Двадцать тысяч лье под водой — страница 40 из 79

Консель не верил своим глазам, глядя на это поразительное явление.

Он обратился ко мне за разъяснениями. К счастью, я мог удовлетворить его любопытство.

— Это так называемое молочное море, — сказал я. — Такие огромные пятна молочно-белого цвета — нередкое явление у берегов Индии.

— Но не скажет ли мне хозяин, почему море стало таким белым? — спросил Консель. — Не превратилась же в самом деле морская вода в молоко?

— Конечно нет, друг мой. Эта поражающая тебя окраска воды вызвана мириадами простейших животных, бесцветных светящихся комочков слизи толщиной в волос и длиной примерно в одну пятую часть миллиметра. Эти простейшие прилегают друг к другу и образуют сплошные поля, тянущиеся иногда на много километров.

— На много километров?! — воскликнул Консель.

— Да, друг мой. И не пытайся подсчитать их количество. Тебе все равно не удастся, так как, если я не ошибаюсь, некоторые моряки сообщали, что им доводилось встречать молочные моря, тянущиеся на сорок и больше миль!

Несмотря на мой совет, Консель мысленно занялся вычислением, какое количество простейших поместится на площади в сорок квадратных миль, если каждое из них не толще волоса и не длиннее пятой части миллиметра.

В течение нескольких часов «Наутилус» рассекал своим острым носом белесоватые воды молочного моря, и я обратил внимание на то, что он движется совершенно бесшумно, словно проходя через сгустки мыльной пены.

Около полуночи море неожиданно приобрело обычный цвет впереди нас, но за кормой, сколько видел глаз, небо, отражая белизну вод, казалось озаренным отблеском северного сияния.

Глава вторая
НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАПИТАНА НЕМО

Двадцать восьмого января, поднявшись в полдень на поверхность моря под 9°4' северной широты, «Наутилус» оказался в виду какой-то земли, лежавшей в восьми милях к западу. Мне бросилось в глаза прежде всего нагромождение довольно высоких гор с прихотливыми и капризными очертаниями; некоторые из гор достигали высоты в две с лишним тысячи футов. После того как наблюдения были сделаны, я спустился в салон и увидел по отметке на карте, что мы находимся у берегов острова Цейлона — этой жемчужины Индии.

Я отправился в библиотеку, чтобы поискать книги об этом плодороднейшем на земле острове, и нашел труд X. К. Сирра, озаглавленный «Цейлон и сингалезцы».

В это время в салон вошел капитан Немо и его помощник.

Капитан посмотрел на карту. Потом, обернувшись ко мне, сказал:

— Остров Цейлон славится ловлей жемчуга. Не хотите ли, господин Аронакс, побывать на месте этой ловли?

— С удовольствием, капитан.

— Отлично. Это очень легко сделать. Правда, мы увидим только место ловли, а не самих ловцов, ибо сезон ловли еще не начался. Но это неважно. Я прикажу сейчас взять курс на Манаарский залив. Мы прибудем туда ночью.

Капитан сказал несколько слов на неизвестном языке своему помощнику, и тот поспешно вышел из салона. Тотчас же «Наутилус» погрузился в воду, судя по указаниям манометра, на глубину в. тридцать футов.

Взяв карту, я принялся разыскивать Манаарский залив и нашел его вблизи маленького островка того же имени, под 9° северной широты, на северо-западном берегу Цейлона.

Для того чтобы достигнуть его, нам нужно было пройти вдоль всего западного побережья острова.

Капитан Немо снова заговорил.

— Господин Аронакс, — начал он, — ловля жемчуга производится в Бенгальском заливе, в Индийском норе, в Китайском и Японском морях, в морях, омывающих юг Америки, в Панамском заливе, в Калифорнийском заливе. Но в Цейлоне эта ловля дает наилучшие результаты. К сожалению, мы слишком рано пришли сюда. Ловцы жемчуга приезжают в Манаарский залив не раньше середины марта — к этому времени здесь собирается до трехсот судов, которые в течение тридцати дней занимаются этим доходнейшим промыслом. Каждое судно имеет команду в десять гребцов и десять ныряльщиков. Последние разбиваются на две смены, поочередно ныряющие в воду. Они спускаются на глубину двенадцати метров при помощи тяжелого камня, который они зажимают между ногами и отпускают, когда достигнут нужной глубины. Затем камень этот, привязанный веревкой к судну, вытаскивается гребцами обратно па борт.

— Значит, эти варварские приемы все еще в ходу?

— Да, здесь ничто не переменилось, — ответил капитан Немо, — хотя эти жемчужные россыпи принадлежат самой индустриальной в мире стране — Англии, получившей их в собственность по Амьенскому трактату 1802 года.

— Мне кажется все-таки, что скафандр такого типа, как ваши, мог бы оказать существенную пользу в этом промысле.

— Конечно, потому что время пребывания под водой этих бедных ныряльщиков, естественно, очень ограничено. Англичанин Персиваль в описании своего путешествия на Цейлон упоминает об одном кафре, который мог целых пять минут оставаться под водой, но мне это утверждение всегда казалось сомнительным. Я знаю, что есть пловцы, которые держатся под водой почти минуту — пятьдесят семь секунд, а некоторые, самые сильные, даже восемьдесят семь — почти полторы минуты! Но таких очень немного, да и у этих несчастных по возвращению на борт из ушей и носа выходит окрашенная кровью вода. Мне кажется, что средняя продолжительность пребывания ныряльщика под водой не превышает тридцати секунд, и за это короткое время он должен найти, сорвать и бросить в сетку жемчужные раковины. Профессиональные ныряльщики редко доживают до средних лет; большинство из них умирает молодыми, зрение их быстро слабеет, глаза начинают гноиться, все тело покрывается отвратительными язвами. Часто они внезапно умирают под водой — от разрыва сердца.

— Да, — сказал я, — это тяжелая профессия… И подумать только, что столько жизней и сил приносится в жертву женским капризам… Но скажите, капитан, сколько раковин в день может выловить одно такое судно?

— От сорока до пятидесяти тысяч в рабочий день. Говорят, что в 1814 году английское правительство организовало ловлю жемчуга для государства и ловцы набрали за двадцать дней семьдесят шесть миллионов раковин.

— По крайней мере, труд ловца хорошо оплачивается?

— Напротив, чрезвычайно скудно. В Панаме они зарабатывают не больше доллара в неделю. Чаще всего они получают по медной монете стоимостью в одну су[41] за каждую раковину, содержащую жемчужину. Но сколько раковин, собранных ими, не содержит жемчужин!

— По одному су за жемчужину, которая обогащает предпринимателя? Это возмутительно! — сказал я.

— Итак, господин профессор, — сказал капитан Немо, — вам и вашим спутникам удастся осмотреть жемчужное дно Манаарского залива. Если случайно в это время там будет какой-нибудь ловец, вы познакомитесь и с техникой этого промысла.

— Это будет очень, любопытно.

— Кстати, профессор, вы не боитесь акул?

— Акул? — вскричал я.

Этот вопрос показался мне, мягко говоря, праздным.

— Так как же? — настаивал капитан Немо.

— Должен откровенно признаться, капитан, — сказал я, — что я еще недостаточно привык к этим рыбкам…

— А мы к ним привыкли настолько, что уже не замечаем их. Скоро и вы будете так же относиться к ним, — ответил мне капитан. — Мы будем хорошо вооружены и, если удастся, поохотимся за какой-нибудь акулой. Это интересная охота. Итак, профессор, до завтра. Мы отправимся рано утром.

Проговорив это самым беззаботным тоном, капитан Немо вышел из салона.

Если бы вам предложили охотиться на медведей в горах Швейцарии, вы, вероятно, ответили бы: «Отлично, завтра пойдем на охоту за медведями». Если бы вас спросили: «Не хотите ли поохотиться на львов в равнинах Атласа или на тигров в джунглях Индии?», вы, возможно, подумали бы: «Что ж, поохотимся на тигров или на львов, это интересно». Но когда вас приглашают охотиться на акул не с палубы корабля, а в их собственной родной среде, вы, наверное, серьезно задумаетесь, прежде чем принять такое приглашение.

Признаюсь, что, когда капитан Немо вышел из салона, я должен был стереть со лба выступивший холодный пот.

«Подумай хорошенько, — сказал я себе, — спешить некуда. Одно дело — охота на выдр в подводных лесах острова Кресло: это только приятное времяпрепровождение. Но другое дело — бродить по дну моря, когда твердо уверен, что непременно встретишь акулу. Я знаю, что в некоторых местах, в частности на Андаманских островах, негры не боятся нападать на акул с кинжалом в одной руке и петлей — в другой. Но я знаю также, что многие из смельчаков, вступающих в единоборство с этими огромными хищниками, не возвращаются живыми. Кроме того, я ведь не негр, а если бы и был им, то и в этом случае колебания мои были бы до известной степени оправданными».

Перед моим умственным взором проносились стаи акул; я видел огромные пасти, вооруженные несколькими рядами зубов, способных перекусить пополам человека; я чувствовал, как эти зубы впиваются в мои бока…

Кроме того, я не мог понять той беззаботности, с которой капитан сделал мне это предложение. Можно было подумать, что он звал меня в лес на охоту за какой-нибудь безобидной лисичкой.

«Консель, вероятно, откажется, — подумал я. — Это даст и мне возможность отклонить приглашение капитана Немо».

Что касается Неда Ленда, то, признаюсь, я меньше верил в его благоразумие. Опасность, как бы велика она ни была, всегда оказывала притягательное действие на эту воинственную натуру.

Я вернулся к книге Сирра, но перелистывал ее машинально. Между строк мне виделись разверстые пасти акул.

В салон вошли Консель и канадец. Они оба были хорошо настроены и довольно весело. Они не знали, что их ожидает.

— Честное слово, — начал Нед Ленд, обращаясь ко мне, — ваш капитан Немо, — чорт бы побрал его! — только что сделал нам довольно любезное предложение…

— А, — сказал я, — вы уже знаете?…

— С позволения хозяина, — ответил Консель, — скажу, что командир «Наутилуса» пригласил нас посетить замечательные жемчужные промысла в Манаарском заливе. Он был изысканно любезен с нами и вел себя, как настоящий джентльмен.