вали руки, готовые вас схватить, роговидных кубаревиков, покрытых шипами, двустворчатые раковины лингул, съедобных моллюсков, светящихся пелагий и, наконец, бесподобных веерообразных глазчаток.
Посреди этих зоофитов под сенью водорослей копошились членистоногие. Особенно много было ракообразных с панцирем, имеющим вид несколько выпуклого трехугольника, — раков-отшельников, свойственных этим водам, и отвратительных, страшных партеноп из семейства треугольных крабов.
Мне не раз попадалась еще одна противная тварь — громадный краб, которого описал Дарвин. Этот краб питается кокосовыми орехами. Он карабкается на прибрежные пальмы, сталкивает кокос, который при падении трескается, и раскрывает его своими мощными клешнями. Здесь, в прозрачной воде, этот великан бегал с изумительным проворством. Он составлял совершенную противоположность морским черепахам, которые медленно передвигались между скал.
Около семи часов мы наконец достигли отмели, где жемчужницы встречались целыми миллионами. Эти драгоценные моллюски прикрепляются к скалам с помощью прочных коричневатых волокон — биссуса, что не дозволяет им передвигаться с места на место.
Раковины жемчужницы имеют округлую форму, толстые, почти ровные створки и очень ребристую поверхность. Некоторые раковины были исчерчены зеленоватыми полосками, которые лучеобразно расходились от верхушки. Это были молодые раковины. Другие — твердые, почерневшие, лежали здесь, вероятно, лет десять, а может, и больше, и имели до пятнадцати сантиметров в ширину.
Капитан Немо указал мне на это невероятное скопление раковин, и я понял, что сокровищница в самом деле неистощима: творческая сила природы превосходит инстинкт разрушения, которым одарен человек! Нед Ленд, верный этому инстинкту разрушения, поспешно хватал самых лучших моллюсков и набивал ими сетку, висевшую у его пояса.
Но надолго останавливаться было нельзя. Надо было идти следом за капитаном, который, казалось, вел нас по знакомой ему дороге.
Дно начало заметно подниматься, иногда я поднимал руку вверх, и рука моя высовывалась над поверхностью моря. Затем вдруг под ногами оказывалась глубокая впадина. Часто приходилось обходить высокие утесы, похожие на остроконечные пирамиды. В темных расщелинах сидели огромные ракообразные с неподвижными глазами. А под нашими ногами копошились нереиды, глицеры, ариции и другие кольчатые, которые вытягивали свои щупальца и длинные усики.
Вдруг перед нами возник огромный грот между живописно нагроможденных скал, устланных всеми произведениями морской флоры. В первую минуту грот этот показался мне очень темным. Солнечные лучи, казалось, здесь угасали.
Капитан Немо вошел в грот, и мы вошли за ним следом. Я скоро освоился с относительной темнотой этого места и начал различать округленный купол свода, который поддерживался толстыми гранитными столбами, напоминающими тяжелые колонны тосканской архитектуры.
Зачем наш таинственный капитан привел нас в эту подземную пещеру?
Мы спустились по довольно крутому склону и очутились на дне какого-то круглого колодца. Здесь капитан Немо остановился и указал на предмет, который я сразу не заметил. Это была раковина необычайной величины, гигантская тридакна, или кропильница, куда вошло бы целое озеро святой воды. Она имела более двух метров в диаметре, значит, была еще больше той, которая украшала салон на «Наутилусе».
Я приблизился к этому невероятному моллюску. Он прикреплялся своим биссусом к гранитному пласту и развивался здесь в одиночестве в спокойных водах грота. По моим соображениям, тридакна эта весила около трехсот килограммов. В такой раковине, вероятно, было около пятнадцати килограммов мякоти. Дюжину подобных устриц не одолел бы и самый знаменитый обжора — Гаргантюа!
Капитан Немо, очевидно, знал о существовании этой двустворчатой раковины и не в первый раз посещал грот. Я думал, что он пришел сюда для того, чтобы показать нам это чудо природы, но я ошибся.
Капитан пришел сюда и по своему делу. Створки моллюска были полуоткрыты. Капитан подошел и осторожно вложил кинжал между створками, чтобы они не закрылись, потом приподнял бахромчатый край мантии.
Я увидал там жемчужину величиной с кокосовый орех. Жемчужина эта была безупречно круглой, чистейшей воды, бесподобной игры и блеска — одним словом, сокровище. В порыве любопытства я протянул руку и хотел ее схватить, взвесить, пощупать, но капитан Немо меня остановил, сделав отрицательный знак, и быстро вынул лезвие кинжала из раковины. Створки тотчас же закрылись.
Я тогда понял замысел капитана Немо. Он оставлял здесь эту жемчужину для того, чтобы она постепенно увеличивалась. С каждым годом выделения моллюска прибавляли к ней новые концентрические слои. Капитан один знал, где «зреет» этот удивительный плод, он его воспитывал, так сказать, а со временем, вероятно, хотел перенести его в свой роскошный музей.
Могло быть и так, что капитан Немо, по примеру китайцев и индусов, сам подготовил образование этой жемчужины, положив в складки мантии моллюска бусинку из стекла или шарик из металла, который мало-помалу и покрылся перламутром.
Как бы то ни было, приравняв эту жемчужину ко всем прежде виденным, я решил, что она стоит не менее десяти миллионов франков.
Это было изумительное произведение природы, неоценимая драгоценность, но как украшение эта жемчужина не годилась: никакое ухо не могло бы выдержать ее тяжесть.
Надо было расстаться с тридакной. Капитан Немо вышел из грота, и мы опять пошли к жемчужной отмели сквозь воды, еще не взбаламученные ловцами жемчуга, прозрачные и спокойные.
Мы шли довольно далеко друг от друга, каждый из нас останавливался или шел в сторону по своему усмотрению. Я не только не боялся теперь, но даже подсмеивался над своими прежними страхами. Подводная гора вела нас к поверхности моря, и скоро моя голова высунулась из воды.
Консейль подошел ко мне и, приставив свой металлический шлем к моему, приветствовал меня каким-то странным, даже несколько диким движением, которым, вероятно, хотел выразить свои дружеские чувства.
Но плоскогорье, на которое мы вышли, простиралось всего на несколько метров, и скоро мы снова скрылись под водой, вступив в свою стихию. Я полагал, что имею уже право называть эту стихию своей?
Мы шли уже минут десять, как вдруг капитан Немо остановился. Я подумал, что он хочет вернуться назад, но ошибся. Он сделал нам знак войти в расщелину скалы, вошел сам и указал мне наверх.
Я посмотрел. В пяти метрах от меня появилась какая-то тень, мелькнула и опустилась на дно. Тревожная мысль об акулах мелькнула у меня в голове. Но нет, это не акула. Это был человек, живой человек, индус, бедняк, которого, вероятно, нужда заставила начать ловлю жемчуга раньше времени. Я видел дно его лодки, привязанной к скале в нескольких футах над его головою. Он то погружался в воду, то выплывал. Между ног он сжимал камень в форме конуса, привязанный веревкой к лодке, этот камень помогал ему быстрее погружаться. Это было его незамысловатое снаряжение.
Опустившись на дно, метров на пять, он выпускал камень, бросался на колени и торопливо кидал в свой мешок попадавшиеся под руку раковины, потом выплывал, опорожнял мешок, вытягивал из воды камень и снова начинал ту же операцию, продолжавшуюся всего секунд тридцать.
Этот человек нас не видел. Мы притаились за выступом скалы. Да бедняге и в голову не могло прийти, что люди, живые люди находятся под водой и наблюдают за ним.
Много раз он погружался и всплывал, всплывал и погружался. Он захватывал не больше десятка раковин за один раз, потому что их надо было отрывать от скалы, к которой они крепко пристали. И сколько этих раковин были пустыми!
Я внимательно следил за ним. Он все нырял и всплывал, и мне уже начинало это нырянье надоедать, как вдруг индус, стоявший на коленях, содрогнулся, вскочил и сделал попытку всплыть.
Я понял его испуг. Гигантская тень появилась над головой несчастного ныряльщика. Это была огромная акула. Она плыла прямо на него с открытой пастью.
Я замер от ужаса и словно прирос к месту.
Страшная тварь немного приостановилась, а затем ринулась на индуса. Индус успел отскочить в сторону и увернулся от ее зубов, но она ударила его хвостом в грудь, и он упал.
Все это произошло в несколько мгновений. Акула снова направилась к индусу, перевернулась на спину… Я подумал, что сейчас она перекусит его пополам. В эту минуту капитан Немо выхватил свой кинжал и пошел навстречу чудовищу.
Акула тотчас же увидала нового противника и кинулась на него. Капитан с изумительным проворством отскочил в сторону, увернулся от удара и всадил ей в брюхо кинжал по самую рукоятку. Но битва этим еще не окончилась. Завязалась страшная борьба.
Акула испустила что-то похожее на рыканье. Кровь лила ручьем из ее раны. Море окрасилось алым цветом, и я несколько секунд ничего не видел. Когда вода очистилась, мы увидели, что неустрашимый капитан Немо повис на плавнике акулы, нанося ей в брюхо рану за раной, но все-таки не может нанести окончательный удар, то есть не может попасть в самое сердце. Растерзанная акула билась со страшной силой и так колыхала воду вокруг себя, что я едва мог устоять на месте.
Я хотел броситься на помощь капитану, но от волненья, ужаса и страха не мог сделать ни шагу и только смотрел в полной растерянности на этот поединок.
Вдруг капитан Немо упал, опрокинутый тяжестью огромной туши. Пасть акулы раскрылась… И все было бы кончено для капитана, если бы в эту минуту ловкий Нед Ленд с гарпуном в руке не подскочил к акуле и не ударил бы ее как следует.
Волны снова потемнели от хлынувшей крови. Акула бешено забилась в агонии. Нед Ленд не промахнулся: попал прямо в сердце. Акула билась в предсмертных конвульсиях, описывая хвостом круги среди вспененной воды. Волны были такие сильные, что опрокинули Консейля.
Тем временем Нед Ленд освободил капитана из-под чудовища. К счастью, капитан не был ранен. Он встал, кинулся к индусу, проворно перерезал веревку, которая привязывала несчастного к камню, обхватив его руками, оттолкнулся от дна и выплыл на поверхность. Мы всплыли за ним следом и через несколько секунд достигли лодки ныряльщика.