В первой декаде апреля 1942 г. Манифест организации был обнародован главным центром БСРН в Заксенхаузене. Все, кто находился тогда в блоке № 10 (жилые бараки особого лагеря СД), стали членами Союза (прием в ряды организации произошел чисто формально). Затем документ отправили в Освиц, где вторая часть группы проходила специальные курсы. Комендантом местного лагеря был штурмбаннфюрер СС Ганс Кляйнерт. Помогали ему готовить «активистов» сотрудники СД — унтерштурмфюреры СС Виктор Георгиевич Садовский, Александр Александрович Лютер, П.А. Фиркснер, Б.О. Земмель и Р.Г. Гартнер. Разумеется, весь личный состав, обучавшийся в Освице, также приняли в Боевой союз русских националистов[298].
В конце марта — начале апреля 1942 г. Гиль лично познакомился с начальником VI управления РСХА В. Шелленбергом и автором плана операции «Цеппелин» Х. Грейфе. Заявление белорусского историка А. Бурдо, будто Гиль «не встречался с Вальтером Шелленбергом»[299], не выдерживает критики. В своих воспоминаниях Шелленберг ясно дает понять, что у него было несколько встреч с командиром русских эсэсовцев[300].
С другой стороны, существует миф, запущенный в оборот Гилем-младшим, что Шелленберг якобы представил его отца Гитлеру[301]. Однако нет никаких документов, подтверждающих это заявление. Более того, в справке Гиль-Родионова, подготовленной им для Центрального штаба партизанского движения (от 22 августа 1943 г.), подчеркивалось: «С Гитлером, а равно с другими членами правительства ни я лично, ни мои представители никогда не встречались»[302].
Тем не менее миф о том, что бывшего подполковника РККА представили фюреру, никуда не исчез. В мемуарах партизанского художника Н. Обрыньбы, познакомившегося с командиром 1-й Антифашистской бригады в сентябре 1943 г., встречается такой фрагмент: «Находясь в Берлине, Родионов был у Гитлера и получил личное его разрешение остаться со своим полком». Обрыньба также отмечал, что Гиль рассказал ему, что когда судьба пленного забросила его в Берлин, он уже «был полковником и командиром полка РОА»[303].
Однако вернемся в апрель 1942 г. Встретившись с Шелленбергом и Грейфе, а также получив дополнительные указания от Шиндовски, Гиль убыл в Сувалки, чтобы развернуть вербовку военнопленных. Вместо себя руководитель БСРН оставил бывшего подполковника РККА В.М. Орлова[304], который исполнял обязанности русского коменданта в особом лагере СД в Заксенхаузене. Грейфе, в свою очередь, отправил командующему полиции безопасности и СД дистрикта «Варшава» оберштурмбаннфюреру СС Людвигу Хану[305] телеграмму-молнию (от 31.3.1942 г.), в которой, в частности, отмечал:
«Операция принципиально проходит так, как и планировалось. Гиль должен быть 7.4.42 г. в Судавии[306]. Письмо доктора Шиндовски для коменданта лагеря в Судавии о последующем использовании Гиля уже отправлено. В настоящее время еще есть трудности со стороны вермахта, связанные с продовольственным снабжением и оборудованием лагеря. Согласно телеграмме Чурда[307], Карстен в настоящее время ведет переговоры с командующим войсками в Генерал-губернаторстве относительно лагеря в Майдане. Карантин в шталаге Майдан отменяется 7.4. Связь с Прастом[308] (группа “Д”) из Симферополя. Успешно установлен контакт с 11-й армией. Лагерь для военнопленных может вводить и изымать заключенных. Хорошая поддержка I с. На настоящий момент в письменной форме сообщается о 534 активистах. Из них 88 являются кавказцами, остальные в основном русские… В Заксенхаузене сейчас подготовлено 98 активистов, в Аушвице 31. Следующие транспорты в пути»[309].
Телеграмма Грейфе показывает, что уже к прибытию группы Гиля и Блажевича в Заксенхаузен сотрудники СД отобрали определенное количество кандидатов в лагерях, подведомственных ОКХ и ОКВ. Дело оставалось за малым — привлечь «новобранцев» в ряды организации русских националистов, а затем подготовить из них верных исполнителей приказов эсэсовских спецслужб.
Возвратившись в Сувалки, Гиль активно взялся за пропаганду идей Союза. 20 апреля 1942 г., в день рождения Адольфа Гитлера, он выступил перед военнопленными (мероприятие проходило в недавно построенном блоке № 13, где находился зрительный зал со сценой). Самутин вспоминал: «Гиль выступил с большой речью, в которой тоже произнес славословие в адрес Гитлера и его Рейха, затем рассказал об их поездке по Германии, о тех возможностях, которые были предоставлены немцами для ознакомления с жизнью Германии и, наконец, о самом главном — о предоставлении немцами права нам, русским людям, тоже принять участие в борьбе с “жидо-большевизмом”… Объявил и программу своего “Союза”, в которой вопрос о будущем государственном устройстве России оставался нерешенным. Гиль сказал: “Это дело будет решаться после войны”. Закончил он призывом вступать в ряды его “Союза”»[310].
Речь Гиля произвела огромное впечатление. Некоторые пленные офицеры пожелали стать членами БСРН. Эти люди сразу переводились в отдельный блок и получали улучшенное питание. Вербовщики СД наблюдали за бывшими красными командирами, проводили опросы, выясняя, в какой области тот или иной кандидат может быть им полезен.
В постоянном контакте с Гилем находился сотрудник СД Шроде. Он непосредственно курировал вопросы отбора кадров. В документах Службы безопасности эти кадры назывались «активистами» (в СС ушли от использования термина «агент», так как с ним связывались представления о продажности, что могло отпугнуть потенциальных кандидатов[311]). Шроде поручил Гилю отобрать добровольцев. Как отмечают историки А. Даллин и Р. Маврогордато, Гиль «гордился тем, что все его люди являлись добровольцами»[312].
Добровольцев оказалось немало. Это подтверждают и донесения в VI управление РСХА. К лету 1942 г. для операции «Цеппелин» было набрано достаточное количество «активистов», так что в последующем сотрудники СД не стали возобновлять отбор. Избыток человеческих ресурсов также выразился в том, что своих «активистов» СД предоставляло для полиции безопасности (гестапо), чтобы они в качестве осведомителей следили за настроениями восточных рабочих в Германии и выявляли коммунистические подпольные группы. Органы абвера также использовали этих людей для развития своих разведывательных сетей в Рейхе и на Восточном фронте[313].
Возникает вопрос: что же толкало советских военнопленных на сотрудничество с противником? Чаще всего в качестве основной причины называется голод. Однако, как замечает немецкий историк Клаус-Михаэль Мальман, «этот ситуативный момент не стоит переоценивать или абсолютизировать, так как он может привести к заблуждению. Вряд ли этим можно объяснить те большие размеры добровольного коллаборационизма, который сопутствовал немецким оккупантам от Прибалтики до Кавказа. Летом 1942 г. около одного миллиона местных добровольных помощников были включены в вермахт. В последующем, в 1942–1943 гг., еще около полумиллиона присоединились к милиции, охранным командам, службе порядка или войскам СС, что, скорее, указывает на то, что этот феномен стал преобладающим из-за внутренних советских условий, в частности, из-за напряжения между национальностями и в результате большевистских репрессий. Эти конфликтные точки значительно облегчили проведение операции “Цеппелин”»[314].
Отбирая людей, Гиль и его помощники следили за тем, чтобы все кандидаты были политически благонадежными. Как справедливо отмечает немецкий исследователь Михаэль Вильдт, «антикоммунизм и антисемитизм были на первом плане во время набора, а не соответствующая принадлежность по крови»[315].
Вторым немаловажным моментом, на который особенно обращали внимание, являлось хорошее состояние здоровья. Кандидатов, удовлетворявшим требованиям, сотрудники СД направляли во внешние (или предварительные) лагеря. Так начинался второй этап отбора, где оценивался образовательный уровень «активистов». В рамках операции «Цеппелин» было создано несколько внешних лагерей. Первоначально базой для них служили концлагеря на территории Рейха (Заксенхаузен, а также Бухенвальд и Аушвиц-Биркенау). В дальнейшем появилось еще несколько мест, где СД готовила агентов. Это, в частности, Освиц, Волау, Легионово, Лейбус, Зандберг, Брайтенмаркт, Шиссенвердер, Тепель и Грюнберг[316].
На третьем этапе «активистов» переводили в главные (или основные) лагеря, где они наряду с идеологической подготовкой проходили специальные занятия, включавшие в себя работу с радиостанцией и подрывное дело. Летом 1942 г. такие занятия проводились в местечке Яблонь под Люблином и в Евпатории, в Крыму[317].
Главный лагерь Яблонь
1 мая 1942 г. от 80 до 100 бывших военнопленных лагеря в Сувалках[318], вступивших в БСРН, были официально освобождены и переодеты в новое чешское обмундирование. Военнослужащие были снабжены удостоверениями личности, на которых по-русски и по-немецки было напечатано, что «предъявитель этого “аусвайса”, является военнослужащим Боевой Дружины Боевого союза русских националистов. Внизу стояла шикарная печать в виде всем известного немецкого орла со свернутой набок головой и паучьей свастикой внизу»