ев.
Можно себе представить выражение лица канадца во время этого неожиданного нравоучения. Читать такую лекцию профессиональному китолову — это значило тратить слова впустую,
Нед Ленд смотрел на капитана Немо и, видимо, просто не понимал, о чем тот говорит.
Однако капитан был прав. Безрассудное хищничество китобоев скоро приведет к тому, что в океане исчезнут последние киты,
Нед Ленд просвистел сквозь зубы мотив «Янки дудль»[56] и повернулся к нам спиной.
Между тем капитан Немо, продолжая наблюдать за стадом китов, сказал мне:
— Я был прав, когда только что говорил, что, помимо человека, у кита достаточно естественных врагов. Вот этому стаду придется сейчас столкнуться с сильным противником. Видите ли вы, господин профессор, там, вдали, в восьми милях под ветром, движущиеся черные точки?
— Вижу, капитан, — ответил я.
— Это кашалоты, страшные животные… Мне доводилось встречать целые стада их — в двести и триста штук! Вот этих жестоких и вредных животных, действительно, стоит уничтожать.
Канадец живо обернулся при этих словах.
— Что ж, капитан, — сказал я, — пожалуй, в интересах китов можно разрешить мистеру Ленду…
— Не стоит подвергать себя опасности, — прервал меня капитан. — «Наутилус» сам рассеет кашалотов. Он вооружен стальным бивнем, который, право, не слабее гарпуна мистера Ленда!
Канадец, не стесняясь, пожал плечами. Его вид ясно говорил: «Где это слыхано, — истреблять кашалотов корабельным бивнем?!»
— Подождите, господин профессор, — сказал капитан, — я покажу вам охоту, какой вы еще никогда не видели. Ни капли жалости к этим хищникам, у которых только и есть, что пасть; да зубы!
«Пасть да зубы!» — трудно было дать лучшее определение большеголовому кашалоту, достигающему иногда двадцати пяти метров в длину. Огромная голова этого китообразного животного составляет больше трети его тела. В отличие от пасти китов, снабженной только роговыми пластинками «китового уса», пасть кашалота вооружена тридцатью девятью — пятьюдесятью двумя острыми зубами, весящими по два фунта каждый. В задней части черепа кашалота имеются две сообщающиеся между собой камеры, заполненные тремястами-четырьмястами килограммами маслянистой жидкости — спермацета, которая очень высоко ценится в продаже.
Кашалот, несомненно, самое неуклюжее и безобразное существо в мире. Голова его поражает своей асимметрией. Так, из двух носовых половин имеется только одна, а левый глаз значительно меньше правого, что и побуждало в прежние времена охотников нападать на него всегда с левой стороны.
Тем временем стадо хищников приближалось. Они уже заметили китов и готовились напасть на них.
Можно было заранее предугадать, что в этой неравной борьбе киты будут побеждены, и не только потому, что кашалоты сильнее китов и лучше вооружены, но и потому, что кашалоты могут дольше китов оставаться под водой, не поднимаясь на поверхность для дыхания.
Пора было притти на помощь китам. «Наутилус» погрузился в воду. Консель, Нед Ленд и я заняли место у окна салона.
Капитан Немо прошел в штурвальную рубку, чтобы лично управлять судном в этой его новой роли орудия истребления.
Вращение винта убыстрилось, и «Наутилус» помчался полным ходом.
Битва между кашалотами и китами уже началась, когда подоспел «Наутилус». Капитан Немо направил свой корабль с таким расчетом, чтобы разделить надвое стадо кашалотов.
Сначала кашалотов мало обеспокоило появление нового противника, но вскоре они поняли свою ошибку.
Какая битва разыгралась перед нашими глазами! Даже Нед Ленд пришел в восторг и кончил тем, что стал бурно аплодировать.
«Наутилус» превратился в гигантский гарпун, послушное орудие в руке своего капитана. Он устремлялся на мясистые туши кашалотов и рассекал их на части, оставляя за собой два изуродованных, хлещущих кровью куска животного. Он не чувствовал страшных ударов хвоста, сыпавшихся на его обшивку, как не замечал и мощных толчков разъяренных кашалотов. Покончив с одним хищником, он кидался на другого, поворачиваясь вокруг своей оси, чтобы не терять времени и не упустить намеченной жертвы, мчался вперед, возвращался назад, нырял, если кашалот пытался уйти от него в глубину, возвращался на поверхность, когда тот всплывал, атаковал его с боков, с фронта, с тыла и разрезал или разрывал его при всякой скорости и откуда бы ни был нанесен удар.
Какая бойня! Какой шум над поверхностью воды! Какой резкий свист дыхания испуганных кашалотов! Взбаламученные гигантскими хвостами, взволновались даже постоянно спокойные нижние слои воды…
Больше часа продолжалось это массовое избиение, от которого не удалось спастись ни одному кашалоту. Несколько раз, объединившись, в отряды по десять-двенадцать штук, кашалоты переходили в наступление, пытаясь сокрушить «Наутилус» своей массой. Через окно салона видны были их разверстые пасти со страшными зубами, их сверкающие яростью глаза.
Нед Ленд не владел собой, проклинал и угрожал им кулаками.
Кашалоты впивались зубами в борта подводного корабля, как собаки впиваются в горло затравленного в лесу зверя.
Но «Наутилус» не замечал ни огромной тяжести, ни отчаянных усилий своих врагов. Он увлекал кашалотов за собой в глубину или вытаскивал их на поверхность, не прекращая ни на секунду погони за очередной жертвой.
Наконец, стадо кашалотов поредело. Волнение улеглось. «Наутилус» возвратился на поверхность вод. Люк открылся, и мы поспешили подняться на палубу.
Море было усеяно изуродованными тушами. Если бы в воде среди стада кашалотов разорвался снаряд огромной разрушительной силы, то и он не мог бы больше растерзать, искромсать, разорвать в клочья эти глыбы мяса. Вода была окрашена в красный цвет на протяжении многих миль кругом, и «Наутилус» плавал как будто в океане крови.
Капитан Немо присоединился к нам.
— Ну-с, мистер Ленд, что скажете? — обратился он к канадцу.
— Мне нечего сказать, капитан, — ответил канадец, энтузиазм которого успел уже остыть. — Вы показали нам страшное зрелище, это бесспорно. Но я не мясник, я охотник, а вы показали нам бойню…
— Это было истребление злых и хищных животных, — возразил капитан Немо, — и «Наутилус» не секач мясника.
— Все-таки я предпочитаю свой гарпун, — сказал канадец.
— У каждого свое оружие, — ответил капитан, пристально глядя на Неда Ленда.
Я испугался, как бы Нед не наговорил капитану дерзостей, — это могло кончиться печально для всех нас, но, к счастью, внимание канадца было отвлечено видом кита, к которому «Наутилус» в эту минуту причаливал.
Это животное не успело избежать нападения кашалотов. Я узнал в нем южного кита, совершенно черного, с вдавленной головой. Анатомически он отличался от обыкновенных китов тем, что семь шейных позвонков у него срастаются, и тем, что у него на два ребра больше, чем у северных его сородичей…
Несчастный кит лежал на боку. Брюхо его было изранено кашалотами во многих местах. Он был мертв. Под его изуродованным плавником ютился детеныш, которого ему не удалось защитить. Из раскрытой пасти убитой самки лилась вода, журча между пластинками китового уса, как ручеек.
Капитан Немо велел причалить «Наутилус» к туше. Двое матросов взобрались на бок животного, и я с удивлением увидел, что они выцеживают из его млечных желез содержащееся в них молоко. Они нацедили таким образом три бочки.
Капитан предложил мне выпить чашку этого еще теплого молока. Я не мог скрыть гримасы отвращения при этом предложении. Но он уверил меня, что китовое молоко превосходно на вкус и ничем не отличается от коровьего.
Я попробовал. Молоко действительно оказалось превосходным.
Эти три бочки молока были ценным приобретением для нас, так как масло и сыр, полученные из него, должны были внести приятное разнообразие в нашу пищу.
С этого дня я с огорчением стал замечать, что Нед Ленд все враждебнее и враждебнее косится на капитана Немо, и я решил следить за китоловом, чтобы во-время удержать его от какой-нибудь враждебной выходки.
Глава тринадцатая
ВО ЛЬДАХ
«Наутилус» продолжал неуклонно итти на юг. Он следовал со значительной скоростью вдоль пятидесятого меридиана. Неужели он хотел достигнуть полюса? Я не верил в это, так как март в южных полярных странах соответствует сентябрю северных стран, то есть началу осени.
Четырнадцатого марта под 55° долготы я впервые увидел пловучий лед. Это были небольшие обломки льдин, синеватые глыбы длиной в двадцать — двадцать пять футов, о которые разбивались с грохотом морские волны.
«Наутилус» шел по поверхности океана. Нед Ленд, который часто плавал в полярных морях, неоднократно видал и раньше пловучие льды. Консель и я любовались этим зрелищем впервые.
На горизонте протянулась ослепительно белая полоса. Английские китоловы называют ее «ледяным блеском». Как бы ни были густы облака, они не могут затемнить ее. Эта полоса является предвестником ледяного поля.
И действительно, вскоре появились глыбы более крупных размеров, блеск которых то усиливался, то ослабевал в зависимости от состояния атмосферы. Бока некоторых пловучих ледяных гор — айсбергов — были исчерчены зелеными полосами, как будто прожилками сернокислой меди. Другие глыбы, подобно огромным аметистам, просвечивали насквозь. Третьи отражали солнечные лучи тысячами тысяч своих граней. Наконец, четвертые, запушенные снегом, казались грандиозными глыбами мрамора, которых хватило бы на постройку целого города.
Чем дальше к югу, тем больше мы встречали пловучих льдин, тем мощней становились отдельные льдины и айсберги. Арктические птицы свили себе на них тысячи гнезд.
Это были глупыши, буревестники, пуффины, оглушавшие пас своими криками. Некоторые из них принимали «Наутилус» за тушу кита и, усевшись на его палубу, принимались долбить; клювами звонкое железо.
Во время этого плавания среди льдов капитан Немо часто и подолгу бывал на палубе. Он с величайшим вниманием осматривал эти пустынные места. Я видел, как иногда загорался его обычно холодный взгляд. Может быть, он думал в это время, что в этих полярных водах, недоступных человеку, он был единственным властелином? Возможно. Но он не говорил этого вслух. Он часами стоял неподвижно и как бы пробуждался от сна, когда льды обступали «Наутилус» и нужно было выбираться из ловушки.