– И что?
– Расс… – Тальери со страданием взглянул на меня. – Это омерзительно, но адвокат намекает, что ваши отношения с Лондон абсолютно неприемлемы…
Мне понадобилась секунда, чтобы уловить смысл.
Боже мой… Нет, Вивиан не посмеет… она ни за что этого не сделает…
У меня закружилась голова, черные пятна поплыли перед глазами. Унижение, отвращение и ярость… Даже самых сильных эпитетов не хватило бы, чтобы описать мое состояние.
– Это всего лишь инсинуация, – напомнил Тальери, – но меня настораживает сам факт ее упоминания в письме. По меньшей мере он свидетельствует о том, что Вивиан и ее адвокат готовы представить вас в самом негативном свете.
Я почти не слушал его. Нет, Вивиан не посмеет… да как у нее язык повернулся намекнуть на такое?
– Позднее я позвонил ее адвокату, поскольку угрозы такого рода мы не вправе игнорировать. Это попытка запугать вас, на редкость непрофессиональная. Вместе с тем она дает нам понять, насколько далеко способна зайти Вивиан, добиваясь опеки. Хочу подчеркнуть: если дело дойдет до суда, предугадать его решение будет невозможно.
– Что же мне делать? Я знаю, что Лондон хочет жить со мной.
– Дайте мне возможность поговорить с адвокатом. Но было бы лучше, если бы вы попытались договориться с Вивиан. Потому что мне в роли вашего адвоката шансы на победу в таком деле не внушают оптимизма.
* * *
Остаток дня меня шатало, как после мощного нокаута.
Я не поехал на работу. Не поехал домой. Не навестил Мардж и Лиз, не заехал к родителям.
Немая ярость и ужас отбили желание говорить с кем-либо. Я отправил Эмили сообщение с просьбой забрать Лондон из школы и присмотреть за ней, пока я в отъезде. В ответном сообщении она спросила, где я и что случилось, но я лишь написал: «Мне надо побыть несколько часов одному. Спасибо тебе».
Я сел в машину и рванул с места.
Через три с половиной часа я уже был в Райтсвилл-Бич, где поставил машину на стоянку.
Хмурое небо нависало над головой, дул пронизывающий ветер. Я вышагивал по берегу, а мои мысли непрестанно переходили от Лондон к Мардж и Вивиан, и снова по кругу. На меня волной обрушивались неуверенность, страх и смешанные эмоции, бросало из ярости в растерянность, из горя в ужас. К тому времени, как я вернулся в машину, я чувствовал оцепенение. Я не ел весь день, но не ощущал ни малейшего голода.
Вернувшись в Шарлотт, я забрал Лондон от Эмили уже за полночь. Лондон давно следовало быть в постели. К счастью, она была накормлена. Сил рассказать Эмили о случившемся мне не хватило.
В конце концов я излил душу Мардж – главным образом потому, что она не оставила мне выбора.
Была последняя пятница января, я остался с Мардж, пока мама ездила в аптеку за новой порцией лекарств для нее. К тому времени болезнь прогрессировала настолько, что было уже опасно оставлять Мардж без присмотра даже ненадолго. Гостиную освещала единственная настольная лампа, по просьбе Мардж жалюзи были закрыты. Она говорила, что от яркого света у нее болят глаза, но я знал правду: ей не хотелось, чтобы мы видели ее при свете, потому что единственного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько тяжело она больна. У нее выпали почти все волосы, поэтому, просыпаясь, она сразу надевала бейсболку с эмблемой «Атланта Брейвс». И хотя она куталась в одеяло, потеря веса была очевидной, стоило только посмотреть на ее костлявые руки и тонкую шею. Дыхание было сиплым и тяжелым, ее часто мучил затяжной кашель и рвотные позывы, приводящие маму и Лиз в панику. Они стучали ее по спине, чтобы помочь откашлять мокроту, часто кровавую. Мардж спала больше шестнадцати часов в сутки, в последний раз она выходила из дома две недели назад, когда приезжала ко мне на открытый показ дома.
Самостоятельно она уже не могла пройти и двух шагов. Метастазы в мозге лишили подвижности правую сторону ее тела, словно она перенесла инсульт. Ее правая рука и нога совсем ослабели, глаз начал западать. Улыбалась она лишь одной половиной рта.
И все-таки, сидя рядом с ней, я думал, как она прекрасна.
– Вчера приезжала Эмили, – медленно и с трудом выговорила она. – Как она мне нравится, Расс! Ты и вправду дорог ей. Обязательно ей позвони, – взгляд сестры стал многозначительным. – Ты должен поговорить с ней, объяснить, что с тобой происходит. Эмили извелась от беспокойства за тебя.
– Зачем она приезжала?
– По моей просьбе. Мне хотелось еще немного побыть рядом с женщиной, которую любит мой брат. Точнее, с новой и усовершенствованной моделью. – Она слабо улыбнулась. – Так я ее называю. Она, по-моему, довольна.
Я улыбнулся в ответ. Жизнь в ней угасала, но Мардж оставалась собой.
Помедлив минуту, чтобы собраться с силами, она продолжила:
– По-моему, и мне пора поговорить с Лондон.
– Когда?
– Сможешь привезти ее в эти выходные?
– Ее не будет в городе. Она едет в Атланту с Вивиан.
– А может, тогда сегодня после школы?
Это был способ дать мне понять, что время истекает.
– Хорошо, – прошептал я.
– Я хочу увидеться и с Вивиан. Ты сможешь это устроить?
От одного упоминания ее имени у меня внутри все сжалось, я отвернулся. Все еще разъяренный и оскорбленный, я не мог даже думать о ней, не то чтобы приглашать к умирающей сестре. Мардж все понимала, но продолжала настаивать:
– Сделай это ради меня. Пожалуйста.
– Я отправлю ей сообщение, но приедет она или нет, не знаю. У нее обычно плотный график.
– Посмотрим, что она ответит, – не унималась Мардж. – Объясни ей, что для меня это важно.
На мое сообщение Вивиан ответила почти мгновенно: «Конечно. Передай Мардж, что я приеду к пяти».
Я прочитал его Мардж. Она закрыла глаза, и я успел подумать, что она уснула, когда вдруг снова посмотрела на меня.
– Ты уже согласился продать дом?
Я покачал головой.
– Мы все еще в процессе обсуждения цены.
– Долго обсуждаете.
– Потенциальные покупатели все время в разъездах. Но, по словам моего риелтора, финал уже близок. Она думает, что на следующей неделе мы подпишем договор.
– Здорово, правда? И ты сможешь откупиться от Вивиан.
И вновь меня передернуло от одного ее имени.
– Наверное.
Мардж уставилась на меня.
– Не хочешь рассказать мне, что случилось? Эмили говорит, всю среду ты где-то пропадал, но так ничего и не объяснил ей.
Поднявшись с дивана, я выглянул в окно и убедился, что мама еще не вернулась. Мне не хотелось, чтобы она услышала этот разговор, меньше всего ей сейчас нужны были лишние стрессы. Сев на прежнее место, я рассказал Мардж о встрече с Тальери и о письме от адвоката Вивиан.
– Ну что ж, – сказала Мардж, когда я умолк. – Никаких неожиданностей. Она с самого начала ясно давала понять, что намерена увезти Лондон в Атланту.
– Но… эти угрозы. И… грязная игра…
– А что говорит твой адвокат?
– Мои шансы не внушают ему оптимизма. И он по-прежнему считает, что мы с Вивиан должны попробовать договориться сами.
Минуту Мардж молчала, только взгляд ее был напряженным до исступления.
– Сначала ты должен понять, чего на самом деле хочешь ты.
Я нахмурился.
– С чего вдруг ты об этом заговорила? Мы же все обсудили. Я объяснял тебе, чего хочу.
– Так сделай как хочешь.
– Идти в суд? Играть так же грязно, как она?
Мардж покачала головой.
– Это плохо отразится на Лондон. А о ней ты должен думать в первую очередь.
– Тогда что же ты предлагаешь?
– По-моему, ты и сам знаешь. – Она снова закрыла глаза.
Я вгляделся в ее измученное лицо, и меня вдруг осенило: я и действительно знаю.
По пути от Мардж я позвонил Эмили и спросил, можем ли мы встретиться за обедом. Она согласилась, местом встречи назначили бистро недалеко от ее дома.
– Прежде всего я хочу извиниться за то, что ничего тебе не объяснил, – начал я. – Честно говоря, я просто не знал, как об этом говорить.
– Ничего, Расс, – ответила она. – Иногда надо обдумать события в одиночку. Ты не обязан отчитываться передо мной – я выслушаю, когда ты будешь готов поговорить. И всегда буду рядом.
– Нет, сейчас я готов. – Я коснулся ее руки, глубоко вздохнул и рассказал ей все: о страданиях Лондон, моих распоряжениях Тальери, реакции Вивиан. Слушая меня, она невольно прикрыла рот ладонью.
– Представить себе не могу, каково тебе сейчас, – дослушав, выговорила она. – Я была бы… ошарашена. И разъярена.
– Вот и я тоже. До сих пор. Впервые за все время я ее возненавидел.
– И недаром, – поддержала она. – Может, и вправду стоило бы психологу побеседовать с Лондон. И тогда ты опроверг бы все абсурдные обвинения.
– Но вопрос с падением с велосипеда остается открытым.
– Со всеми детьми такое случается, Расс. Потому закон и обязывает родителей надевать на них шлемы. И судьи это знают.
– Я не хочу, чтобы эта битва за опеку разыгралась в суде. Не хочу, чтобы Лондон пришлось встречаться с психологом по этому поводу. Только если ей нужна помощь, чтобы пережить наш развод. Но я не хочу вынуждать Лондон делать выбор между матерью и отцом. – Я покачал головой. – Я стараюсь исходить из интересов дочери. И знаю, что нужен ей – постоянно, каждый день, а не урывками, от случая к случаю. Так что я готов на все!
Я понимал, что выражаюсь неясно, но кое-что я не мог сказать даже Эмили.
Она кивнула и придвинула к себе стакан с водой, но вместо того, чтобы сделать глоток, принялась нервно вращать на столе.
– Вчера я виделась с Мардж, – сказала она.
– Знаю. Она мне говорила. Как тебе звание «новой усовершенствованной модели»? – я усмехнулся.
– Мне нравится, – и с грустной улыбкой добавила: – Какая же она хорошая.
– Лучше всех.
Добавить было нечего.
После школы я привез Лондон к Мардж. Моя дочь побывала у Мардж много раз за последний месяц, и знала, что она болеет, но не догадывалась, насколько тяжело. Мардж раскрыла объятия, Лондон бросилась к ней и крепко обняла.