В этот же день, 23 июня 1943 г., генерал фон дем Бах отправил сообщение рейхсфюреру СС: «Итоговое донесение об операции “Коттбус”. Командование: бригадефюрер СС фон Готтберг. Собственные силы: 13-й полицейский полк СС, I батарея зенитных орудий 57-го охранного полицейского батальона, усиленного 2 взводами тяжелых минометов 61-го гренадерского полка, 637-й восточный батальон, I батальон 61-го охранного полка, II батальон 931-го охранного полка, 469-й охранный батальон, один взвод I дивизиона 27-го артиллерийского полка, батальон Дирлевангера, 15-й охранный полицейский батальон, I батальон 31-го охранного полицейского полка, силы быстрого реагирования Вайссрутения. По соображениям справедливости следует подчеркнуть, что комендант участка охранения Вайссрутения, генерал-лейтенант Шварцнекер, предоставил в распоряжение силы, почти не зависящие от его интересов. Все показания пленных совпадают в том, что большая болотистая местность на озере Палик, к северу от Борисова, рассматривается как район оперативного развертывания войск для русского наступления. Это также подтверждается тем фактом, что во время операции в наши руки попало 50 грузовых транспортных планеров. Наряду с огромными потерями противника убитыми в бою, общий успех был достигнут захватом оружия, особенно тяжелого вооружения, и смертью в бою русского бригадного генерала “Коля” (псевдоним)[677]. Учет рабочей силы для использования в Рейхе мог осуществляться только в периферийных районах операции в интересах безопасности войск. Разминирование всей местности, которое еще не состоялось, потребовало специальных защитных мер для жизни развернутых войск. При очистке минных полей около 2000–3000 жителей взлетели на воздух… Уничтожено: 194 бандитских лагеря, взорваны 422 блиндажа»[678].
В отношении ряда руководителей и участников операции «Коттбус» последовала критика. В первую очередь, со стороны В. Кубе, который принципиально выступил против мероприятий по уничтожению людей и пытался предотвратить создание в больших областях так называемых «мертвых зон». Особенно Кубе критиковал батальон Дирлевангера, который устроил настоящую бойню на территории несколько районов. Представители местных администраций считали опустошение районов и жестокие расправы над крестьянами недопустимыми. Для выполнения экономических планов, заявляли чиновники, следовало сохранять сельскохозяйственные угодья, а население использовать на работах. Но руководство СС и полиции в Белоруссии имело свои взгляды на то, как лучше бороться с партизанами и решать экономические задачи. Тем более фигура «старого оппозиционера» Кубе уже давно раздражала эсэсовцев[679].
После окончания операции «Коттбус» «Дружину» отправили маршевым порядком в Лужки. При этом один из батальонов должен был остаться в Бегомле. Остальная часть русского полка СС получила задачу прочесать лесные массивы вокруг Лужков, севернее дороги Отрубок — Лесины и район Докшицы — Парафьяново. Этот приказ Гиль-Родионов получил от Готтберга на командном пункте в Зембине[680].
Доверие эсэсовского начальства выразилось в том, что затем «Дружине» отдали под контроль плацдарм на реке Поня, включавший в себя такие населенные пункты, как Докшицы, Юхновка, Бересневка и Березено. Этот плацдарм врезался клином в северную часть разгромленной в то время Борисовско-Бегомльской зоны и очень мешал советским патриотам восстанавливать свои позиции[681].
В июле 1943 г. соединение Гиль-Родионова вело бои против партизанских отрядов бригады «Железняк»[682]. Боевые действия отличались накалом. «Дружина» не собиралась просто так сдавать «народным мстителям» населенные пункты, представлявшие важность для эсэсовского командования. Однако партизаны постепенно возвращали себе то, что потеряли во время операции «Коттбус» (в частности, город Бегомль), и это негативным образом отражалось на состоянии русских эсэсовцев[683].
Свои последние бои «Дружина» провела в начале августа 1943 г. Воспользовавшись тем, что главные силы бригады «Железняк» вышли на операцию «Рельсовая война», части Гиль-Родионова попытались вновь захватить Бегомль. Но партизаны, отбив все атаки, отстояли город. Вдобавок ко всему ими был нанесен удар по деревне Юхновка, где дислоцировался разведывательный батальон майора Н.А. Фефелова, и ключевой в этом районе пункт оказался в руках «народных мстителей». Гиль-Родионов пытался вернуть деревню, наступая сила до полка, но безуспешно. Этот провал еще более пагубно отразился на моральном состоянии солдат и офицеров соединения, а командование бригады всерьез задумалось о своей дальнейшей судьбе[684].
Таким образом, «Дружина» неоднократно участвовала в крупных антипартизанских операциях и уничтожении гражданского населения, лояльного к советской власти. Не забудем и то, что при помощи карательных акций проходило «боевое сплачивание» русских эсэсовцев. Повязанные кровью, они, по убеждению руководства СД, лишались возможности вернуться на советскую сторону.
Пятая главаРазложение
Советское отношение к изменникам: смена тактики
После начала немецкого вторжения военно-политическое руководство СССР неоднократно заявляло, что будет беспощадно карать граждан, оказавшихся на стороне противника. Народ призывали использовать все меры и средства, чтобы истреблять оккупантов и тех, кто с ними сотрудничает. Так, в постановлении ЦК ВКП(б) об организации борьбы в тылу вермахта от 18 июля 1941 г. отмечалось: «Задача заключается в том, чтобы создать невыносимые условия для германских интервентов, дезорганизовать их связь, транспорт и сами воинские части, срывать все их мероприятия, уничтожать захватчиков и их пособников»[685].
В первые недели войны советские органы власти еще не предполагали, что так или иначе помогать и содействовать немцам будут многие сотни тысяч граждан «первого государства рабочих и крестьян», а часть из них наденут форму противника и будут воевать против партизан и Красной армии в составе всевозможных команд и отрядов, созданных под эгидой вермахта и СС. Уже в конце 1941 г. стало заметно, что против «народных мстителей» действуют не только немецкие войска, выделенные для поддержания порядка в тылу, но и подразделения, сформированные из граждан Советского Союза.
В отношении коллаборационистов и членов их семей — на первом этапе войны — советские патриоты проводили репрессии и физически уничтожали пронемецки настроенных граждан. Белорусская исследовательница Е. Агеева отмечает: «Партизаны не церемонились с теми, кого они считали предателями. Измена искоренялась “огнем и мечом”. Расстрелять старосту, другого представителя оккупационной администрации или полицейского для многих ушедших в леса повстанцев была жестокой, но справедливой мерой»[686].
К суровой и беспощадной расправе над изменниками социалистического отечества призывала и пропаганда. К примеру, Илья Эренбург в январе 1942 г. опубликовал в «Красной Звезде» очерк «Смерть предателям», в котором в характерной для него несколько истеричной манере писал: «Для газет, для виселиц, для газовых вод и лавок с краденным добром немцам нужны люди. Нашлось в нашей необъятной стране несколько тысяч предателей. Они стали “бургомистрами”, “старостами”, доносчиками и тюремщиками. Человек утром торгует ананасной водой, а вечером вешает, утром он пишет статейки для немецкой газеты, вечером строчит доносы… Уничтожая палачей, мы не забудем об их лакеях. Иуды не уйдут от смерти… Нет для тебя чересчур сурового суда… За тобой гонятся мертвые. Твоей смерти требуют сожженные города»[687].
Привыкшие к большевистскому новоязу и умеющие читать между строк понимали, что если о проблеме измены стала открыто писать советская пресса, то это явление начало приобретать действительно массовый характер, и речь может идти отнюдь не о «нескольких тысячах предателей».
Орган Бобруйского подпольного районного комитета большевистской партии, газета «Бобруйский партизан», писала: «Продажный писака Бобров, выбиваясь “в люди”, на задних лапках выслуживается перед своими хозяевами, поэтому ему в своих листовках… приходится “говорить по душам, кусочками правды из Бобруйска” и этим зарабатывать себе на жизнь. Упрекать партизан в том, что они убивают “простых русских людей” и приводить примеры “расправы” над полицейскими — это не довод. Полицейские и прочие предатели перестали быть русскими людьми. Это выродки, продавшие свою шкуру немецким фашистам. Правда, многие из полицейских уже поняли это и бросают свою службу, но многие еще ждут партизанской или красноармейской пули»[688].
Представитель Центрального штаба партизанского движения на Калининском фронте, член Военного совета фронта И. Рыжиков в своем выступлении в июне 1943 г. констатировал: «Советские люди с презрением относятся к предателям из числа уголовников, кулаков и прочей сволочи, “обиженной” Советской властью и ставшей на службу врагу в полиции, старостами и т. п., всеми мерами выявляют их, уничтожают сами или помогают уничтожать их партизанам. Значительная часть полицейских, обагрив свои руки кровью партизан и населения, боясь жестокой мести партизан, не идут к ним, но ждут прихода Красной армии, чтобы перейти на ее сторону и сдаться на милость победителей»[689]