Оценив масштабы радикализма Организационной комиссии Московской горной академии, общественность подняла крик о скорой гибели памятника культуры.
Ознакомившись с проектами переустройства, в наркомате поняли, что для опасений действительно есть все основания. И Организационную комиссию МГА предсказуемо погнали в шею.
В марте 1919 года вышло новое распоряжение Народного комиссариата просвещения: «Признавая, что Нескучный сад является редким образцом архитектурного зодчества, а сад - одним из лучших садов подмосковных усадеб и что усадьба «Нескучное» должна быть сохранена в неприкосновенном виде, Народный Комиссариат по Просвещению находит, что дворец и сад не могут быть приспособлены для нужд вновь образующейся Горной академии».
В общем, от неслучившихся доисторических животных в Нескучном саду остался только фантастический рассказ будущего проректора МГА Владимира Обручева «Происшествие в Нескучном саду», где по саду гулял оживший мамонт.
А Организационная комиссия обратила свое просвещенное внимание на компактный комплекс зданий Мещанских училищ, который вскоре и получила - Наркомпросом было принято решение передать здания новообразованной Московской горной академии.
К тому времени разруха и голод сделали свое дело, и училище практически опустело – из 1100 воспитанников осталось 259.
Правда, «практически» не значит «полностью», и оставшиеся в здании две сотни воспитанников и воспитанниц Мещанских училищ, которые теперь назывались «учащимися трудовой школы 1-й и 2-й ступеней», стали большой проблемой. Как вспоминал один из преподавателей академии: «По утрам дети приходили на занятия и бегали по залам с криками и песенками, а из женского (ныне геологического) корпуса через галерею несколько раз в день приходили парами воспитанницы с классными дамами».
Из-за этого в 1918-19 годах Академия фактически не работала. Расселить воспитанников и бывших служащих училища, не перешедших на работу в МГА, удалось только через год.
А на работу в «красную академию» перешли многие. В их числе был и известный всему Мещанскому училищу сторож Семен, за которого, по неграмотности, даже заявление о приеме на работу написал сын.
Каково же было удивление Артемьева, когда в его кабинете однажды возник «дед Семен», как все его звали, и принялся, комкая в руках треух, что-то косноязычно втолковывать. Как вскоре выяснилось – сторож явился «просить за сына».
Кухаркин сын
Крестьянин Тульской губернии Каширского уезда Семен Ильичев считал себя очень удачливым человеком.
В 1888 году он, устав от беспросветной нужды в родной деревне, перебрался в Москву, как тогда говорили – искать заработка. И здесь ему повезло, как мало кому из односельчан - случай привел его на Калужскую улицу в Мещанское училище Московского купеческого общества, где его взяли на непыльную по сравнению с крестьянским трудом должность сторожа.
Десять лет спустя, в 1898 году, у него родился сын, крещеный Александром. Сынок уродился головастым и люто жадным до знаний, поэтому, когда наследник подрос, сторож пошел к директору училища просить взять мальца на учебу.
Благо, Мещанское училище было одним из немногих в стране, где за обучение не требовалось платить – как никак, благотворительное заведение. Необходимо было только представить удостоверение о неимущем состоянии родителей за подписью двух купцов или известных мещан, но за этим дело не стало – сторожа Семена, служившего в училище уже третий десяток лет, знали многие господа.
Так 11-летний Александр Ильичев в 1909 году стал воспитанником Мещанского училища.
Учили в Мещанском не так чтобы очень хорошо. Скорее наоборот.
Н. Скавронский писал: «Училище это, как и многое в этом роде, опять-таки выдвигает перед нами грустное действие полумеры в образовании. Программа там крайне бедная и не имеющая никакого направления, кроме обучения грамоте и письму, да в некоторой степени счетоводству; иностранных языков ни одного нет в курсе, воспитанников до сих пор занимают грубыми работами — колоньем дров, чисткой пруда; чая нет ни утром, ни вечером; белье на столе по большей части грязное».
Да и руководство училища абсолютно честно излагало свою позицию в книжке с длинным названием «Исторический очерк к пятидесятилетию существования Московского Мещанского мужского училища, основанного Московским купеческим обществом в память совершеннолетия Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича Александра Николаевича».
Вот что там сообщалось: «Выбирая между глубиною знаний и широтою охвата, училищный совет выбирает широту, и предпочитает дать возможности к достойной жизни большему количеству сирот и детей бедняков. Вместо того, чтобы лишним количеством предметов рождать в юношах самомнение, приобретаемое вместе с более значительным духовным капиталом».
Урок славянского языка во 2 классе. Фото из юбилейного издания к 75-летию.
В общем, все та же весьма распространенная в царской России позиция «чумазый не может».
Одной из главных проблем Российской империи было официальное деление на «беленьких» и «черненьких», то есть сословное деление общества. Деление на тех, кто право имеет, и тех, кто должен сидеть и не вякать. И именно эта мелочь, по моему убеждению, и стала главной причиной гибели этого государства.
Деление на беленьких и черненьких в сфере образования нашло свое официальное выражение в знаменитом Циркуляре министра просвещения И.Д. Делянова «О сокращении гимназического образования», сразу же прозванном «Циркуляром о кухаркиных детях».
Нимало не стесняясь, главный просветитель Империи предлагал при наборе детей на учебу внимательно изучать материальные возможности их родителей, тогда «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Головастый Ильичев-младший, кстати, был кухаркиным сыном в буквальном смысле слова – его мать всю жизнь проработала на кухне Мещанского училища, из-за чего ему люто завидовали все одноклассники.
Столовая. Фото из юбилейного издания к 75-летию.
Дело в том, что воспитанники Мещанского училища все четыре года жили в училище безвылазно - в целях правильного воспитания и изоляции от «темных» семей детей на каникулы домой не отпускали. Поэтому Саша был едва ли не единственным, кто мог видеть своих родителей.
Так или иначе, в 1913 году Мещанское училище Ильичев-младший закончил. Закончил блестяще, и «был записан на золотую доску выпускников».
15-летний юноша очень хотел учиться дальше, но обстоятельства этому не благоприятствовали – закончившие Мещанское училище должны были отправляться на службу. Училище, кстати, помогало в поиске работы тем выпускникам, «родители которых, родственники или опекуны не найдут сами приличных им мест».
Этому благотворительному принципу в юбилейном издании был посвящен весьма интересный, я бы даже сказал, философский текст. Процитирую этот кусок полностью, поскольку он очень помогает понять принципы внутреннего обустройства того государства:
«Благодеяние училища было бы не полно, если бы оно не завершалось этим последним актом участия к призреваемым в нем детям.
После нескольких лет пребывании в училище мальчик становится юношею; до сих пор он был обеспечен во всем; знал только одну заботу – исполнение своих ученических обязанностей.
Не имея никакого понятия о жизни, он, с окончанием курса, становится лицом к лицу с нею; должен принять участие в борьбе за существование; поддержки ему не откуда ждать: есть у него родители и родственники, но это люди бедные, они сами рассчитывают на него, как на будущего своего кормильца.
Спальня. Фото из юбилейного издания к 75-летию.
В это тяжелое время для молодого человека училище, вырастившее и воспитавшее его, является ему на помощь: берет его под опеку, отыскивает ему занятие, работу, дает возможность к существованию.
Конечно, первые годы выпускники училища служат за незначительное жалование, а иногда без жалования, но важно для них то, что имеют готовую пищу, пристанище и работу, потребность в которой для молодых сил столь же насущна, как и потребность в пище.
Начав свою деятельность с низших инстанций он, благодаря труду, к которому навык приобрел в школе, и некоторой степени умственного развития, тоже усвоенного им в учебные годы – хотя медленно, но постепенно подвигается вперед, приобретает опытность, знания в своем деле.
Притом, всем строем школьной жизни приученный к послушанию, без всякого самомнения, которое часто служит в жизни помехою в успехах для молодых людей и с более значительным духовным капиталом, он мало по малу входит в расположение у тех лиц, которым служит, и делается нередко необходимым для них помощником».
Хор воспитанников. Фото из юбилейного издания к 75-летию.
Люди вроде и хорошего хотели, но одним из последствий занятой ими позиции оказалось то, что у Мещанского училища практически нет известных выпускников. Никто выше «умеренности и аккуратности» помощника так и не поднялся.
По крайней мере, мне известны только два исключения. Это художник-«передвижник» Николай Неврев, когда-то очень известный, а ныне прочно забытый, да наш герой Александр Ильичев.
Но они оба совсем не следовали наставлениям воспитателей о «смирении самомнения» - скорее наоборот.
Вольный художник
Признаюсь честно – я очень люблю этого художника. Его картины на исторические сюжеты засмотрены мною до дыр. Знакомы с ними и мои постоянные читатели – эти работы украшают множество моих текстов про допетровскую Русь.
И мне кажется очень большой несправедливостью тот факт, что сегодня творчество Николая Неврева практически забыто, а имя это затерялась в «братской могиле» пресловутых «художников второго ряда».