Море было великолепно видно в радиусе одной мили от «Наутилуса». Какое необычайное зрелище! Кто может передать изумительный эффект электрического луча, пронизывающего прозрачные слои воды, мягкую гамму переходов от света к тени, неописуемое богатство полутонов?… Всем известна прозрачность морской воды, — она чище, чем самая чистая ключевая вода. Растворенные и взвешенные в ней минеральные соли только увеличивают эту прозрачность. В некоторых местах океана, например у Антильских островов, сквозь слой воды толщиной в несколько десятков метров отчетливо видна каждая песчинка на дне.
Электрический свет, вспыхнувший в глубине моря, казалось, превратил жидкую среду вокруг «Наутилуса» не в освещенную воду, а в потоки жидкого пламени.
Если признать правильной гипотезу Эремберга о том, что глубокие водные слои фосфоресцируют, то природа даровала глубоководным, жителям зрелище невиданной красоты. Я мог убедиться в этом, глядя через окна «Наутилуса» на игру света в воде.
С обеих сторон салона открыто было по окну в мир неведомого и неисследованного. Темнота, царившая в салоне, усиливала эффект наружного освещения, и мы смотрели как будто сквозь гигантское стекло аквариума.
Казалось, «Наутилус» стоит на одном месте. Это объяснялось тем, что в виду не было никакого неподвижного предмета, перемещение которого могло бы показать нам, что мы движемся. Но время от времени струйки воды, рассеченные носом подводного корабля, проносились перед нашими глазами с огромной скоростью. Очарованные и восхищенные, мы прижались к стеклам, не находя слов для выражения своего удивления.
Вдруг Консель заговорил:
— Ну-с, дружище Нед, вы хотели видеть? Смотрите же!
— Любопытно, любопытно, — сказал канадец, забывая при виде этого увлекательного зрелища и свой гнев и мечты о побеге. — Стоило приехать издалека, чтобы любоваться этим великолепным зрелищем!
— Теперь мне понятна жизнь капитана Немо! — вскричал я. — Он создал себе особый мир и наслаждается теперь созерцанием его чудес!
— Но где же рыбы? — спросил канадец. — Я не вижу рыб!
— Не все ли вам равно, Нед? — ответил Консель. — Ведь вы их не знаете.
— Как не знаю? Да ведь я рыбак! — вскричал Нед Ленд.
Между друзьями разгорелся спор — оба они знали рыб, но каждый по-своему. Всем известно, что рыбы образуют первый класс типа позвоночных. Наука выработала совершенно точное определение для них: «позвоночные с холодной кровью, дышащие жабрами и приспособленные к жизни в воде». Рыбы делятся на два подкласса: костистых, то есть таких, у которых спинной хребет состоит из костных позвонков, и хрящевых, то есть таких, у которых спинной хребет состоит из хрящевых позвонков.
Возможно, что канадец слышал про такое деление рыб, но Консель, бесспорно, знал об этом несравненно больше. Сдружившись с Недом, он искренне захотел просветить его и поэтому сказал:
— Друг мой Нед, вы гроза рыб, вы ловкий и смелый рыбак. На своем веку вы переловили множество морских обитателей. Но я готов биться об заклад, что вы не имеете представления о том, как их классифицировать.
— Ничего подобного, — совершенно серьезно ответил канадец. — Рыбы делятся на съедобных и несъедобных.
— Это классификация обжор, — рассмеялся Консель. — Но скажите, знаете ли вы разницу между костистыми и хрящевыми рыбами?
— Может быть, и знаю.
— А подразделения этих классов?
— Нет, об этом не имею представления!
— В таком случае, слушайте, Нед, и запоминайте. Костистые рыбы делятся на шесть отрядов, Первый отряд — колючеперые рыбы с цельной и подвижной верхней челюстью и с жабрами, напоминающими по форме гребень. Этот отряд включает пятнадцать семейств, то есть почти три четверти всех известных рыб. Представитель отряда — обыкновенный окунь.
— Довольно вкусная рыба, — заметил Нед Ленд.
— Второй отряд, — продолжал Консель, — отверстопузырные, у которых брюшные плавники находятся под животом, позади грудных, и не прикреплены к плечевым костям. Этот отряд включает пять семейств, и в него входит большая часть пресноводных рыб. Представители: карп, щука.
— Фу! — пренебрежительно сказал канадец, — не люблю пресноводных рыб.
— Третий отряд, — сказал Консель, — мягкоперые, брюшные плавники которых расположены под грудными и непосредственно прикреплены к плечевым костям. В этом отряде четыре семейства. Представитель отряда — камбала.
— Вот замечательная рыба! — воскликнул гарпунщик, упорно продолжая рассматривать рыб только под углом зрения кулинарии.
— Четвертый отряд, — не слушая, продолжал Консель, — составляет одно только семейство угрей — с удлиненным телом, лишенным брюшных плавников и покрытым плотной, нередко слизистой кожей.
— Невкусные, — вставил гарпунщик.
— Пятый отряд, — сказал Консель, — пучкожаберные с цельными подвижными челюстями, но с жабрами, состоящими из маленьких пучков, расположенных попарно вдоль жаберных дуг. В этом отряде только одно семейство иглицевых. Представитель — морской конек.
— Фу, гадость! — воскликнул канадец.
— Шестой и последний, — сказал Консель, — сростночелюстные, челюстная кость которых неподвижно соединена с междучелюстной и поднебный свод соединяется с черепом. В этом отряде два семейства — твердокожие и скалозубые. Представитель — луна-рыба.
— Которая может только осквернить кастрюлю, — заметил канадец.
— Поняли вы меня, дружище? — спросил ученый Консель.
— Ни черта не понял, Консель, — ответил гарпунщик. — Но продолжайте: то, что вы говорите, очень интересно.
— Что касается подкласса хрящевых рыб, — невозмутимо продолжал Консель, — то он включает в себя всего лишь три отряда.
— Чем меньше, тем лучше, — заметил Нед.
— Первый — круглоротые, челюсти которых соединены в одно кольцо а жабры открываются многочисленными щелями, В этом отряде только одно семейство. Представитель — минога.
— Неплохая рыба, — отметил Нед Ленд.
— Второй отряд — акулы и скаты с жабрами, как у круглоротых, но с подвижной нижней челюстью.
— Как! — вскричал Нед. — Акула и скат в одном отряде? Ну, дружище Консель, если вы хотите, чтобы скаты уцелели, не советую вам помещать их в один отряд с акулами.
— Третий отряд, — не моргнув глазом, продолжал Консель, — осетровые, жабры которых открываются одной щелью, прикрытой крышкой. В этом отряде четыре семейства. Представитель — осетр.
— Ага, Консель, лучшее-то вы приберегли на самый конец. Вы кончили?
— Да, Нед. Но заметьте себе, что, узнав это, вы узнали еще сущие пустяки, так как отряды делятся на подотряды, семейства, подсемейства, роды, виды, разновидности[32]
— Вот, Консель, как раз несколько разновидностей, — сказал канадец, поворачиваясь лицом к окну.
— Да, рыбы! — воскликнул Консель. — Можно подумать, что находиться в аквариуме.
— Нет, — возразил я, — аквариум ведь только клетка, а эти рыбы так же свободны, как птицы в воздухе.
— А ну-ка, Консель, назовите мне этих рыб, — попросил Нед Ленд.
— Это не по моей части, — ответил Консель. — За этим обратитесь к моему хозяину.
И в самом деле, этот заядлый классификатор не был натуралистом, и я не знаю, ног ли он отличить в натуре тунца от пузанка. В этом отношении он был прямой противоположностью практика-канадца, который не колеблясь определял название любой из рыб.
— Это спинорог, — сказал я.
— Китайский спинорог, — добавил Нед Ленд.
— Род спинорогов, семейство твердокожих, отряд сростночелюстных, — прошептал Консель.
Право, Консель и Нед Ленд, вместе взятые, составили бы одного хорошего натуралиста!
Канадец не ошибся. Множество спинорогов, со сплющенными телами, с шероховатой кожей, с шипом на спинном плавнике, резвились вокруг «Наутилуса», шевеля четырьмя рядами колючек, которыми усеян их хвост.
Трудно представить себе что-либо красивее их тела — серого на спине и белого на брюхе. Рядом со спинорогами плыли скаты, словно полотнища, развевающиеся по ветру. Среди них я заметил китайского ската с желтоватой спиной, нежнорозовым брюхом и тремя шипами над глазом; эта разновидность чрезвычайно редко встречается. Ласепед вообще не верил в существование китайских скатов, так как он видел их только в одном собрании японских рисунков.
В продолжение двух часов целая подводная армия сопровождала «Наутилус». Среди рыб, соперничавших друг с другом красотой расцветки и быстротой движения, различил зеленого губана, султанку с двойной черной чертой на спине, японскую макрель с синим телом и серебряной головой, блестящих лазоревых рыб, одно название которых заменяет целое описание, полосатых спаров с плавниками, отливающими синим и зеленым, спаров с черной полосой вокруг хвоста, спаров, окаймленных шестью «поясками», бекасовых рыб, отдельные экземпляры которых достигали целого метра в длину, мурен длиной в шесть футов, с маленькими живыми глазами и широким ртом.
Мы не переставали восхищаться. Нед называл рыб, Консель тотчас же классифицировал их, а я приходил в экстаз от красоты их формы и быстроты движений. Нигде мне еще не приходилось видеть живых рыб в их естественной среде.
Не стану перечислять все разновидности, промелькнувшие перед нашими глазами, всю эту коллекцию рыб Японского и Китайского морей. Привлеченные, повидимому, ярким электрическим светом, они стекались к «Наутилусу» целыми стаями. Внезапно салон осветился. Железные ставни задвинулись. Чарующее видение исчезло, но я долго еще был погружен в мечты. Посмотрев на висевшие в салоне приборы, я увидел, что стрелка компаса попрежнему показывает направление на: восток-северо-восток, манометр — давление в пять атмосфер, соответствующее пятидесятиметровой глубине, а электрический лаг — скорость в пятнадцать миль в час.
Я ждал капитана Немо. Но он не появлялся. Хронометр показывал пять часов пополудни,
Нед Ленд и Консель вернулись в свою каюту. Я тоже ушел: к себе. Обед ждал меня на столе. Он состоял из черепахового супа, жаркого из султанки, печень которой, приготовленная отдельно, была на редкость вкусным блюдом, и филея из круглоголового шипоглаза, более нежного, чем лосось.