Новость вылилась из меня непрерывным потоком. Когда я умолк, первым заговорил мой отец.
– То есть как это «ушла»? – Он нахмурился. – У нее же ребенок.
– Надо позвонить ей, – вмешалась мама. – Может, это просто такой период.
– Период тут ни при чем. Она сама сказала мне, что полюбила его. Теперь у нее новое жилье.
– Когда она возвращается? – допытывалась мама. – Если на следующие выходные, нас с твоим отцом не будет в городе. Мы едем к твоему дяде Джо в Уинстон-Сейлем на день рождения.
Джо, который был младше моего отца на пару лет, работал автомехаником, он так и не женился, но всегда состоял с кем-то в отношениях. Мне, подростку, он казался классным. Помнится, я даже иногда удивлялся, почему он не женится. Лишь повзрослев, я заподозрил, что это неспроста.
– Понятия не имею, когда она вернется, – ответил я.
– Наверное, стресс на работе, – продолжала строить догадки мама. – Она не в состоянии рассуждать здраво.
– И как же она будет видеться с Лондон? – спросил отец.
– Не знаю, папа.
– Или она вообще не желает ее видеть? – не унимался он.
– Обязательно надо позвонить ей! – причитала мама.
– Нет, мама, звонить ей ты не будешь, – вмешалась Мардж. – Это их дело. Конечно, Вивиан приедет повидаться с Лондон. И хотя она не говорит Рассу, когда приедет, скорее всего, это будет на следующей неделе или чуть позже. Так что пока не стоит забрасывать Расса вопросами и строить планы. Сами понимаете, эта неделя выдалась для него нелегкой.
– Ты права, – вдруг согласилась мама. – Извини. Просто такого я не ожидала, понимаешь?
– Ничего, мама.
Отец встал с дивана и направился на кухню.
– Как ты, держишься?
Я провел рукой по волосам.
– Стараюсь как могу.
– Может, надо чем-нибудь помочь? Побыть с Лондон?
– Нет, я справляюсь. Теперь, когда начались занятия в школе, стало проще.
– А если я время от времени буду привозить вам ужин? Это хоть немного поможет?
Я понимал, что маме необходимо сделать для меня что-нибудь.
– Было бы замечательно, – сказал я. – Твою еду Лондон ест гораздо охотнее, чем мою.
Моего плеча коснулось холодное стекло. Я обернулся: отец держал по бутылке пива в каждой руке и протягивал мне одну.
– Это тебе. Захочешь поговорить – я в гараже.
Двадцать минут спустя, когда я пришел в гараж, отец жестом велел мне сесть на табурет, а сам устроился на ящике для инструментов. Я принес нам по бутылке пива. Мне не давала покоя мысль, которой я не решился поделиться ни с Лиз, ни с Мардж, но хотел услышать мнение отца.
– Не знаю, получится ли у меня… – начал я.
– Получится – что?
– Быть отцом-одиночкой. Самому воспитывать Лондон. Может, ей было бы лучше жить с Вивиан в Атланте.
Он резко откупорил бутылку.
– Я так понимаю, ты ждешь, что я соглашусь с тобой.
– Сам не знаю, чего я жду.
– Твоя беда не в этом. А в том, что тебе страшно.
– Само собой страшно.
– Вот что значит быть родителем. Стараться изо всех сил и при этом каждую минуту бояться, что облажаешься. Уж поверь мне, с детьми можно быстро поседеть.
– Но вы же с мамой не боялись.
– Еще как боялись. Только виду не подавали, вот и все.
Я удивился: неужели это правда?
– Как думаешь, мне стоит бороться за Лондон? Если до этого дойдет?
Отец провел пальцем по своим джинсам, оставив на них полосу смазки.
– По-моему, ты чертовски хороший отец, Расс. Гораздо лучше, чем я, это уж точно. Мне кажется, ты нужен Лондон.
– Мама тоже нужна ей.
– Возможно. Но посмотри, как ты о ней заботишься! Я знаю, это непросто, а ты все-таки берешь и делаешь. Она растет счастливой. Вот это и значит быть отцом. Ты стараешься изо всех сил и любишь своего ребенка. Ты справляешься, и я тобой горжусь. – Он помолчал. – В общем, вот что я думаю.
Я пытался припомнить, говорил ли он мне раньше что-нибудь подобное, и понял, что этого никогда не было.
– Спасибо, папа.
– Ты что, реветь надумал?
Я невольно засмеялся.
– Не знаю, папа.
– А чего тогда?
Я смахнул со щеки слезу, которую поначалу не ощутил.
– Слишком много всего навалилось.
Глава 15День за днем
В отличие от моего друга Дэнни, я был рядом с мамой и видел ее страх и тревогу, когда одного за другим она потеряла всех близких, всю семью, в которой выросла. Мне было тринадцать, когда умер мой дед, восемнадцать – к моменту смерти бабушки, двадцать один – когда скончался первый из ее братьев и двадцать восемь – когда последний ее брат ушел в мир иной.
В каждом случае тяжелее всех пришлось моей маме. Все четверо умирали медленно и мучительно, с частыми поездками в больницу, где до последнего пытались ядами убить рак. Была потеря волос, и тошнота, и слабость, и беспамятство. И боль. Слишком много боли. Ближе к концу приходилось проводить дни и ночи в отделении интенсивной терапии, наблюдая, как мои родные бились в агонии. Мама все время была рядом. Каждый вечер после работы она отправлялась к ним домой или в больницу и оставалась там на долгие часы. Она умывала больных и кормила протертой пищей через соломинку, знала поименно всех врачей и медсестер в трех разных больницах. А когда приходило время, она организовывала похороны. Я всегда знал: несмотря на наше присутствие, мама чувствовала себя одинокой.
Мне казалось, после последних, четвертых похорон она оправится по прошествии нескольких недель. На первый взгляд все было по-прежнему. Мама все так же носила фартуки и во время наших с Вивиан приездов в гости почти не выходила из кухни, но стала молчаливее, а временами я замечал, как она устремляет взгляд в окно над раковиной, забыв обо всем. Я думал, это из-за недавних утрат, но Вивиан предположила, что у мамы скорбь обладает свойством накапливаться, по-моему, она была права.
Каково это – потерять семью? Наверное, такой финал неизбежен – рано или поздно последний ее член остается один. Но мое сердце болело за маму. Я чувствовал, будто ее потеря стала моей, потому стал навещать ее чаще, чем прежде. Два-три раза в неделю после работы я приезжал к родителям и проводил время с мамой. И хотя мы не разговаривали об этом, печаль переполняла нас обоих.
Однажды вечером я заехал к родителям и увидел, что отец подстригает живую изгородь, а мама ждет на крыльце. Отец словно не заметил моего появления, и даже не повернулся в мою сторону.
– Давай-ка прокатимся, – заявила мама. – Садись за руль.
Она решительно направилась к моей машине, открыла дверцу с пассажирской стороны и села.
– В чем дело, пап?
Он отвлекся от своего занятия, но не обернулся.
– Садись в машину. Твоей матери это важно.
Я покорился, а когда спросил, куда ехать, мама указала в сторону пожарного депо.
Когда мы были у депо, она вдруг попросила меня повернуть направо, а через два квартала – налево. К тому времени я уже догадался, куда мы направляемся. Наконец мы остановились возле ворот, по обе стороны от которых начинались заросшие деревьями участки. Перед нами высилась водонапорная башня. Мама вышла из машины, я последовал за ней.
Повисло молчание.
– Зачем мы приехали сюда, мама?
Она запрокинула голову, словно пересчитывая глазами ступени лестницы, ведущей к площадке на самом верху башни.
– Я знаю, что случилось, когда Трейси и Мардж расстались. Знаю, что ее сердце было разбито и ты нашел ее здесь. Ты был совсем ребенком, но каким-то чудом уговорил ее спуститься.
Я подавил в себе желание возразить, но в этом не было смысла.
– Знаешь, каково это – думать, что вот здесь, на этом самом месте, могла умереть твоя дочь? Когда Мардж обо всем рассказала, помню, я удивилась, почему она не позвонила мне или отцу. Но потом поняла. Вас двоих связывают чудесные узы, и ты даже представить не можешь, как я этим горжусь. Может, мы и не самые лучшие родители, но сумели воспитать вас обоих как надо.
Она все еще не сводила глаз с водонапорной башни.
– Тебе влетело, но ты ничего нам не рассказал. О том, где провел ту ночь. Вот я и хотела извиниться перед тобой.
– Не стоит, – смутился я.
Она повернулась ко мне, и я увидел в ее лице глубокую печаль.
– У тебя дар, – сказала она. – Ты – тонко чувствующий и неравнодушный человек. И это замечательно. Вот почему ты сразу понял, как надо действовать. Ты взял всю боль Мардж на себя, а теперь пытаешься сделать то же самое со мной…
Она ненадолго умолкла.
– Понимаю, ты стараешься помочь мне, но, что бы ты ни делал, от печали ты меня не избавишь. Только сделаешь хуже самому себе. Мне больно видеть тебя таким, я этого не хочу. Я стараюсь выкарабкаться, держусь как могу, но мне не хватит сил, чтобы беспокоиться еще и за тебя.
– А я не знаю, смогу ли не беспокоиться за тебя.
Она коснулась моей щеки.
– Понимаю. Но ты все-таки попытайся. Просто помни, что я уже пережила множество худших в моей жизни дней. Как и твой отец, и Мардж. И конечно, ты сам.
Вечером того же дня я задумался над мамиными словами. Она, конечно, была права. Я еще не знал, какой трудной порой бывает жизнь, не знал, что худшие дни еще впереди.
Девять тысяч триста шестьдесят минут.
Вот сколько времени прошло – ну хорошо, примерно столько, – с тех пор, как мой мир перевернулся, и я пронзительно остро ощущал каждый миг. Минувшая неделя тянулась мучительно медленно, а я прочувствовал эти дни каждой клеткой тела все сильнее, с каждым движением стрелки на часах.
Наступил понедельник, четырнадцатое сентября. Неделю назад Вивиан ушла от меня. Моя зацикленность на мыслях о ней походила на одержимость. Прошлой ночью мне не спалось. Пробежка помогла, но после нее пропал аппетит. За последнюю неделю я сбросил еще семь фунтов.