Биб надеялся в первом же погружении провести наблюдения и распорядился, чтобы снаружи на батисфере развесили приманку для рыб, так что внешне она выглядела не слишком-то привлекательно. Внутри было тесно невероятно — диаметр кабины был менее полутора метров, и Биб с Бартоном сидели согнувшись. Особенно неудобно пришлось высокому Бибу, но он уверял своего компаньона, что его комфорт батисферы вполне устраивает. Впрочем, вряд ли что-либо существовало на свете, что могло бы Биба вывести из терпения.
Прошло совсем немного времени после начала спуска, как Бартон увидел и вскоре почувствовал течь под крышкой люка. «Наверное, надо сказать, чтоб нас подняли…» — обратился он к Бибу. «Не стоит, — ответил Биб, едва бросив взгляд в сторону люка, — а то они испугаются».
Все это, впрочем, никак не влияло на их превосходное настроение, они были полны оптимизма и жаждали самых опасных приключений — так им казалось. Это было верным симптомом легкого кислородного опьянения. А приключения еще продолжались.
— Уилл, — спросил твердым голосом Бартон, — что будем делать? — И он указал на толстый электрический кабель, медленно вдвигавшийся через отверстие в стенке внутрь батисферы. Это огромное давление воды заталкивало его в аппарат. Кабель вползал как живая змея и опутывал сидевшего рядом Бартона. Он все еще вопросительно смотрел на Биба.
— По-моему, это очень похоже на гибель Лаокоона и его сыновей в змеиных кольцах, — констатировал Биб и вновь занялся наблюдениями.
Когда батисферу подняли и с трудом открыли туго закрытую крышку, Бартон не смог сразу выбраться: его запутали кольца кабеля.
Успеха они добились большого. Батисфера отлично выдержала давление на глубине 240 метров. Биб окончательно уверился, что они смогут достичь и больших глубин. Так и случилось.
С каждым погружением они шли все дальше и дальше. Их увлекал уже не только пыл открывателей, но и чисто спортивный азарт.
17 сентября 1932 года. Тяжело ударив о морскую поверхность, стальное ядро с заключенными в нем Бибом и Бартоном пошло в глубину. С визгом вращается барабан лебедки, выдавая новые и новые метры стального троса. Те двое, сидящие возле иллюминаторов батисферы, вверили свою жизнь этой тонкой нити. Никто и ничто не сможет помочь им, если нить оборвется… Они стараются об этом не думать.
Потом они уже просто не могут думать об этом: мир, открывшийся перед ними за стеклами иллюминаторов, заставил позабыть об опасности. Широко раскрытыми глазами смотрели гидронавты в зеленый сумрак… Это впечатление они сохранят в себе навсегда. Биб позже напишет о том погружении: «В течение двух миллиардов лет до нашего появления здесь не было ни дня, ни ночи, ни лета, ни зимы и вообще времени. И мы были первыми, кто засвидетельствовал это». Рыбы с безразличием смотрели на странный предмет, спустившийся к ним откуда-то сверху, люди с изумлением разглядывали необычных существ, которых могло создать — так казалось — разве только больное воображение. Некоторых из тех рыб, что увидел тогда и подробнейшим образом Биб описал, больше никто из ученых не видел. Выключив свет снаружи и внутри батисферы, гидронавты не отрываясь глядели на обитателей глубинного мира. Многие из них светились призрачным светом…
Вот «саблезубая рыба-змея», — так назвал ее Биб — проплыла, извиваясь длинным телом, ощерив свои изогнутые тонкие зубы. Вот «рыба-дракон» — страшилище с большой головой и уродливой пастью. А вот кальмары, живущие только здесь, на большой глубине: «Их большие глаза, каждый из которых был окружен светящимся кружком, внимательно смотрели на меня и казались разумными». Батисфера медленно скользила меж них.
А потом нежданная встряска: внезапно батисферу стало сильно качать, неведомая сила бросила гидронавтов на стенку, потом — на другую. Им показалось, что трос оборвался и батисфера, переворачиваясь, падает на далекое дно… Но нет: все улеглось. Биб и Бартон с тревогой глядят друг на друга. И снова эта страшная пляска… Они поняли: качает корабль. Трос, то резко натягиваясь, то ослабляясь, заставляет прыгать в морской глубине батисферу.
И все же Биб и Бартон решили спускаться дальше. Бартон передал по телефону на корабль команду, и снова пол под ними стал уходить вниз. Они остановились на глубине шестисот семидесяти метров. Никогда прежде человек не бывал на такой глубине. Взволнованные, Бартон и Биб молча приникли к иллюминаторам…
Возглас удивления вырывается у них почти одновременно. Море вокруг батисферы будто бы ожило — сотни голубых рыб-попугаев собрались, привлеченные светом. Маленькие и огромные рыбы, некоторые из них достигали метра в длину, теснились вокруг аппарата, шевеля губами и тычась в него носами.
Только возобновившаяся тряска заставила их оторваться от этого зрелища и передать на корабль команду «подъем». Но, даже и поднимаясь, Биб встречал рыб, никем не описанных прежде. Вот страшное почти двухметровое чудище с длинным и узким телом, с большой головой, с открытой пастью и частоколом острых зубов. Биб не мог не обратить внимания: зубы рыбы светились, вдоль бока бежали голубые огни, на голове и хвосте висело нечто вроде длинных усов, концы которых отсвечивали красным и синим цветом. К этой рыбе присоединилась вторая, точно такая же… Биб и думать не мог, что погружение окажется столь интересным, и без устали рисовал, то склоняясь над своим блокнотом, то поднимая голову к иллюминатору. Если бы знал он тогда, что эти его рисунки, после того как их напечатают, многие ученые — его коллеги — будут называть не иначе как «плодом фантазии» и что мало кто поверит ему, будто он действительно видел таких рыб… Как неохотно все-таки верят люди в то, что существует на самом деле, но кажется им необычным. В чем только не обвиняли потом Уильяма Биба! К счастью, его невозмутимость служила вполне надежным щитом.
Весь следующий год Биб готовился к новым, как он говорил, «большим» погружениям. Бартон же занялся съемкой подводных фильмов — до того времени, пока Биб снова не призовет его под свои знамена.
Они встретились в начале августа тридцать четвертого года. 15 августа они вновь сидели в своей бати сфере, готовые к спуску. Потом, как немногословно сам Биб описал происшедшее, «мистер Бартон и я были сброшены в океан». И опять по мере спуска вода моря меняла сбой цвет: сначала она теряла красные и желтые краски, потом, где-то на глубине метров шестидесяти, уже нельзя было вообще определить цвет воды — она казалась то ли темно-голубой, то ли зеленой. И всюду, во всей толще океана, бурная жизнь.
Спускаясь, Биб увидел одновременно шесть рыб неизвестного вида, с большими светильниками на голове, даже отдельные чешуи у них ярко светились. Рыбы не спеша проплыли пространство, освещенное прожектором батисферы, и скрылись во мраке. Потом, почти уже на предельной глубине, которой могла достичь батисфера, еще одна неизвестная рыба — плоская, как камбала, но гораздо крупнее и какая-то уж очень неловкая… Океан щедро дарил свои тайны тем, кто, невзирая на трудности и презрев все опасности, вступил с ним в единоборство. Но Биб понимал, что он увидел лишь самую малую долю того, что может открыть океан человеку.
И вот батисфера застыла. Трос почти весь был размотан с лебедки. Биб и Бартон, выключив прожектор, смотрели в кромешную мглу — мир, в который никогда прежде человек не глядел. Глубина 923 метра.
От размышлений их оторвал телефон. Капитан корабля сообщал — на поверхности поднимаются волны. Они уже возвращались, когда раздался резкий, звенящий звук, похожий на пение лопнувшей струны. Бартон сказал: «Если это оборвался трос, у нас будет предостаточно времени для наблюдений». К счастью, лопнул вспомогательный — направляющий трос. На корабле тоже пережили несколько неприятных минут, ожидая, что вот-вот туго натянутый трос расслабится и из воды покажется голый конец…
Биб позже сказал: «Спокойнее всех чувствовали себя мы с Бартоном». Те, кто его хорошо знал, понимали: раз Биб так сказал, значит, так было на самом деле.
Что он считал самым важным во всем этом деле? То, что ему удалось открыть новые виды рыб. То, что во мраке подводных глубин человек впервые увидел живой свет. Ну и, конечно, сама глубина. Биб понимал, что сделанное им вместе с Бартоном всего лишь первый шаг человека на пути в океан.
Второй шаг предстояло сделать Огюсту Пиккару. Он высоко ценил Уильяма Биба и всегда помнил, что Биб в океане был первым.
Вот теперь дороги их встретились. Пиккар опустился с небес на землю. Он пошел в океан после Биба и Бартона, но не вслед им. Он избрал собственный путь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Пиккара как-то спросили:
— С чего начался ваш интерес к океану?
Он ответил:
— О, еще в детстве, когда я читал романы Жюля Верна.
— А как вы пришли к идее своего батискафа?
— Мысль о таком корабле появилась у меня давно. Когда я был студентом первого года обучения в Цюрихе, мне случайно попалась книжка Карла Шуна, описывающая океанографическую экспедицию на «Вальдивиа». На несколько тысяч метров опускались сети и доставляли на борт судна подводную фауну.
Чтобы изучить рыб в их естественной среде, есть только один способ — опуститься возможно глубже в океан. Я говорил себе, что можно построить непроницаемую кабину, способную выдержать подводные давления и снабженную иллюминаторами, через которые наблюдатель может знакомиться с новым миром. Такая кабина будет тяжелее вытесняемой ею воды (точно так же, как гондола аэростата тяжелее вытесняемого ею воздуха). Нужно по аналогии с воздушным шаром подвесить ее к большой емкости, наполненной веществом более легким, чем вода».
Вот вся идея. Простая и неожиданная. Говорят, все гениальные идеи просты…
Огюст Пиккар не потерял свою мечту, она не растворилась в мелочах жизни, как это часто бывает. Ведь очень немногие могут признаться в самом конце своей жизни: я прожил так, как хотел, как задумал. И конечно, не только-мелочи жизни поглощают светлый порыв человека: реальность, от него не зависящая, тоже управляет судьбой. Поэтому давайте не станем винить тех, кто не сделал всего, что задумал и о чем мечтал в юности. Давайте воздадим должное тем, кто это сделать сумел. Вся их жизнь говорит: надо очень верить в мечту, надо жить для нее, и она не заставит вас ждать.