В последнее время мне все чаще хочется убедить Мардж, что я вижу ее настоящую и что всегда любил ее такой, какая она есть. Но как бы близки мы ни были, такой глубины наши разговоры достигают редко. Наверное, как и большинство людей, мы обсуждаем ничего не значащие подробности жизни и прячем страхи – как черепаха в панцире.
Но я видел Мардж и в худшие моменты ее жизни.
Некоторые из них связаны с девчонкой по имени Трейси, ее соседкой по комнате. В то время Мардж поступила в Университет Северной Каролины в Шарлотте и хотя свою ориентацию не скрывала, все же ее не афишировала. Трейси с самого начала знала, кто такая Мардж, но, казалось, не придавала этому значения. Отношения между ними выглядели как обычная дружба между студентами-соседями. Дома у Трейси остался парень, после разрыва с ним Мардж помогала ей прийти в себя. В конце концов Трейси заметила, что Мардж тянется к ней, но отталкивать ее не стала и даже поговаривала о том, что, возможно, сама бисексуальна. А потом однажды ночью это произошло. Наутро Мардж проснулась с чувством, будто обрела саму себя; Трейси была в растерянности, но готова дать шанс новым отношениям. По настоянию Трейси они скрывали связь между ними. Мардж это устраивало, и за несколько месяцев ее чувства окрепли. А Трейси, наоборот, начала отдаляться, а когда вернулась в университет после весенних каникул, сообщила, что помирилась со своим парнем и не уверена, стоит ли им с Мардж оставаться друзьями. Она также объявила, что переезжает в квартиру, снятую для нее родителями, и что с Мардж ее не связывало ничего, кроме желания попробовать что-то новое. Все, что было между ними, – ничего не значащий эксперимент.
Мардж позвонила мне незадолго до полуночи. Она была пьяна, говорила бессвязно, кое-как объяснила мне, что случилось, и сказала, что хочет умереть. Я точно знал, где ее искать. Мчась к водонапорной башне, я заметил припаркованную поблизости машину Мардж. Сестра была наверху. Она сидела на самом краю, а рядом стояла откупоренная бутылка рома. Мне сразу стало ясно, что Мардж совершенно невменяема. Увидев меня, она подвинулась еще ближе к пропасти.
Мне удалось подступить поближе, а когда я очутился рядом, резко обхватил ее одной рукой и оттащил от края. Потом обнявшись просидели на верхней площадке водонапорной башни до самого рассвета. Она умоляла меня ничего не рассказывать родителям, и я дал обещание. Отвез ее в студенческое общежитие, довел до комнаты и уложил в постель. Родители были в ярости – мне всего шестнадцать, а я где-то пропадал всю ночь. Месяц я был наказан и еще на три месяца лишился права садиться за руль.
Но я так ничего и не рассказал родителям – ни где меня носило, ни как была безутешна моя сестра той ночью, и что могло с ней случиться, если бы не я. Достаточно было сознавать, что в нужную минуту я оказался рядом. И знал, что, когда мне будет нужна поддержка, она так же крепко обнимет меня.
И без слов понятно, что после ужина у родителей наш с Вивиан вечер свидания так и не состоялся. Вивиан была не в настроении. Я тоже.
Воскресное утро началось неспешно и лениво, я позволил себе третью чашку кофе после пятимильной пробежки – самой длинной за последние десять лет. Когда из дома вышла Вивиан, Лондон смотрела кино в гостиной, я читал газету в патио.
– По-моему, нам с Лондон нужен «мой и мамин день», – объявила Вивиан.
– Что?..
– Ну, ты понимаешь – всякие девчачьи дела. Нарядимся, сходим на маникюр и педикюр, может, сделаем прическу. Что-то вроде маленького праздника перед первым учебным днем.
– А разве в воскресенье что-то работает?
– Найдем что-нибудь, – ответила она. – Мне тоже не повредит хороший маникюр-педикюр.
– А Лондон вообще знает, что такое маникюр-педикюр?
– Конечно, знает. Приятно будет побыть с ней наедине. В последнее время я совсем заработалась. Заодно и ты отдохнешь и займешься чем хочешь. Можешь поработать или повалять дурака.
– Когда это я валял дурака?
– Ну ты же понимаешь, о чем я. Пойду помогу ей выбрать одежду. Оденемся обе, как по особому случаю.
– Все ясно: намечается девичник, – кивнул я. – Надеюсь, вы хорошо проведете время вдвоем.
– Обязательно.
– Надолго вы уезжаете?
– Не знаю, как получится. Если Лондон захочет где-нибудь пообедать, можем и до ужина не вернуться. Хочу, чтобы день прошел спокойно и расслабленно. А может, она и в кино потом захочет.
Спустя сорок пять минут они уехали, весь дом остался в моем распоряжении. В последнее время такое случалось нечасто, но я уже так привык к спешке, что теперь не знал, чем заняться. Подготовка к съемкам для Тальери уже закончилась, другой работы пока не было, в доме царил порядок, оставалось лишь сунуть несколько тарелок в посудомойку. Я уже закончил и тренировку, и бумажную работу, и уже навестил родителей, и теперь мне оставалось только бесцельно слоняться по дому, считая минуты и часы. Чего-то недоставало – точнее, кого-то, – и я вдруг понял: больше всего сейчас я бы хотел ехать по улице на велосипеде рядом с Лондон и провести вместе с ней этот чудесный воскресный день.
Вивиан и Лондон вернулись домой лишь к семи, поэтому и обедать, и ужинать мне пришлось в одиночестве.
Я был бы не прочь в свободное время сходить в тренажерный зал, помедитировать или весь день почитать биографию Тедди Рузвельта. В итоге я целый день проторчал в Интернете. Я прочел про гигантскую медузу, которую вынесло волнами на пляж в Австралии, про непрекращающиеся конфликты на Ближнем Востоке, про неминуемое исчезновение горилл как вида в Центральной Африке, а потом увлекся статьей про «десять лучших продуктов питания, от которых жира на вашем животе станет гораздо меньше!».
Если мои блуждания в Интернете и заслуживали похвалы, то лишь в том отношении, что я не прочел ни единой статьи о знаменитостях. Так себе повод, чтобы собой гордиться, но все же лучше, чем ничего, верно?
Вивиан и Лондон вернулись домой усталые, но эта усталость явно была приятной. Лондон продемонстрировала мне свои ногти на руках и ногах, сказала, что они ходили в кино, обедать и по магазинам. После купания я, как обычно, почитал ей, и к тому времени, как перевернул последнюю страницу, она уже почти спала. Я поцеловал ее, вдохнув аромат детского шампуня, который ей до сих пор нравился.
Спустившись в гостиную, я обнаружил, что Вивиан уже в пижаме сидит на диване с бокалом вина. По телевизору шла какая-то передача про домохозяек с эмоциональной неустойчивостью – в отличие от них, Вивиан казалась жизнерадостной. Она весело щебетала, рассказывая мне, как прошел день, а на мой вопрос с намеком на продолжение вечера ответила лукавой улыбкой, и мы переместились в постель.
Не очень похоже на запланированный вечер свидания, но я был счастлив.
Утром во вторник, первый школьный день Лондон, мы с Вивиан проводили ее от стоянки до учебного корпуса. В ответ на вопрос, хочет ли она взять меня за руку, Лондон решительно заложила большие пальцы под лямки своего рюкзака.
– Я уже не маленькая, – заявила она.
Вчера мы с Вивиан получили по электронной почте письмо от учительницы с объяснениями, что первый школьный день может вызвать стресс у некоторых детей, поэтому прощания не растягивать – быстро поцеловали, похлопали по плечу и отпустили к учительнице, а она увела детей в класс: так говорилось в письме. Нам не рекомендовали стоять у дверей или слишком долго заглядывать в окна класса. И предупредили: детям лучше не видеть нас плачущими – родительские слезы внушают детям тревогу. Нам дали номер телефона школьной медсестры и сообщили, что школьный психолог будет дежурить в вестибюле, и родители могут обратиться к нему, если этот день станет слишком тяжелым испытанием для них самих. Я задумался, получали ли мои родители такие письма, когда мы с Мардж пошли в школу, и рассмеялся.
– Над чем смеешься? – спросила Вивиан.
– Потом скажу. Ничего такого.
Впереди я заметил моих родителей, ждущих у машины. Отец был в рабочей одежде – синей рубашке на пуговицах, с короткими рукавами и логотипом компании, джинсах и рабочих ботинках. Мама, к счастью, обошлась без фартука и красной шляпки и ничем не выделялась из толпы родителей, за что я был ей благодарен.
Лондон тоже увидела их, бросилась навстречу и сразу запрыгнула к отцу на руки. Он назвал ее пампушкой, чего я прежде никогда не слышал. Интересно, это новое прозвище?
– Сегодня важный день! – сказала мама. – Ты рада?
– Да, будет здорово, – кивнула Лондон.
– Вот увидишь, тебе понравится.
Отец поцеловал Лондон в щеку и опустил на землю.
– Ты поведешь меня за руку, дедуля? – спросила Лондон.
– А как же, пампушка.
Лондон с отцом ушли вперед, а Вивиан тем временем рассказала моей маме о письме, которое мы получили от учительницы. Мама озадаченно нахмурилась.
– У них есть школьный психолог для родителей?
– Да, – объяснила Вивиан. – Кто-то из родителей может разволноваться или расстроиться, а она, конечно, выслушает их, будет кивать и уверять, что все в порядке. Ничего особенного.
– А ты волнуешься?
– Нет. Грустно немного, но, думаю, это скоро пройдет.
– Ну что ж… хорошо.
Глядя, как матери с детьми входят в класс по двое, пара за парой, вспомнил историю о Ноевом ковчеге – любимую книгу Лондон. Я рассчитывал увидеть Эмили и Бодхи, но этого не случилось – видимо, Эмили уже ушла или еще не появлялась.
Впрочем, это было неважно. Мы встали в очередь вместе с другими родителями и детьми, направляющимися в первый класс. Очередь двигалась быстро, и, когда мы были близки к двери, Вивиан решительно шагнула к моему отцу и Лондон.
– Так, милая, поцелуй бабушку и дедушку, хорошо? И меня, конечно.
Лондон послушно поцеловала моих родителей, потом Вивиан.
– Папа заберет тебя после занятий, а я буду рада узнать, как прошел твой первый день в школе, когда ты вернешься домой. Только не забудь, что сегодня в четыре у тебя музыка, хорошо? Я тебя люблю.