«Неужели?» — страх пригвоздил Уманцева к месту. Он стоял, не в силах пошевелиться. — Бандиты заняли наш городок?!»
Опомнившись, Роман пригнулся и осторожно подобрался к забору со стороны зарослей.
«Не может быть, — твердил он. — Это скорее всего наши охранники вызвали подкрепление. Ведь уже известно о нападении на уазик с алмазами».
Уманцев вплотную подполз к забору, чуть приподнявшись, в одном месте нашел отверстие, прильнул к нему, и волосы его встали дыбом…
Посреди двора он увидел связанных в одну кучу людей, сотрудников его лаборатории и бурильщиков из Якутии. А вокруг них расхаживали обвешанные оружием УНИТовцы и наемники.
Людская куча, связанная наподобие вязанки, колыхалась, дышала, стонала, кричала, вокруг нее валялись трупы охранников.
Роман потерял ощущение времени и пространства, он потерял самого себя.
К этой куче стали подходить один за другим бандиты и что-то выливать на нее. Куча возопила. Роман догадался, что людей обливали бензином. От страха у него отнялись ноги. И вдруг заполыхало. Вопль, казалось, достиг чертогов Господа. Люди кричали, молили, извивались, чернели, корежились, горя жутким ярким пламенем. Черный дым заволок двор. Объятый животным страхом Роман бросился в гущу зарослей. Он бежал, сам не зная куда, лишь бы подальше от этого страшного живого факела, в котором только благодаря чуду не оказалось его.
Когда он, зацепившись ногой за корягу, свалился, только тогда к нему вернулась способность соображать.
«Куда же мне идти?! Может, дождаться ночи и попытаться найти на время убежище в деревне?.. У Эстеллы? Да эта Эстелла и навела бандитов. Не иначе Андрей договорился с этой черномазой, чтобы она ждала его на аэродроме и сболтнул, что повезут партию алмазов. Значит, она и заложила! И меня сдаст, появись я в деревне. Но тогда куда же мне идти?.. — в отчаянии вглядывался Роман в непроходимые дебри джунглей. — Не умирать же здесь! Надо добраться до аэродрома. По пути, наверняка, попадется какая-нибудь деревня. Если натолкнусь на правительственные войска, я спасен, а если на УНИТовцев, то выброшу удостоверение и… А вот тебе и «и». Ни одного иностранного языка не знаю. Ни под кого косить не смогу. Скажу, что эстонец. Скажу, что специально напросился работать в Анголу, чтобы удрать из Союза. Но лучше бы добраться до побережья, ни с кем не встречаясь. Карта у меня есть, — открыв рюкзак, — отметил он, — запасы продовольствия, аптечка, зажигалка, спиртовка… воду найду по дороге. И, — он приспустил пояс и полез рукой в брюки. Там на трусах у него был маленький кармашек, в котором он хранил найденные им втихую алмазы. Ничего особенного, но нанять судно до Сан-Томе, как хотел Андрей, хватит. — Так, еще два магазина с патронами, — подвел он итог. — Отлично. Только не паниковать и не пугаться всех этих ползущих тварей. Живут же здесь люди и не одно столетие. Главное, не сбиться с пути. Надо как можно ближе подойти к дороге и двигаться вдоль нее, как я это делал раньше, только теперь в обратном направлении».
Приободрившись и решив, что за три, а то и за два дня доберется до аэродрома, он отправился в путь.
Ночью идти было страшно и тяжело. Сон валил с ног. Но надо было двигаться вперед и, воспользовавшись темнотой, выйти на дорогу. По ней удобнее идти и даже в полудреме с пути не собьешься.
Едва рассвело, Роман зашел в лес и завалился спать, устроившись под ветвями густого кустарника. Проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Открыл банку тушенки и проглотил с жадностью. Во фляге еще оставалось несколько глотков воды.
Поел, приободрился, рассчитав, что уже к вечеру или к утру доберется до аэродрома.
«Господи! — возвел глаза к небу атеист Уманцев. — Помоги!»
И верно, к концу третьего дня пути в лучах заходящего солнца он увидел летное поле, два служебных домика, нехитрую навигационную технику… искореженную. Подойдя поближе, он заметил, что в домиках выбиты стекла, на поле лежат трупы.
Стиснул зубы и завыл. Завыл от боли и страха, что накопились в нем. Даже повстанцам из УНИТА не сдашься. Никого. Словно он один на земле.
В домик Роман заглянуть побоялся. Вспомнил, что говорили на инструктаже в Москве: «Территория Анголы прямо-таки напичкана минами».
«Войдешь в домик и взлетишь вместе с ним, — резонно решил он. — Но тогда куда же мне идти? Ясно, к побережью, но до него примерно тысяча километров».
Уманцев вынул из рюкзака карту и включил фонарик. Как смог, определил, где находится и в какую сторону следует двигаться.
— Тысяча километров, — проговорил он в ужасе. — Но хоть какая-нибудь деревенька по пути да попадется. Там, может, и машина какая-никакая найдется, уговорю подвезти хоть немного. А может, отряд правительственных войск встречу. А если повстанцев? — Роман в задумчивости вынул из кармана свое удостоверение, украшенное советским гербом. — Лучше, конечно, выбросить, но если попадусь к нашим, тогда замучат подозрениями: «Это ты специально выбросил, чтобы перейти на сторону врага!» — Что же делать? — тихо советовался сам с собою Роман. — Ладно, пусть пока полежит, а как почувствую опасность, выброшу!
За ночь он прошел немного и с первыми лучами солнца заснул. Проснулся от того, что кто-то совершенно нагло лил ему воду за шиворот. Когда открыл глаза, понял, что начался сезон дождей.
— Ужас, ног из грязи не вытащишь, дорогу размоет. Я потеряю ориентир. Господи, что же делать? — озираясь по сторонам, просипел Роман.
Вскочил и пошел вперед сквозь стену проливного дождя. Он хотел совершить невозможное: сегодня же к концу дня выйти к побережью.
— Дорогу, дорогу размоет, — подгонял он себя.
Уманцеву стало уже все равно. Живой факел, который постоянно мерещился ему перед глазами, залил тропический дождь. Он был бы даже рад попасть в лапы повстанцев. «Пусть! Не всех же они сжигают и убивают. В крайнем случае скажу, что хочу сражаться на их стороне, да все что угодно скажу».
Он шел вперед, стараясь не потерять дорогу из виду. Дни, ночи слились в какой-то жуткий кошмар. Страх, что он так и не дойдет до побережья, охватывал его с каждым днем все сильнее. Как назло, по пути ему не попадалась ни одна деревушка, ни один абориген не столкнулся с ним. Дождь лил, не прекращаясь ни на минуту. Только время от времени становился чуть потише, зато потом обрушивался с новой, невероятной силой.
Запасы еды уже иссякли, и Роман питался плодами с деревьев. Вначале он боялся, что может попасться какой-нибудь ядовитый плод, а потом плюнул. «От яда умереть будет легче, — бессознательно подумал он и даже остановился. — Значит, все? — спросил сам себя. — Вероятно, все!»
Необыкновенно приятное, услаждающие спокойствие и покорность объяли его. Он сел на мокрую землю, прислонившись спиной к толстому стволу дерева, уже не думая о змеях. Посмотрел на свои руки, испещренные укусами насекомых, и рассмеялся с искаженным от ужаса лицом. Смех перешел в рев, дикий, неистовый. Человек не хотел умирать. Он упал ничком на землю и стал бить по ней кулаками, по этой чужой, ненавистной земле.
Постепенно впадая в забытье, Роман решил, что умирает. К тому же он чувствовал, что у него резко поднялась температура. Однако какое-то время спустя он очнулся. Поднялся и пошел, изо всех сил пытаясь раздразнить свою злость: «Выжить всем и всему назло!» — громко стал повторять он вслух. И под этот рефрен с упорством шагал вперед, представляя, что скоро, может завтра, наткнется на какую-нибудь деревушку. «Что такое тысяча километров? — сквозь туман усталости думал он, уже с трудом передвигая ноги. — Я прошел по крайней мере километров триста, осталось всего семьсот… — губы его скривились. — Но я наткнусь на деревню, обязательно…» — широко открыв рот, глотал он струи ненавистного дождя.
Проснувшись на другой день под утро, Уманцев с трудом поднялся на ноги. Голова его горела, тело ломило от усталости, казалось, оно насквозь было пропитано дождевой водой. Есть не хотелось. Глаза закрывались сами собой. Он брел по дороге, опираясь на палку. С большим трудом Роман различил, что перед ним, вероятно, глубокая яма, доверху наполненная водой. Ему пришлось подняться на пригорок и пройти по джунглям метров сто. Он шел, насколько это было возможно, придерживаясь дороги. Но, потеряв последние силы, упал на землю и забылся сном.
Когда очнулся, попытался выбраться из джунглей, но дороги к своему ужасу не обнаружил. Ее размыл упорный тропический дождь. Сколько Роман не вглядывался, стараясь различить хотя бы малейшие наметки дороги, все равно ничего не видел из-за кустов, которые еще шире раскинули свои ветви, до отказа напившись воды.
«Ничего, — подумал Роман. — Ничего, — повторил минут через десять. Ему же казалось, что он мыслит, пусть не достаточно четко, но быстро. — Сейчас отдохну. Сейчас…» — Вдруг все закружилось перед ним в дикой веселой пляске. Деревья, ветви, кусты, обезьяны, которых он поначалу не очень жаловал, а потом привык, ненавистные лианы, перекинувшиеся между стволами и затруднявшие движение. Все кружилось, вертелось, кривлялось, а потом разом потонуло в сером тумане. Роман беспомощно вскинул руки, точно пытаясь ухватиться за воздух, и с размаху упал лицом в густую грязь.
Пролежав так, может, с четверть часа, а, может, больше, он стал задыхаться. Ему все хотелось поглубже вздохнуть. Но ни повернуться, ни понять, что он лежит, уткнувшись в грязь, не мог.
Потом вдруг мелькнуло лицо. Потом возникла мысль: «Андрей! Он спасет!» Но от чего, Роман уже не знал.
Когда наконец открыл глаза, увидел темно-коричневый потолок и такие же стены… «Где я?» Вспомнил и, сморщившись, прошептал: «Зачем все это?»
Немного погодя, попытался прояснить ситуацию.
«Наверное, я все-таки попал в руки УНИТовцев, — подумал Роман. — Но зачем им выхаживать меня?» — возникла не лишенная логики мысль, когда он увидел, что лежит на довольно мягкой циновке, укрытый подобием того, что в цивилизованных странах называют одеялом, рядом с ним стоит миска с водой.
Мимо дверного проема прошел мужчина. Роман хотел было позвать его, но поостерегся показывать, что сознание вернулось к нему. Мужчина прошел вновь. Уманцев разглядел, что он светловолос и худощав.