из-за того, что он работает в полиции. Ему тяжело. Ну а вчера, когда это случилось, он был страшно расстроен, просто ужасно.
– Ну а позавчера? – спросил я. – В каком он пребывал настроении?
– В подавленном, – отозвалась Гейл она. – Он почти всегда пребывал в подавленном настроении. Наверное, этим и привлек меня к себе. Я его жалела. Он перенес столько страданий и боли. Вы даже представления не имеете. И я хотела помочь ему. Очень старалась и помогала, почти каждый день. Нет, иногда он смеялся, всегда любил пошутить, сарказма и иронии ему хватало. Однако все это было игрой. Так он пытался замаскировать свою боль. Но почему вы расспрашивали его об этих женщинах?
И тут я подумал, что в самой глубине души она все-таки что-то подозревала. Вполне возможно. А может, и нет. Часто бывает: самые близкие люди знают друг о друге меньше других.
У меня зазвонил мобильник.
– Я раздобыл для тебя номер, – сообщил мой информатор.
Я записал номер машины, отключился и тут же позвонил дежурному городской полиции Промис-Фоллз.
– Нам необходимо срочно найти эту машину. – Я продиктовал номер, дал полное описание. – «Форд» записан на имя Ангуса Карлсона. Нам необходимо срочно его найти. Немедленно!
– Ему грозит опасность? – спросил дежурный.
– Да, – ответил я. Но затем, подумав, что меня могли понять неправильно, добавил: – Приближаться к нему надо с осторожностью.
– Что?
– Думаю, теперь ты меня понял, – ответил я и убрал мобильник в карман.
– Он никому не мог причинить вреда, – пробормотала Гейл. – Он на это просто не способен. – И она отвернулась, ломая пальцы.
– Отправьте ему эсэмэску, – сказал я. – Напишите, чтобы быстрее возвращался домой.
Она схватила телефон.
– Напишу, что люблю его. Напишу, что он очень и очень мне нужен.
Мы ждали, что на экране появятся три точки, означающие, что он пишет ответ, но никаких точек так и не появилось.
– Это я во всем виновата, – пробормотала Гейл.
– О чем это вы?
– Недавно я еще раз его спросила – я часто спрашивала его об этом. Ну о том, чтобы завести ребенка. Старалась, чтоб он проникся этой идеей.
– Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к тому, что происходит, – заметил я.
– Имеет, вполне даже может иметь, – жалобно возразила она. Видно, очень старалась донести до меня эту мысль. Куда менее ужасную, нежели другие фантазии и умозаключения, приходившие ей в голову.
– Но почему? – спросил я.
– У него было очень тяжелое детство. Отец бросил их, и после этого его мать… я кажется, уже говорила, сильно изменилась. Ангус не хотел иметь детей, считал, что после этого у родителей ребенка есть огромный риск превратиться в монстров. А я в ответ говорила ему: «Неужели ты считаешь, что и я могу превратиться в монстра?» И он тогда говорил: никогда не угадаешь, на что способны люди. Мы вели с ним на эту тему долгие разговоры, я пыталась убедить его, что никогда не стану такой. Что со мной это не произойдет, что бы там ни случилось. Может, он больше беспокоился о себе, боялся превратиться из потенциально хорошего отца в плохого. Но я-то знала – это просто невозможно.