Между тем французское правительство, боясь, что Дюмон-Дюрвиль ничего не знает об открытии Дильона, послало в Ваникоро корвет «Байонезку» под начальством Легонара де-Тромелена.
«Байонезка» бросила якорь у берегов Ваникоро через несколько месяцев после отплытия «Астролябии», не нашла никаких новых документов, но убедилась, что дикари пощадили памятник Лаперузу.
Вот все, что я мог сообщить капитану Немо.
— Итак, — сказал он мне, — по сей день никому не известно, где погиб этот третий корабль, построенный потерпевшими крушение на Ваникоро?
— Этого никто не знает.
Капитан Немо ничего не ответил мне, но знаком предложил последовать за ним в салон. «Наутилус» погрузился на несколько метров в глубину, и железные ставни раздвинулись. Я прильнул лбом к окну и под коралловыми отложениями и зарослями зоофитов и водорослей, среди множества снующих во все стороны рыб, заметил обломки крушения, не извлеченные экспедицией Дюмон-Дюрвиля: якори, пушки, мачту, цепи, ядра. Все это поросло теперь зоофитами. И в то время как я разглядывал эти трагические обломки, капитан Немо с грустью в голосе сказал:
— Экспедиция капитана Лаперуза отплыла от берегов Франции седьмого декабря 1785 года на корветах «Буссоль» и «Астролябия», Она зашла сначала в Ботани-Бей, на Новую Каледонию, затем направилась к Санта-Круцу, и остановилась на Намука — острове принадлежащем к Гавайской группе. Наконец, корабли Лаперуза подошли к неизвестным утесам Ваникоро. Корвет «Буссоль», шедший впереди, наткнулся на рифы на южном берегу. «Астролябия» поспешила к нему на помощь и, в свою очередь, также налетела на риф. Первый корвет погиб почти мгновенно. Второй, севший на мель под ветром, держался еще несколько дней. Туземцы оказали довольно хороший прием потерпевшим крушение. Лаперуз обосновался па острове и начал строить маленькое суденышко из обломков двух больших корветов. Несколько матросов добровольно остались на Ваникоро. Остальные, изнуренные болезнями, ослабленные, уехали с Лаперузом по направлению к Соломоновым островам и там погибли все до одного у главного острова группы, между мысами Разочарования и Удовлетворения.
— Но откуда вы это знаете? — вскричал я.
— Вот что я нашел на месте их последнего крушения.
И капитан Немо показал мне жестяную шкатулку, на крышке которой был выбит герб Франции. Шкатулка вся проржавела в соленой воде. Он раскрыл ее, и я увидел свитки пожелтевших документов.
Это была инструкция морского министра капитану Лаперузу с собственноручными пометками Людовика XVI на полях.
— Вот это смерть, достойная моряка! — сказал капитан Немо. — Он покоится в спокойной коралловой могиле, и я был бы рад, если бы у моих товарищей и у меня была такая же могила…
Глава двадцатая
ТОРРЕСОВ ПРОЛИВ
В ночь с 27 на 28 декабря «Наутилус» покинул Ваникоро и с огромной скоростью помчался на юго-запад. В три дня он прошел расстояние, отделяющее Ваникоро от юго-восточной части Новой Гвинеи, то есть свыше трех тысяч километров.
Первого января 1863 года рано утром Консель встретил меня на палубе «Наутилуса».
— Не разрешит ли хозяин пожелать ему счастливого нового года? — спросил он.
— Как же, как же, Консель, с таким же удовольствием принял твое пожелание, как если бы мы были в Париже, в моем кабинете, в Ботаническом саду. Благодарю за поздравление и, в свою очередь, поздравляю тебя. Только позволь спросить, как понимать твое пожелание счастья в новом году? Видишь ли ты это счастье в окончании нашего плена или в продолжении чудесного путешествия?
— Право, — сказал Консель, — я не знаю, что ответить хозяину. Несомненно, мы наблюдаем любопытные вещи, и за те два месяца, что мы здесь, нам некогда было скучать. Последнее по времени зрелище здесь всегда самое поразительное, и если эта прогрессия сохранится, то трудно представить себе, до чего мы дойдем! Думаю, что никогда больше мы не встретим такого случая…
— Никогда!.. Ты прав, Консель.
— Кроме того, капитан Немо вполне оправдывает свое латинское имя Никто: он так же мало стесняет нас, как если бы его и не было на свете!
— Верно, Консель.
— Поэтому позволю себе сказать хозяину, что я буду считать счастливым тот год, который даст нам возможность увидеть все!
— Увидеть все, Консель? Это может быть слишком много. Кстати, что об этом думает Нед?
Нед Ленд думает как раз обратное, — ответил Консель. — Это человек с прозаическим складом ума и властным желудком. Ему наскучило все время глядеть на рыб и есть рыбное. Отсутствие хлеба, мяса, вина мучительно для этого англо-сакса, привыкшего к кровавым бифштексам и к ежедневной дозе виски, джина или бренди[39].
— А меня это всего меньше смущает, — сказал я. — Я отлично приспособился к режиму «Наутилуса».
— И я также, — ответил Консель. — Поэтому я так же охотно готов остаться здесь, как охотно Нед Ленд бежал бы отсюда. Итак, если начинающийся год будет несчастлив для меня, он будет счастливым для него, и наоборот. Таким образом, кто-нибудь из нас обязательно будет удовлетворен. Хозяину же я позволяю себе пожелать то, что он сам себе желает.
— Спасибо, Консель. Прошу тебя только отложить на время решение вопроса о новогодних подарках и довольствоваться крепким рукопожатием. Ничего больше я не могу тебе сейчас предложить.
— Хозяин никогда не был более щедрым, — ответил Консель.
Второго января лаг показывал, что мы прошли одиннадцать тысяч триста сорок миль со времени нашего отправления из Японского моря.
Впереди «Наутилуса» находились опасные зоны коралловых морей, омывающих северо-восточные берега Австралии.
Наш корабль плыл на расстоянии нескольких миль от предательского барьера из рифов, который чуть не погубил 10 июня 1770 года корабли капитана Кука. Судно, на котором находился сам Кук, наткнулось на скалу и не затонуло только благодаря тому, что кусок коралла, отломившийся при столкновении, закрыл собой пробоину.
Мне очень хотелось осмотреть этот барьер в триста шестьдесят лье, о который всегда бурное море разбивается с грохотом, напоминающим раскаты грома.
Но в это время наклон рулей глубины увлек «Наутилус» в нижние слои воды, и мне так и не удалось увидеть эти коралловые стены. Пришлось довольствоваться знакомством с фауной этих мест путем осмотра рыб, попавших в сети.
Я заметил в числе прочих разновидностей скумбрию размером с доброго тунца, с серебристо-синим телом, исчерченным поперечными полосками, исчезающими после смерти. Эти скумбрии провожали нас целыми стаями и служили нам на редкость вкусными деликатесами. В сети попадались также в большом количестве спары длиной не больше пяти сантиметров, но очень вкусные, и триглы, настоящие морские ласточки. Среди моллюсков и зоофитов в петлях сети я нашел также различных, представителей альционарий, лужанок живородящих, байдарок, молотков.
Через два дня после того как мы пересекли Коралловое море. 4 января, мы очутились в виду берегов Новой Гвинеи. Капитан Немо сказал мне при встрече, что он собирается пройти в Индийский океан через Торресов пролив. Больше он ничего не добавил, но Неду Ленду и этого было достаточно: он с удовлетворением отметил, Что мы приближаемся к европейским морям.
Торресов пролив пользуется скверной репутацией как из-за его опасных рифов, так и из-за дикости племен, населяющих его берега. Он отделяет Австралию от Новой Гвинеи.
В полдень, когда помощник капитана определял при помощи секстанта высоту солнца, я увидел вершины гор Арфалькса, поднимающиеся уступами и увенчанные острыми пиками.
«Наутилус» подошел к входу в этот опаснейший в мире пролив, перед которым в раздумье останавливались даже самые смелые мореплаватели. Этот пролив был открыт Луи Пац де-Торресом на обратном пути из южных морей в Меланезию; здесь в 1840 году едва не погибла на мели экспедиция Дюмон-Дюрвиля. Даже «Наутилус», которому не страшны были ни меди, ни скалы, должен был опасаться его коралловых рифов.
Торресов пролив имеет примерно сто тридцать пять — сто сорок километров в ширину, но он загроможден неисчислимым количеством островов, островков, утесов и подводных скал, делающих почти невозможным проход через него.
Капитан Немо, учитывая это, принял все необходимые меры предосторожности: «Наутилус» плыл в полупогруженном состоянии с очень малой скоростью.
Лопасти его винта, как хвост усталого кита, медленно били воду.
Воспользовавшись этим обстоятельством, я и оба моих товарища вышли на вечно пустующую палубу и стали за рулевую рубку. Капитан Немо находился в рубке, лично управляя «Наутилусом».
У меня перед глазами лежала превосходная карта Торресова пролива, составленная инженером-гидрографом Винцендоном Дюмуленом и мичманом экспедиции — впоследствии адмиралом — Купван-Дюбуа, принимавшим участие в последней кругосветной экспедиции Дюмон-Дюрвиля. Эта карта, а карта, составленная капитаном Кингом, — лучшие карты Торресова пролива, распутывающие этот непроходимая лабиринт. Я разглядывал их с величайшим вниманием.
Вокруг «Наутилуса» море яростно клокотало. Сильное течение, катящее свои воды с юго-востока на северо-запад со скоростью двух с половиной миль в час, разбивалось о рифы, выступавшие из воды чуть не на каждом шагу. — Опасное место! — сказал мне Нед Ленд. — Действительно, хуже не придумать, — ответил я, — даже для такого вездехода, как «Наутилус».
— Надо полагать, что этот промятый капитан хорошо знает свой путь, ибо я вижу дальше такую коралловую кашу, при одном соприкосновении с которой «Наутилус» рассыплется на куски!
И в самом деле, положение было очень серьезным. Но «Наутилус», словно по волшебству, благополучно проскальзывая мимо самых грозных утесов. Он не придерживался проложенного «Астролябией» и «Усердным» пути, на котором едва не погибли эти корабли Дюмон-Дюрвиля. Подводный корабль держал курс много северней и, только обогнув остров Меррея, возвратился на юго-запад, к проходу Кумберленда. Я подумал было, что теперь капитан Немо поведет «Наутилус» прямо по этому проходу, но, неожиданно повернув на северо-запад, подводный корабль поплыл, лавируя среди бесчислен