– Но за что?
Я пересказал ему соображения Ангуса.
– На мой взгляд, вся эта бредятина не имеет никакого смысла.
– Для него, может, и имеет, голова по-другому устроена, – сказал Уолден.
Я кивнул.
– Да, никогда не знаешь, что происходит в головах у других людей.
Фишер задумался, пытался осмыслить происходящее.
– Они ведь и у моего дома появятся наверняка?
– Кто они? – уточнил я.
– Да репортеры, – ответил он. – Стоит только рассказать им об этом, слетятся со всех сторон, как осы на сладкое.
– Предположение не лишено смысла, – заметил я. – Мы можем попросить их оставить семьи таких людей, как вы, в покое, но обычно они не прислушиваются к нашим советам.
Уолден осмотрел себя. На старой клетчатой фланелевой рубашке были видны застарелые пятна. И грустно улыбнулся:
– Бэт просто убила бы меня, если б я вышел перед камерами в таком виде, – с грустной улыбкой сказал он. – Так что надо надеть чистую рубашку. Они могут появиться с минуты на минуту.
Я так не думал, но, с другой стороны, кто-то уже мог сообщить Финли о Карлсоне. Позвонить в средства массовой информации и дать наводку на Финли.
– Вполне возможно, – кивнул я.
Уолден поднялся:
– Дайте мне минуту. Сейчас вернусь.
Он вышел из комнаты, я тоже поднялся из кресла.
И тут вдруг меня охватила слабость и закружилась голова.
В точности как тогда, когда я погнался за Виктором Руни по дорожке от дома, перед тем как ощутил острую боль в груди.
Я сделал несколько глубоких вдохов. Кислород, подумал я. Мне нужен кислород.
Через несколько секунд головокружение прошло, но появилось неприятное тянущее ощущение в животе.
Туалет и ванная у них вроде бы на первом этаже. Я направился к кухне, прошел мимо двери, за которой, как полагал, находилась дамская комната. Открыл ее и обнаружил там чулан. Но со второй дверью повезло больше.
Я шагнул в совмещенный санузел и оставил дверь открытой. Рядом с бачком на возвышении стояла белая фаянсовая раковина. За спиной у меня находилась сушилка для полотенец и полочка с какими-то туалетными принадлежностями. Я всего-то и хотел, что плеснуть в лицо холодной воды. Я до сих пор опасался пить ее, но раз уж сочли безопасным принимать душ, то ничего страшного не произойдет, если я умоюсь холодной водой.
Я отвернул кран, сунул под него руку, дал воде немного стечь, чтобы стала прохладной, потом подставил под нее ладони. Плотно закрыл глаза и плеснул воду в лицо.
Потом еще раз.
Выключил кран, потянулся за ручным полотенцем, что висело сзади, и вытер лицо.
А потом решил облегчить вес, давящий на ноги. Обхватил раковину руками с обеих сторон и нечаянно локтем сбил что-то с полочки.
Глянул вниз и увидел, что между раковиной и унитазом лежит на полу металлическая пилка для ногтей, принадлежавшая, видимо, Уолдену. Примерно шести дюймов в длину, с голубой пластиковой ручкой. Она упала рядом с пластмассовой корзиной для использованной бумаги. Я боялся, что кровь прихлынет у меня к голове, когда я нагнусь, чтобы поднять пилку.
Постою еще секунду и подниму.
Но когда я во второй раз глянул вниз, в мусорную корзину, то внимание мое привлек один предмет. Среди использованных смятых салфеток лежал небольшой пузырек – типа тех, в которых продают сироп от кашля. Но при одном взгляде на ярлычок я убедился, что никакой это не сироп от кашля.
Опираясь о край раковины одной рукой, я нагнулся и запустил пальцы в корзину. Ухватил пузырек, вытащил из корзины и поднес к глазам.
И прочел надпись на ярлычке.
«Сироп ипекакуаны[18]».
Я представления не имел, что они продолжают производить эту гадость. Вспомнил, что, когда был ребенком, у большинства людей в аптечках хранились такие же пузырьки. Но с годами это снадобье вроде бы вышло из моды.
И уж определенно не забыл, для чего оно предназначено.
От этого сиропа у человека начинается рвота. Жуткая рвота.
Я почувствовал, что кто-то подошел и остановился у двери. И обернулся, держа пузырек с рвотным снадобьем в руке.
На меня уставился Уолден Фишер в отглаженной белоснежной рубашке.
Вот дерьмо!
– Мне что-то стало нехорошо, – сказал я Уолдену. – Вот и зашел сюда на минутку привести себя в порядок.
Уолден промолчал.
Я приподнял пузырек.
– А это что такое, Уолден?
– Сами видите. Ипекакуана, – ответил он.
– Да вижу, вижу. Я умею читать. Давненько не видел таких пузырьков. Но этот вроде бы как новенький. – Я присмотрелся, повертел пузырек в пальцах. – Да и пустой к тому же. Где вы его раздобыли?
– Купил. Несколько аптек пришлось обойти, пока не нашел.
– От этого снадобья начинается сильная рвота.
– Да, – кивнул Уолден.
– Так зачем это вам понадобилось?
– Ну так, на всякий случай. Мало ли что.
– А ведь вы использовали его совсем недавно, – заметил я. – Лежал пузырек здесь, в мусорной корзине. Так что, должно быть, приняли снадобье где-то день тому назад или около того.
– Все верно, – нехотя пробормотал он. – Вчера утром. Когда услышал, что вода отравлена.
Голос его звучал как-то неубедительно. Я уже достаточно давно занимаюсь этой работой, чтобы научиться различать, когда человек говорит правду, а когда лжет.
– В больнице, – напомнил я, – вы сказали, что пили утром кофе, верно? А потом выбежали на улицу, и вас вырвало прямо перед проезжающей мимо «скорой».
– Прямо так и сказал? – спросил он.
Я кивнул.
– Тогда, наверное, я выпил сироп уже после того, как вернулся домой, – произнес Уолден. – Подробностей сейчас уже не помню.
Но общая картина уже начала складываться у меня в голове.
– Уолден, – начал я, – вы выпили это снадобье до того, как выбежали на улицу?
– Я ведь уже сказал, в тот день произошло так много событий, что всего и не упомнишь.
– Но зачем вы сделали это? – не унимался я. – Всех остальных тошнило от отравленной воды, а вас – вот от этого. Складывается впечатление, Уолден, что вы хотели создать у всех впечатление, будто пили отравленную воду. А на самом деле этого не делали.
Уолден задвигал нижней челюстью.
– Зачем вам понадобилось устраивать это представление, Уолден? Почему вам вдруг захотелось, чтобы все думали, что вы отравились?
Он молча продолжал двигать челюстью.
– Уолден?..
– Просто выпил слишком много, – пробормотал он. – Хотел казаться больным, как и все остальные. Но выпил лишку, короче говоря, сглупил. Меня так рвало, просто ужас. Казалось, сердце того и гляди разорвется. Вообще-то подумал тогда, что помираю.
– Боже мой, Уолден, но зачем…
Тут он с неожиданным проворством набросился на меня, выставив кулаки. Нанес сильный удар в грудь, и мне показалось, будто весь воздух вышел из легких. Я хотел было потянуться за пистолетом, но вместо этого вскинул обе руки, стараясь защитить голову от града ударов.
Уолден впал в слепую ярость, кулаки его так и мелькали в воздухе, и я просто не успевал обороняться. Я почувствовал, как лопнула кожа на скуле: потом вдруг в левом глазу помутилось – его заливала кровь. Мы с ним были примерно одного возраста, но Уолден находился в куда лучшей физической форме, чем я.
И вот я начал сползать вниз по стене. А затем вдруг получил сокрушительный удар кулаком прямо в солнечное сплетение.
Я едва не потерял сознание от боли.
Он позволил мне сползать все ниже, и вот я очутился на полу, уселся задницей на кафель, нелепо вытянул и растопырил ноги. Уолден нагнулся, нашел кобуру с пистолетом и начал расстегивать ее. К этому времени я мог видеть только правым глазом – лицо вокруг левого стало опухать, над глазом нависала огромная шишка, затеняя видимость. И тут оказалось, что он стоит прямо надо мной и целится мне в голову из моего пистолета.
Во рту я ощущал привкус крови. Видно, нижняя губа была рассечена.
Я сказал:
– Уолден…
– Тебе не обязательно было умирать, – произнес он. – Вчера тебе просто повезло. Ты не пил отравленную воду. А потому не стал одним из них.
– Господи, Уолден… убери пушку. Давай спокойно поговорим.
– Не о чем нам с тобой разговаривать, – огрызнулся он.
Я пробормотал:
– Если это был ты, то… то Виктор… получается, ты просто подставил Виктора. Но как ты мог подставить человека, который любил твою дочь?
– Да заткнись ты, – рявкнул Уолден. – Мне надо подумать.
– Эти ловушки для белок, эти манекены…
– Перевез их прошлой ночью, – пояснил Уолден. – Когда он пошел на очередную пробежку.
– И потом этот мальчик, – не унимался я. – Сын Лайдекеров…
– А вот это в планы не входило. Парень сам виноват, нечего шастать по чужим гаражам. Я его там застукал.
Я сглотнул слюну, ощутил в горле солоноватый привкус крови.
– И ты сделал это по той же причине, по которой, как все мы считали, сделал Виктор. Мотив тот же, только преступники разные.
– Да, мы отнеслись к этому одинаково, – кивнул Уолден. – Только мне было куда больнее. Этот проклятый город предал Оливию. И ему следовало преподать хороший урок.
– Двадцать два прохожих и Виктор…
– Я надеялся, что он выпьет отравленной воды, – сказал Уолден. – Он опоздал. Он опоздал на свидание, и потому Оливия погибла. Я тоже хотел умереть. Но теперь все считают его виновным. И будут считать… по крайней мере, еще какое-то время.
– Что… что ты хочешь сказать этим «еще какое-то время»?
Уолден тяжело вздохнул, потом заговорил:
– Я думал… я считал, что почувствую удовлетворение. Что буду чувствовать себя… отмщенным, что ли. Но оказалось, ничего подобного. Не думаю, что это может послужить настоящей расплатой. И тогда я вдруг решил… Знаешь, когда в Промис-Фоллз проводится осенняя ярмарка?
Пелена крови застилала глаз, и Уолдена я не видел. Сморгнул несколько раз и недоуменно переспросил: