ла ладони.
– Что, по-твоему, должно было произойти после вашего разговора с Вивиан?
– Наверное, я надеялся, что она решит вернуться. Или, по крайней мере, мы обсудим, как нам быть.
– Зачем? Разве она хоть чем-нибудь дала тебе понять, что хочет вернуться? Или пыталась что-нибудь предпринять?
– Нет, – подумав, признал я. – Но ведь она моя жена. С тех пор как она ушла, мы почти не разговаривали.
– Поверь мне, когда она будет готова, вы все обсудите. Однако тебе может не понравиться то, что она тебе скажет.
Прочитать между строк было нетрудно.
– Ты считаешь, что она не вернется, да?
– Возможно, мое мнение не совсем правильное.
– В любом случае я хочу узнать, что ты об этом думаешь.
Она тяжело вздохнула.
– Нет, – наконец ответила она. – Думаю, она не вернется.
Мне хотелось ничего не чувствовать и не думать о Вивиан, но спасительное забвение приходило лишь в те часы, когда Лондон была в школе, а я погружался в работу. В среду я занимался вторым роликом для Тальери и наконец отправил его на окончательную правку и доделку. Затем в четверг днем я взялся за презентацию для пластического хирурга. Я собирался разработать отличную от рекламы Тальери кампанию: предполагалось более масштабное присутствие в Сети, дружественный сайт, видео с акцентом на отзывы пациентов, прямая рассылка, реклама в социальных сетях, СМИ и рекламные щиты. И хотя во время презентации я был далеко не на высоте, встреча закончилась рукопожатием и осознанием, что у меня появился второй клиент. Как и Тальери, он был настроен на продолжительное сотрудничество.
Я подсчитал, что благодаря этим двум клиентам буду получать почти половину моей прежней зарплаты, без учета бонусов. Этого хватит на обязательные ежемесячные платежи и даже больше, и мне стало гораздо легче, когда я позвонил и аннулировал наши общие с женой кредитки.
Вивиан я поставил в известность об этом в сообщении.
Позднее тем же вечером Вивиан позвонила мне. С понедельника, после своей опрометчивой поездки в Атланту, я разрешал Лондон отвечать на телефонные звонки, когда видел на экране фотографию Вивиан. От Лондон я узнал, что Вивиан собирается позвонить еще – на этот раз мне. Моя дочь убежала наверх, готовиться ко сну, а я задумался, понимает ли она, что происходит между мной и ее матерью, и чувствует ли, что мы уже не одна семья.
В ожидании звонка я старался уничтожить в себе всякую надежду, но безуспешно. Я представлял, как Вивиан извинится и пообещает скоро приехать, но в вихре эмоций эти мысли сменялись другими – о том, что объяснила мне Лиз, или о том, что единственная причина звонка Вивиан – кредитки, по поводу которых она хочет выразить недовольство.
Эмоциональные качели обессилили меня, и к тому времени, как телефон зазвонил, душевных сил на восприятие происходящего, каким бы оно ни было, практически не осталось.
Я ответил только после четвертого звонка.
– Привет, – сказал я. – Лондон предупредила, что ты позвонишь.
– Привет, Расс. – Ее голос звучал спокойно, будто между нами все было по-прежнему. – Как ты?
Ей действительно интересно или она спрашивает только из вежливости? Я задумался: зачем я пытаюсь это понять, вместо того чтобы просто поговорить?
– В порядке, – с трудом выговорил я. – А ты?
– У меня все хорошо. Судя по голосу, у Лондон начинается простуда.
– Она мне ничего не говорила.
– Мне тоже, но я поняла это по ее голосу. Проследи, чтобы она принимала витамины и пила апельсиновый сок по утрам. Скорее всего, придется дать ей какое-нибудь лекарство.
– Где она могла простудиться? На улице тридцать градусов.
– Она же ходит в школу. Кругом дети, микробы. В каждой школе в начале учебного года вспыхивают эпидемии.
– Ладно, – откликнулся я. – Насчет апельсинового сока и лекарства понял, а витамины она принимает.
– Только не забудь, – повторила она. – Вообще-то я звоню сразу по нескольким причинам. Во-первых, в эти выходные я приеду в Шарлотт. Я очень соскучилась по Лондон и, если ты не против, хотела бы побыть с ней наедине.
А со мной – нет.
– Конечно, – ответил я спокойно. – Она будет рада. Лондон тоже по тебе соскучилась.
– Отлично, спасибо. – Я отчетливо услышал облегчение в ее голосе и удивился: неужели она ожидала другой реакции? – Но это еще не все. Думаю, мне не стоит останавливаться в отеле. Если Лондон узнает об этом, она неприятно удивится.
Я нахмурился.
– А зачем тебе в отель? Приезжай домой. У нас же есть комната для гостей.
– Лондон наверняка заметит, что я сплю в гостевой. И даже если нет, я не хочу, чтобы мы ходили куда-то втроем. Лучше мы побудем вдвоем, ради ее же блага.
– О чем ты?
– Ты не мог бы временно пожить у своих родителей? Или у Мардж и Лиз? И переночевать там же в пятницу и субботу.
– Ты что, шутишь?
– Нет, Расс, я серьезно. Пожалуйста. Да, я прошу о многом, но только потому, что не хочу создавать лишние проблемы для Лондон.
А если начистоту, подумал я, ты не хочешь проблем для себя.
Я намеренно выдержал паузу.
– Ладно. Поеду к Мардж. Родителей не будет в городе.
– Буду признательна.
– Не забудь, что в пятницу вечером у Лондон танцы, а затем, в субботу утром, – занятия в студии, так что тебе вряд ли хватит времени на йогу.
– Для меня интересы дочери превыше всего, Расс. И ты это знаешь.
– Ты хорошая мать, – согласился я. – Да, кстати: в студию не забудьте взять вазу, которую Лондон слепила на прошлой неделе. В следующий раз она будет расписывать ее.
– А где эта ваза?
– Я поставил ее в кладовку. На верхнюю полку справа.
– Ясно. Да, и еще…
– Что?
– Хотела узнать, не найдется ли у тебя времени завтра, скажем, в половине второго? Нам надо поговорить, прежде чем я поеду забирать Лондон из школы.
Сердце замерло при мысли, что я снова буду сидеть за столом вместе с ней. И смотреть на нее.
– Конечно, – ответил я. – Где?
Она назвала ресторан, который мы оба знали и где раньше часто бывали. И годовщину отмечали в нем.
Я повесил трубку, думая, не предзнаменование ли это.
– Конечно, можешь пожить у нас, – сказала Мардж на том конце провода. Я только что вернулся из магазина, поставил апельсиновый сок в холодильник и позвонил ей. – Только пообещай не разгуливать по дому в растянутых труселях и не выходить к завтраку полуголым. Растянутые трусы лучше вообще с собой не бери, ладно?
– Ты вообще хорошо меня знаешь?
– Само собой. А зачем, по-твоему, я тебе об этом напоминаю?
– Ладно, не возьму.
– Правда, в субботу нас дома не будет. Придется тебе побыть одному. У нашего друга новоселье.
Ни жены, ни Лондон, ни родителей, а вот теперь еще и сестры – никого в эти выходные не будет со мной. Интересно, когда я в последний раз оставался совсем один? По моим подсчетам, с того момента прошли годы.
– Ничего страшного. Мне надо работать.
– Я буду периодически тебе звонить. Но вернемся к Вивиан: ты уверен, что этот обед – удачная затея?
– А почему бы и нет?
– Когда кто-нибудь, все равно кто, заявляет: «Нам надо поговорить», ничего хорошего это не предвещает.
– Можешь мне поверить, ничего особенного я не жду.
– И правильно делаешь, – согласилась она. – Помнишь слова Лиз? Не жди, что Вивиан захочет вернуться.
– Лиз рассказала тебе, о чем мы с ней говорили?
– Нет, конечно. Но я знаю тебя и Лиз, потому без труда догадалась, о чем могла идти речь. Нет, мы с ней не обсуждаем твою ситуацию во всех подробностях. Зато в родительском доме это животрепещущая тема.
– У вас двоих и без моего брака есть что обсудить.
– Ты прав – в девяносто девяти процентах случаев из ста, – подтвердила она. – Но в последнее время все разговоры попадают в этот единственный злополучный процент.
– И о чем же вы говорите?
– О том, как ты страдаешь, о том, что мы без понятия, чем помочь. А ведь ты хороший человек и прекрасный отец. Это несправедливо.
Я даже поперхнулся от неожиданности.
– Зря ты за меня беспокоишься.
– А вот и нет, не зря. Я же твоя старшая сестра, забыл?
Я помолчал.
– Как думаешь, Вивиан сейчас трудно?
– Безусловно. Невозможно поступить так, как она, и при этом не чувствовать ни малейших угрызений совести. Но вряд ли она зацикливается на своих чувствах так, как делаешь ты. По-моему, вы абсолютно разные.
Объяснение звучало логично, но…
– Я до сих пор постоянно беспокоюсь о ней, – признался я. – Она была замечательной женой.
Мардж вздохнула.
– А ты уверен?
Насчет Лондон Вивиан оказалась права: проснувшись в пятницу утром, она охрипла и сразу же после выхода из дома начала шмыгать носом. Я ждал, когда наконец подействует лекарство.
Высадив Лондон у школы, я вернулся домой, побросал одежду в спортивную сумку и направился в офис. В агентство «Феникс» по-прежнему никто не звонил, но администратор привыкла к моим приездам и даже начала приветствовать меня словами: «Доброе утро, мистер Грин».
Почти все утро я проработал вместе со своим техническим специалистом. Вдвоем мы обсудили и приняли решения по общему плану действий, затем перешли к вопросу приоритизации в Интернете, наметили основные сюжеты баннеров и кампанию в социальных сетях. Все это заняло у нас почти три часа. Технику с избытком хватит работы на ближайшие две недели – впрочем, как и мне.
Покончив с этим, я отослал электронные письма с подтверждениями касательно третьего ролика для Тальери, съемки которого были намечены на следующую пятницу, затем оставил сообщение для хирурга с вопросом, кого из пациентов он мог бы порекомендовать для видео с отзывами.
Напряжение в теле усиливалось, и я понял, что нервничаю перед встречей с Вивиан. Несмотря на ее предательство, несмотря на то, что она просила меня убраться из дома на все выходные, в глубине души я надеялся, что при встрече Вивиан попытается хоть как-нибудь загладить свою вину. И хотя Мардж и Лиз делали все возможное, чтобы я не строил воздушных замков, душой я стремился к тому, чего больше всего хотел. Напрасные надежды могли уничтожить меня, но прямо сейчас лишиться надежды раз и навсегда было еще страшнее.