мя кайзера. Когда им это понадобилось. Попытались создать собственное правительство в республике, но вы помните, чем все закончилось. Им нужна была сильная рука. Они ее получили в лице фюрера. И одновременно допустили большую ошибку, сделав на него ставку. Гитлер не поддавался ничьему влиянию. Абсолютно ничьему! Плюс ко всему он не принадлежал к их касте. Хотя и имел Железный крест.
— Борман, вы не обратили внимание, что говорите о фюрере в прошедшем времени? — перебил рейхслейтера Геринг.
— К сожалению, — медленно продолжил Борман, — фюрер — это уже прошлое Германии. У меня налажена связь со Ставкой. Так вот, по сообщениям врачей, он умрет в ближайшие шесть часов.
Геринг выразительно посмотрел на телефонный аппарат:
— А если я сейчас позвоню и узнаю обо всем из первых уст?
— Прошу. — Борман поднялся из-за стола, взял аппарат в руки и поднес его к Герингу: — Звоните. Правда, связи со Ставкой пока нет. Она возобновится через четыре часа. Но если у вас, как и у меня, имеется личный канал, я подожду.
Геринг взял трубку, задумчиво подержал ее и положил на место.
— Предположим, я вам верю. Фюрер умрет. Что вы хотите от меня?
— Место фюрера должен занять его преемник. Человек из его окружения. Человек, который был с ним рядом на протяжении всего трудного пути борца за светлое будущее Германии. От самого начала и до… конца. Человек, которого знала бы вся нация. Которым восхищалась бы. За которым пошла бы. В конце концов, человек, который и в завещании самого фюрера назван его преемником.
— И вы предлагаете… — Геринг нарочно оборвал фразу. Продолжить ее надлежало Борману.
— …стать рейхсканцлером вам, господин министр.
— Занятно.
Геринг поднялся с кресла и, заложив руки за спину, встал столбом перед камином, попирая мозаичный пол ногами-тумбами. Борман отвел взгляд: Господи, до чего же противен ему этот заплывший жиром самовлюбленный толстяк!
— Почему вы решили сделать ставку на меня, а не на Гиммлера? Или, к примеру, Геббельса? Или, в конце концов, на самого себя?
— Начну с себя. Я достаточно самокритичен. И прекрасно отдаю себе отчет в том, что даже если гражданские партийные структуры меня и поддержат, то военные — ни за что и никогда. Второго конфликта Германия не переживет. К тому же из-за того, что я был, как вы мне намекнули, «тенью» фюрера, у меня скопилось слишком много врагов. И они не позволят мне сыграть главенствующую роль в рейхс. Вас устраивает мой ответ?
— Вполне. А по Гиммлеру?
— Наш Гиммлер слишком одиозная фигура. Германия проиграла. И вы, как, впрочем, и я, прекрасно об этом знаете. Вопрос в том, к&к она проиграет? Хотим мы того или нет, но ради сохранения границ и целостности Германии нам придется вести переговоры о прекращении военных действий. Но нельзя отрицать того факта, что англо-американцы могут согласиться приостановить военные действия лишь с условием возобновления нашего массированного наступления на Советы. Значит, переговоры с ними должен вести лидер с незапятнанной репутацией. К несчастью для рейхсфюрера, за ним тянется шлейф в виде концлагерей, тюрем, зондеркоманд, СС и тому подобного. Сомневаюсь, что правительства западных стран захотят иметь с ним дело. Но тогда встает вопрос: а зачем Германии такой лидер?
— Но у Гиммлера воёска СС.
— Расформируем. Пусть не сразу, постепенно. Вермахт поможет. Тем более, в отличие от рейхсфюрера, вы пользуетесь в воёсках непререкаемым авторитетом. А в данной ситуации я надеюсь только на помощь военных.
— А служба безопасности?
— Рейхсмаршал, неужели вы думаете, что после истории с Полем Кальтенбруннер встанет на сторону Гиммлера?
Геринг усмехнулся: да, действительно, история тогда вышла, что называется, с душком.
В штате Гиммлера, как у всех высокопоставленных особ, состояли люди, которым рейхсфюрер доверял безраздельно. И, естественно, когда возникала необходимость, брал их «под свое крыло». Такими людьми у рейхсфюрера были Готтлоб Бергер, начальник Главной канцелярии СС, отвечающий за организацию и снабжение войск СС, и Освальд Поль, кассир РСХА. Через них проходили все деньги службы безопасности и войск СС. И подчинялись оба непосредственно Гиммлеру.
И все бы шло хорошо, не прицепись однажды Кальтенбруннер из-за какого-то пустяка к одному из «нужных людей» Поля. Посадил того под «домашний арест». Поль, естественно, возмутился поведением шефа РСХА и доложил о случившемся лично Гиммлеру. Тот приказал «человечка» отпустить. Да не просто отпустить, а вдобавок прилюдно принести извинения. Кальтенбруннер подобного отношения к себе снести не смог и, как только рейхсфюрер покинул Берлин, решил воспользоваться ситуацией и отомстить Полю. В кабинете начальника службы безопасности, прямо на рабочем месте, произошла драка, в результате которой Кальтенбруннер был избит Полем, после чего с позором изгнан из помещения.
Об этой истории стало известно в верхах. Особого значения ей, правда, не придали, но с тех пор отношения между Гиммлером и Кальтенбруннером стали натянутыми или, как выразился однажды Мюллер, «более официальными».
— Предположим, Борман, по кандидатуре Гиммлера вы меня убедили. Но по какой же причине отмели фигуру Геббельса?
— Относительно Геббельса мне ответить значительно сложнее. Наш Йозеф пользуется непререкаемым авторитетом и его слово является рупором нации. — Борман и сам почувствовал фальшь в своих словах. Геринг улыбался. («Нет, — понял рейхслейтер, — с ним нужно говорить откровенно и на его языке. Иначе положительного результата не добиться».) — Но Геббельс ничего не смыслит ни в военных, ни в хозяйственных делах. А Германии нужна сильная и опытная рука. Хотя бы в чем-то одном.
— Что ж, — промычал Геринг, — в военном деле я разбираюсь. Да и в хозяйственном тоже. — Он взял с каминной полки фарфоровую статуэтку балерины и, любуясь ею, как бы невзначай спросил: — А на центральное место в партии метите наверняка вы сами?
Борман поднялся и встал рядом с рейхсмаршалом.
— Я справился с канцелярской работой партии и, если мне окажут доверие, смогу зарекомендовать себя и на этом посту. Естественно, находясь в вашем подчинении.
Геринг минуты две молчал, размышляя над сказанным. Потом, придя, видимо, к определенному умозаключению, произнес:
— Когда, вы говорите, появится связь с «Вольфшанце»? Через четыре часа? Вот через четыре часа мы с вами и примем окончательное решение. А пока будем считать, что наша дружеская встреча подошла к концу.
Геббельс положил трубку. Его и без того бледное лицо приобрело матовый оттенок.
— Что случилось? — Шпеер подхватил щуплое тело рейхсминистра пропаганды под руки и усадил в кресло.
— Вы не поверите, Альберт. Звонил Гиммлер. На фюрера совершено покушение. Он ранен. Мне предложено подготовить официальное сообщение о том, что он жив.
Шпеер замер. Пот струйкой соскользнул по его щеке. Мысль о том, кто мог совершить преступление, не вызывала сомнений: конечно же, рабочие, строившие бункер. А значит, подозрение в первую очередь падет на него: все строительные организации находились в подчинении министерства военной промышленности. Следовательно, арест неминуем. А Геббельс между тем продолжал:
— Гиммлер сказал, что бомбу подложил полковник Штауффенберг. Из штаба резервной армии. Судя по всему, центр заговорщиков находится на Бендлерштрассе.
Час от часу не легче. Теперь Шпеера бросило в самый что ни на есть настоящий жар. Три дня назад генерал Фромм пригласил его на сегодня, 20 июля, к себе, на Бендлерштрассе, отобедать и обсудить кое-какие вопросы. Встреча была назначена на 12 часов дня. Из-за совещания в министерстве Геббельса Шпеер не смог приехать вовремя, поэтому намеревался заглянуть к генералу чуть позже. Нет, есть все-таки Бог на свете!
— Господин министр, — Шпеера пронзила неожиданная мысль, — а вдруг рейхсфюрер ошибается и штаб генерала Фромма не имеет к покушению никакого отношения? Вы же знаете, как у нас умеют делать поспешные выводы. Может, вам стоит позвонить в Ставку и лично выяснить все подробности?
— К сожалению, связи со Ставкой нет. — Геббельс нервно махнул сухонькой ручонкой и вдруг оживился: — А что, если вы сами прямо сейчас позвоните на Бендлерштрассе? Думаю, с вами Фромм будет откровеннее, чем со мной.
Шпеер послушно набрал номер коммутатора штаба резервистов и попросил соединить с Фромом.
— Генерал Фромм занят, — ответил мужской голос.
— Тогда свяжите меня с его адъютантом.
— К сожалению, по данному номеру адъютант генерала вам ответить не может.
Шпеер хотел было вернуть трубку на рычаг, но новая мысль подсказала очередной вариант:
— Тогда соедините с генералом Ольбрехтом
Генерал взял трубку без промедления.
— Господин генерал, что происходит у нас в Берлине? — Шпеер пытался говорить непринужденно и отчасти даже шутливо. — До меня дошли довольно странные слухи, а я как раз собирался встретиться с генералом Фроммом…
— Ни в коем случае, Шпеер, не приезжайте к нам, — в голосе генерала слышалось нервное возбуждение. — И где вы, кстати, сейчас находитесь?
— В своем кабинете, — соврал министр.
— Вот и не покидайте его. По крайней мере в ближайшие пять-шесть часов. Это пока все, что я могу вам сказать.
Трубку на другом конце провода положили.
— Ну что? — Геббельс с нетерпением смотрел на Шпеера.
— Кажется, вы были правы. Более того, в Берлине, суда по всему, назревают военные действия. Иначе говоря, мятеж. И его центр действительно обосновался в штабе резервной армии.
— Это вам сообщил Фромм?
— Нет. Я думаю, мятежники его изолировали. По крайней мере связи с ним мне не дали.
Шпеер отошел к окну. В этот момент снова дал о себе знать телефон. Геббельс поднял трубку. Звонил Борман.
— Вам уже известно о покушении?
— Да.
— Что вы намерены предпринять?
— Сообщить по радио, что фюрер жив. Последнее известие из Ставки гласило именно так.