С тех пор и до самого финала за проблемой Курской магнитной аномалии пристально следили на самом верху, периодически выпуская разнообразные документы на эту тему, подписанные знакомыми автографами.
А дальше… Дальше началось то, что я называю «Калидонской охотой на железную руду».
Помните, в Древней Греции случались события, на которые съезжались чуть ли не все известные герои Эллады?
Поход за Золотым руном, например. Или Калидонская охота, собравшая всех, от Тезея до Ясона.
Так и здесь – Курская магнитная аномалия стала своеобразной воронкой, эдаким смерчем, втягивающим в себя чуть ли не всех героев этой книги.
Будущего профессора МГА Петра Лазарева, читавшего курс «Физические методы разведки рудных месторождений», московские физики не любили – за пронырливость и умение получать самые выгодные «подряды» на научную деятельность. Поэтому, когда пошел слух о создании новой комиссии, к работающему в Наркомпросе уже знакомому нам «профессору-боевику» Костицыну явилась делегация жалобщиков с вопросом: «Почему опять он?».
Костицын отправился решать вопрос к «старшему над наукой» в народном комиссариате, тогдашнему ректору МГА Дмитрию Артемьеву. Именно во время этого разговора и случилось то самое видение «большевик в облачении католического кардинала», о котором он рассказывал выше.
Артемьев, по своему обыкновению, ничего не решил, но это и не важно – КМА уже захватила Костицына в свою орбиту, и вскоре он состоял членом новообразованной Комиссии.
Владимир Александрович и Юлия Ивановна Костицыны. Париж, 1946 г.
Вот как он описывал работу Комиссии, собравшей множество гениев и считающих себя таковыми (в скобках – мои примечания):
Отмечу, что полемика на этом заседании, как и на последующих заседаниях, носила очень страстный и часто даже пристрастный характер. Когда Кисельников (будущий главный научный оппонент Губкина) начинал говорить, что причиной аномалии может быть только железо, Лазарев (будущий профессор МГА) с торжеством указывал на ферромагнитные сплавы платины с чем-то еще, осуществленные в лабораториях, и у хозяйственников сводило дыхание от перспективы иметь несколько миллионов тонн платины.
Ключанский (заведующий кафедрой горного искусства МГА) уличал Лазарева в неумении пользоваться магнитными приборами, а Лазарев — Ключанского: и то, и другое было верно. Только физик-экспериментатор Лазарев в два счета овладевал этой техникой, а профессор этой техники Ключанский, преподававший ее в Горной академии, оказался не способен ее одолеть.
На этом же первом заседании Кисельников обвинил Лазарева в том, что он имеет все результаты Лейста, но скрывает их для того, чтобы вытянуть деньги на новую съемку; к этому вопросу мне еще придется вернуться.
На том же заседании меня очень поразил А. Д. Архангельский (будущий декан геологического факультета Московской горной академии).
Андрей Архангельский
Когда Кисельников заговорил о том, что из работ авторитетнейшего русского геолога Карпинского с несомненностью вытекает нахождение кристаллических пород в Курской губернии на огромной глубине, Архангельский встал и развернул схему, основанную на ряде бурений. Из нее вытекало, что девон в Курской губернии вовсе не образует огромных толщ, а выклинивается, как оно потом и оказалось; доказательство было дано Архангельским с исключительной точностью и бесспорностью, но не убедило его оппонентов.
В общем, страсти на заседаниях Комиссии кипели африканские. Чтобы хоть как-то успокоить этих воинствующих служителей Истины, председателем Комиссии поставили человека со стороны – не принадлежащего ни к одной из двух соперничающих группировок Ивана Михайловича Губкина. Для физиков он был геолог, для геологов и горняков – не «рударь», а нефтяник, то есть чужак.
Иван Губкин
И именно ему, нефтянику, и пришлось возглавить поиски неуловимого курского железа – ведь Особая комиссия по Курской магнитной аномалии (ОККМА) была не просто комиссией, а, по сути, крупным геологоразведочным управлением. Она имела собственные технические средства и распоряжалась немалыми финансами, обладала правом нанимать рабочих и техников и даже освобождать их от мобилизации на Гражданскую войну.
О том, как ОККМА искала таинственное месторождение, в которое мало кто верил, как я уже сказал, можно писать отдельный роман. Чего стоят только приключения самой первой экспедиции под руководством начальника отряда К.С. Юркевича, отправленной в Курскую губернию летом 1919 года. Кстати, магнитологом в этом отряде был Александр Игнатьевич Заборовский, будущий создатель отечественной разведочной геофизики и не имевший высшего образования заведующий кафедрой магнитометрии геологоразведочного факультета Московской горной академии.
Александр Заборовский
Это была очень веселая экспедиция. Посудите сами – в стране идет Гражданская война, а тут в Курской губернии появляется отряд мужчин с выправкой, которую не спрячешь - значительную часть экспедиции составляли прикомандированные флотские офицеры, умевшие пользоваться магнитными приборами, теми самыми дефлекторами де Колонга, из-за которых разругались члены ОККМА.
Сами понимаете, что тут началось.
«Из многочисленных источников, — писал впоследствии начальник отряда Юркевич, — мне начали передавать о том, что якобы наш отряд прибыл в Овсянниково для восстановления власти помещиков. Что у нас имеется очень много тяжелых ящиков, и в них спрятаны пулеметы. Что в поле мы ставили вехи, а после туда прилетят германские шары и откроют стрельбу по деревне».
В общем, знаменитая реплика из «Острова сокровищ» - «Пустить ему кровь!» - могла раздаться в любую минуту. Мужички в деревнях в те годы были нервные и войнами стрелять обученные.
Думаю, вы не сильно удивитесь, когда я скажу, что экспедицию пришлось свернуть раньше времени. Но не из-за подозрений окрестных мужиков, а из-за начавшегося наступления Деникина. Отряду пришлось срочно эвакуироваться, дабы не оказаться в одночасье по другую линию фронта, как профессор Эрасси.
Рассказы об открытии курского железа можно множить и множить – как уже говорил, в этой книге могло бы быть много интересного. Но я не буду рассказывать всего, и в этом кратком конспекте не раскрою самой главной тайны – в чем же был секрет «неуловимости» курской руды, почему крупнейшее месторождение железа на планете открыли только в начале XXвека.
Не из—за вредности, а потому, что правильная книга, на мой взгляд, должна заинтересовывать читателя, ставить перед ним вопросы, а не давать ответы, укладывая в рот разжеванное. Так что разгадку главной загадки Курской магнитной аномалии вам придется искать самостоятельно.
Например, здесь.
А я пока подытожу, чем же закончилась эта история.
Губкину удалось привлечь к решению загадки Курской магнитной аномалии лучших ученых страны – в этой Калидонской охоте приняли активное участие и вездесущий академик Ферсман, и будущий полярник Отто Юльевич Шмидт и многие, многие другие. Даже знаменитый математик Владимир Андреевич Стеклов, основатель Физико-математического института РАН, названного его именем, охотно подключился к расследованию, когда «охотникам за неуловимым железом» потребовалась помощь математиков.
Владимир Стеклов
Естественно, после того, как Губкин стал ректором Московской горной академии, ее студенты и преподаватели отправились на «охоту за курским железом». Курская магнитная аномалия – одна из самых славных страниц в истории МГА, а студенты и преподаватели Академии вписали в эту историю множество имен. Достаточно сказать, что именно на горном факультете МГА под общим руководством декана А.М. Терпигорева был составлен проект разработки железорудных залежей в Курской губернии.
Александр Терпигорев
А начальником «КМАстроя» а позже — первым директором комбината «КМАруда» стал бывший студент Московской горной академии Василий Михайлович Кислов.
Василий Кислов
Закончилась эта история тем, чем заканчиваются практически все детективы – торжеством логики и дедукции.
В 1923 году из скважины, пробуренной под Щиграми, на глубине 167 метров были добыты первые образцы железной руды.
После чего пролетарский поэт написал текст под названием «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского». Без шуток, всем рекомендую прочитать. Это гениальная поэма, образность и виртуозность построения фраз периодически просто зашкаливают:
Свернув
горы́ навалившийся груз,
ступни пустынь,
наступивших на жилы,
железо
бежало
в извилины русл,
железо
текло
в океанские илы.
Бороло
каких-то течений сливания,
какие-то горы брало в разбеге,
под Крымом
ползло,
разогнав с Пенсильвании,
на Мурман
взбиралось,
сорвавшись с Норвегии.
Бежало от немцев,
боялось французов,
глаза
косивших
на лакомый кус,
пока доплелось,
задыхаясь от груза,
запряталось
в сердце России
под Курск.
Юрий Рожков. Иллюстрация к поэме В. Маяковского «Рабочим Курска…». 1924 г.
«Временный памятник» работы гениального поэта заканчивался строчками:
Двери в славу —
двери узкие,
но как бы ни были они узки́,
навсегда войдете
вы,
кто в Курске
добывал
железные куски.
Так оно и случилось.
Сегодня открытое в двадцатые месторождение – сердце российской металлургии.
Главный источник русской стали.
Где бульвар
вздыхал
весною томной,
не таких
любовей