Кусто понял: жена привыкла ко всем его подводным приключениям, но она привыкла и к тому, что он всегда выступает в роли свободного пловца, который в случае необходимости быстро может подняться. А тут тесный стальной шар… Человек, заключенный в нем, кажется совершенно беспомощным. К тому же она начиталась всяких страхов об экспедициях Биба, о которых всякий раз писали, что они сопряжены с предельным риском. Но если про батисферу Биба, подвешенную на тросе, это действительно можно сказать, то батискаф Пиккара — корабль самостоятельный во всех отношениях.
Кусто так и сказал жене:
— Батискаф вполне надежен. Тебе не из-за чего беспокоиться.
Правда, как он потом признался, он сам тогда еще не вполне доверял батискафу, хотя бы потому, что видел его только на чертеже. Но жене это незачем знать. Она должна думать, что муж отправляется в самую обыкновенную подводную экспедицию.
А что думал он сам? Прославленный капитан, первый человек, вошедший в море, как в свою родную стихию…
Кусто так написал: «…конечно, наша операция не была застрахована от неожиданностей. Но, как бы то ни было, мы с Дюма и Тайе снова были вместе, готовые плыть к берегам Западной Африки навстречу самому замечательному приключению в нашей жизни, и ничто не могло нас удержать».
Капитан Кусто понимал, что стоит на пороге большого свершения. Никогда еще у человека не было такой возможности — опуститься на самое глубокое дно океана. Он понимал, конечно, что это произойдет не сейчас, а немного позже, но он знал и то, что сделает это человек в подводном корабле, придуманном и построенном этим удивительным швейцарцем, который сначала первым поднялся в стратосферу, а теперь задумал пройти через всю толщу вод океана.
Кто же он, профессор Огюст Пиккар? Ученый? Конечно. Большой ученый. Инженер? Да, разумеется. Конструктор, изобретатель? Да. И, хотя он сам не раз говорил, что рекорды, спортивные достижения его не волнуют, все-таки его можно назвать и спортсменом. Не по профессии — нет, но по духу, характеру. И, если бы существовала на свете такая профессия — мечтатель, его можно было бы назвать одним из самых выдающихся представителей этой профессии.
Как много разных людей бывает заключено в одном человеке…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«Скальдис» шел в Дакар медленно, то и дело в пути останавливаясь. Механики сбились с ног, устраняя бесконечные поломки в машинах. Капитан Ла Форс беспомощно разводил руками, когда к нему приближался Пиккар с одним и тем же вопросом: «А теперь что случилось?» Пиккар нервничал, опасаясь, что Кусто на своем «Эли Монье» придет в Дакар много раньше и долго ждать их не сможет. «Нет, этот «Скальдис» — детище недоброго рока», — думал Пиккар.
«Эли Монье» ждал их в Дакаре. Пиккар облегченно вздохнул, едва увидел его стройный, сияющий белизной корпус, четко вырисованный на фоне темно-синего моря. Стоял первый день октября. Было солнечно, тихо. Но Пиккар прекрасно понимал, что погода в любой час может испортиться. Дело обычное в этих краях. Впрочем, время есть: можно подождать, если нагрянут штормы. От этой мысли он успокоился. А что волноваться напрасно? Бог с ними, с этими мелкими неудачами, что преследуют его с той поры, как они вышли из Антверпена, — важно, что в целом идет все по плану.
Подошел сын Жак, встал рядом, облокотившись о поручень. Он был выше, крупнее отца. «Как быстро он вырос, — думал отец, — недавно он был совсем еще мальчик — вот в тот день, когда я второй раз стартовал в стратосферу. Тогда он стоял рядом с Марианной и с восторгом глядел на меня. А теперь Жак мужчина. И кажется, обещает стать настоящим ученым. Теперь мы вместе, в одной экспедиции…»
Огюст Пиккар поправил очки и сказал, кивнув на белый корабль, к которому они приближались:
— Это «Эли Монье», Жак. Капитан Кусто ждет нас.
Когда корабли сблизились, над «Эли Монье» взлетел сноп ярких, разноцветных огней, рассыпавшихся звездными искрами, — французы устроили фейерверк Огюсту Пиккару. Потом Пиккар с сыном увидели шлюпку, которая спускалась вдоль белого борта. Кто-то с «Эли Монье» спешил нанести первый визит.
Это был Жак-Ив Кусто. Он поднялся на палубу «Скальдиса», почти не останавливаясь, поздоровался с капитаном, с Пиккарами и буквально скатился по трапу вниз, в открытый грузовой трюм — так не терпелось ему посмотреть батискаф. Позже он скажет: «Вспыхнули яркие лампы, и я увидел чудесный корабль… Теперь я смог пощупать его своими руками… Моя вера, питавшаяся до сих пор теорией, окончательно окрепла».
Кусто ходил вокруг батискафа, разглядывая его тупоносый баллон-поплавок, подвешенную гондолу, которая, казалось, удивленно таращила широко раскрытые глаза-иллюминаторы. «Даже странно, как сильно он похож на дирижабль, — думал Кусто, — а эти винты с обеих сторон гондолы еще больше делают сходство». Он заглянул внутрь гондолы — и увидел невероятное, так ему показалось, множество рычагов, рукояток. Тут же, в кабине, приборы и, конечно же, счетчик Гейгера — Пиккар хотел знать, насколько глубоко космические лучи проникают в море и как при этом меняется их интенсивность.
Взглянув на кислородные аппараты, Кусто вспомнил, что Пиккар рассказывал ему на встрече в Брюсселе: «Два человека могут жить в батискафе двадцать четыре часа». Любит точность профессор. Он не сказал — «сутки», а «двадцать четыре часа». Сутки, может быть, и немного меньше, а может — немного больше. А он назвал точное число часов, отпущенных человеку для жизни в батискафе.
Группа Кусто по просьбе Пиккара и Козинса сконструировала стальные клешни-манипуляторы, с помощью которых можно было бы поднять со дна какой-либо интересный предмет или камень. Французы же по проекту Пиккара и Козинса создали настоящую подводную артиллерию. Семь подводных пушек, заряженных гарпунами метровой длины, могли на расстоянии в пять-семь метров пробить доску толщиной около восьми сантиметров. Причем мощь пушек возрастала с увеличением глубины. Сделали их просто так, на всякий случай — вдруг на батискаф обрушится кто-нибудь из гигантских обитателей моря. Предусмотрели и тот случай, если силы гарпунов вдруг окажется мало: к их наконечникам подвели электрический ток. Если же и ток не поможет, тогда через канал в гарпуне в тело врага, как шприцем, можно впрыснуть порцию яда. Можно сказать, что гидронавты вооружились до самых зубов.
На вооружении батискафа был еще и гидролокатор. Он поможет быстрее найти подводный корабль после того, как он всплывет. Этот момент крайне важен: гидронавты не могут открыть сами люк, изнутри.
…Кусто поднялся на палубу «Скальдиса», подошел к Пиккару и, пожимая руку ему, сказал: «Профессор, ваше изобретение — самое замечательное из изобретений нашего века!»
— Благодарю вас, капитан, — ответил Пиккар. Когда он поклонился, его седые волосы рассыпались, закрывая лицо.
Почему они выбрали для испытаний Дакар? Во-первых, Пиккар не хотел уходить далеко от Европы — «Скальдис» им дали на короткое время и к тому же приходилось экономить топливо. Во-вторых, Пиккар искал место, где бури случаются редко. В-третьих, им нужна была глубина. Пиккар и Козине рассчитывали спуститься на четыре тысячи метров, а для этого им необходимо испытать батискаф с перегрузкой в полтора раза большей. Значит, им нужна глубина в шесть километров. Вот и выходило: работать надо где-то в районе Дакара.
А в Дакаре им устроили пышный прием. Газеты расписали подробности экспедиции и подогрели к ней интерес, так что в Дакаре многие из влиятельных лиц ощущали свою причастность к событиям.
На приеме произносили много торжественных тостов — выступал губернатор, говорил адмирал Соль, комендант французской базы в Дакаре, и все вели себя так, будто на их глазах уже состоялся триумф. Пиккар во время речей чувствовал себя крайне неловко — он вежливо улыбался, когда это было необходимо, приподнимался, раскланивался, но Жак, который не отходил от него, видел, что отец, если бы мог, с большим удовольствием исчез отсюда. Впрочем, прием прошел не без пользы для экспедиции: адмирал обещал отрядить в помощь Пиккару два фрегата и два гидроплана. Поддержка оказалась могучей — профессор на нее никак не рассчитывал.
В конце октября корабли покинули порт. Пиккар и Козине опасались, что долго не смогут найти пригодное место для погружений, и потому торопились.
Они нашли глубокое место неподалеку от острова Бао-Виста, одного из островов Зеленого Мыса. После недолгого совещания в кают-компании «Скальдиса» все сошлись на одном: батискаф сначала надо испытать на небольшой глубине. Решили, что 25 метров — самая подходящая глубина.
Пять дней еще ушло на то, чтобы подготовить батискаф к первому спуску. Все утро последнего дня несколько человек трудились в поте лица, подвешивая к батискафу балласт — несколько тонн железных чушек. На подводном корабле был автомат-устройство, сбрасывающее балласт при достижении заданной глубины — на тот случай, если погружаться он будет без экипажа.
Козине, который последние дни почти не вылезал из трюма, очень много возился в гондоле с приборами и перед самым испытанием зачем-то подключил автопилот. Он сделал это совершенно спокойно, поскольку убедился, что часы, включающие систему сбрасывания, стоят. Потом, уже после того как удалился Козине, в гондолу заглянул профессор Пиккар. Как настоящий швейцарец, он не мог равнодушно смотреть на недвижные стрелки часов и завел их, не посмотрев, подсоединен или нет автопилот. Ровно в 12 часов дня «Скальдис» содрогнулся от грохота: часы шли отменно и отключили балласт. Несколько тонн металла обрушилось в трюме. Хорошо еще, что никого рядом не было…
Капитан Ла Форс, невозмутимый человек, с обветренным лицом и неизменной трубкой в зубах, замер и побледнел в эту минуту… Ощущение у многих было такое, что их торпедировала подводная лодка. А капитан, кажется, невзлюбил батискаф и заодно всех, кто с ним был связан. После этого эпизода многие старались обходить батискаф стороной.
К 26 октября все, кажется, утряслось. Батискаф приготовили к первому его погружению. Осталось только решить, кто займет место в гондоле. Профессор Пиккар — это ясно. Составить компанию по полному праву ему должен был Козине, но он заболел. Пиккар, глядя на него, нередко думал о том, как сильно пошатнулось здоровье Козинса после концлагеря. Впрочем, чего другого можно было еще ожидать… Здесь же, в Дакаре, стояла жара, а Козине плохо ее переносил, вот он и слег.