.
Действительно, лояльные советские граждане, ушедшие в партизанские отряды, развернули настоящий террор против лиц, так или иначе помогавших оккупационному режиму.
В сводке Ленинградского штаба партизанского движения от 1 июля 1943 г. сообщалось: «Убито и ранено 598 солдат и офицеров так называемой “Русской освободительной армии”, а также перебито в боях и расстреляно 100 полицейских и 30 предателей». В районе действий 5-й партизанской бригады (Ленинградская область) в июле 1943 г. были расстреляны 95 человек «из числа пособников и предателей». Согласно докладной записке командира бригады К.Д. Карицкого, среди них были: «Гестаповцев — 15 человек, полицейских — 7 человек, террористов — 1 человек, агентов полиции — 72 человека. Имущество расстрелянных конфисковывалось, дома сжигались…» Всего же только в сфере деятельности этой бригады за 1943 г. были ликвидированы 687 человек[690].
Согласно отчету 708-й группы тайной полевой полиции (ГФП), в декабре 1942 г. партизанские отряды, дислоцировавшиеся в Хинельских лесах, расстреляли 765 человек, в первую очередь старост, полицейских и членов их семей[691].
Лишь иногда для наказания предателей использовалась процедура суда. Правовая база для наказания изменников в Уголовном кодексе РСФСР существовала с довоенных времен в виде 58-й статьи, предусматривавшей ответственность за контрреволюционную деятельность. В качестве меры предусматривался расстрел с конфискацией имущества, либо 10 лет заключения с конфискацией имущества. Очевидно, что в условиях войны советскому руководству подобные санкции показались недостаточными. Поэтому 19 апреля 1943 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников». Этот закон предусматривал в качестве основного наказания смертную казнь через повешение, дабы «такими мероприятиями наглядно удовлетворялось справедливое чувство мести со стороны населения к немецко-фашистским злодеям и их прислужникам»[692]. В соответствии с Указом, принимать эту чрезвычайную меру могли только специально учреждаемые военно-полевые суды, которые действовали при дивизиях и корпусах Красной армии. В состав этих судов входили председатель военного трибунала, начальники политотделов и отделов контрразведки «Смерш». Утверждались приговоры командирами соединений[693].
Считается, что первым коллаборационистом, приговоренным к повешению, согласно этому Указу, стал начальник полицейского управления Армавира Петр Александрович Сосновский. Приговор был оглашен 27 июня 1943 г. военно-полевым судом 55-й стрелковой дивизии. Перед казнью перед собравшимися жителями выступил военный прокурор соединения и пять местных граждан, в том числе две женщины, родственники которых были расстреляны полицией. Рядом с виселицей был помещен плакат с надписью, пояснявшей, за что Сосновский предан смертной казни[694].
С определенного момента советская тактика по ликвидации вооруженных коллаборационистских формирований стала меняться. Ставка постепенно была сделана не на жестокое и беспощадное уничтожение изменников, а на работу по внедрению агентуры в подразделения предателей, с целью разложить их изнутри и склонить к переходу на советскую сторону с возможностью искупить вину. Следует однако отметить, что, даже вступив в партизанский отряд, вчерашние коллаборационисты, решившие покаяться перед советским государством, как правило, не пользовались доверием, и после войны (а часто — еще до окончания боевых действий) многие из них были арестованы органами госбезопасности СССР. Часто причиной этому было недоверие власти по отношению к этой категории лиц, которых подозревали в шпионаже, двойной игре и т. д.
Еще 28 сентября 1942 г. начальник Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) П.К. Пономаренко дал указания начальнику Белорусского штаба партизанского движения (БШПД) П.З. Калинину о том, чтобы, помимо уничтожения предателей, в подразделения коллаборационистов необходимо внедрять подпольщиков с целью разложения указанных формирований[695].
Но поворотным пунктом, безусловно, стал выход 6 ноября 1942 г. указания Главнокомандующего партизанским движением, Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова и начальника ЦШПД П.К. Пономаренко начальникам территориальных штабов и представителям Центрального штаба на фронтах о способах разложения антисоветских отрядов и частей, формируемых немцами на оккупированной территории.
Документ требовал «пресечь стремление врага вовлечь население захваченных местностей в борьбу против народного партизанского движения и разложить созданные немцами “добровольческие” формирования». Для выполнения этой задачи предписывалось провести следующие мероприятия:
«1. …Обратить серьезное внимание на выявление, учет и изучение дислокации, организацию и порядок комплектования, численность и вооружение, цели и ближайшие задачи антисоветских так называемых “добровольческих” формирований…
2. …Приобретать агентуру из числа командиров подразделений антисоветских формирований, а также засылать в такие отряды своих надежных людей.
3. Через проверенную агентуру проводить работу по разложению подобных антисоветских формирований, добиваясь перехода личного состава их с оружием на сторону партизан. Выявлять среди командиров и рядовых этих отрядов лиц с колеблющимися и неустойчивыми настроениями и создавать из них подпольные группы для разложения отрядов изнутри.
4. Каждому такому перебежчику предоставлять возможность искупить свою вину личным участием в борьбе за освобождение Родины от немецко-фашистских захватчиков. Не допускать этих перебежчиков на командные должности в партизанских отрядах и обеспечить за ними постоянное наблюдение.
5. Через местное население широко распространять сведения о хорошем обращении с перешедшими на сторону партизан, распространять в населенных пунктах листовки, предупреждающие всех находящихся в антисоветских формированиях о том, что служба у немцев является изменой Родине и что лица, желающие обеспечить себе поворот в ряды советской общественности, обязаны обратить оружие против гитлеровских разбойников.
6. Практиковать обращение групп и одиночек перебежчиков к личному составу антисоветских формирований, в которых склонять их к переходу подразделениями и соединениями на сторону партизан, призывать повернуть оружие против немцев.
В целях проверки честности подобных намерений требовать от групп, подразделений, соединений, намеревающихся перейти к партизанам, предварительного проведения операций по разгрому и истреблению местных немецких гарнизонов.
7. Отрядам, частям, перешедшим в полном составе и вооружении на сторону партизан, после очистки личного их состава от враждебных элементов, выделять специальные районы действий и ставить самостоятельные боевые задачи, не допуская объединениях их с основными силами партизанских формирований. Создавать, однако, в таких отрядах надежное ядро из числа проверенных партизан и назначать свое командование.
8. Беспощадно истреблять или захватывать в плен организаторов и активно проявляющих себя командиров карательных и полицейских отрядов, в первую очередь подвергать уничтожению белогвардейцев, сотрудничающих с оккупантами.
9. Проводить агентурные комбинации в целях компрометации перед немцами лиц командного состава антисоветских формирований, добиваясь таким путем их физического истребления. Каждый такой случай уничтожения немцами лиц командного состава “добровольческих” отрядов и частей использовать в наших пропагандистских целях…»[696]
Эти указания были серьезно восприняты в рядах советских сил сопротивления. Для «народных мстителей» работа по распропагандированию и разложению добровольческих формирований и полицейских гарнизонов получала не только военное, но и политическое значение. Подобного рода предписания издавались и в дальнейшем. 9 июля 1943 г. Пономаренко приказывал «поворачивать на свою сторону всех тех, кто путем обмана, из-за страха голодной смерти, террора или сбившись с правильного пути, оказался на службе у немцев» (хотя в том же документе были и такие слова: «Не давать спуску изменникам и предателям Родины, истреблять их так же, как и немецких оккупантов»)[697].
Отметим, что первые попытки разложения коллаборационистских формирований относятся к весне и лету 1942 г. Но акции подобного рода касались в основном членов вспомогательной полиции и службы порядка, не всегда отличавшихся высоким моральным духом. В случае с коллаборационистами из восточных батальонов ситуация выглядела иначе. В сообщении командующего корпусом охранных войск группы армий «Центр» генерала фон Шенкендорфа от 5 августа 1942 г. анализировалась деятельность 102-го казачьего батальона, боевых батальонов «Днепр», «Березина», «Волга» и «Двина». Подчеркивая успешное применение коллаборационистов, начальник тылового района, в частности, писал: «Усилия партизан переманить служащих русских формирований на свою сторону начались с первых дней создания этих частей. До сих пор они не имели успеха». Понимая важность момента, Шенкендорф придавал огромное значение укреплению восточных батальонов, внутреннему контролю за ними, поскольку «опыт использования русских соединений в тылу армейской группы “Центр” доказал, что боевое использование этих соединений является важным средством ведения войны против большевизма… Путем боевого использования русских солдат против руководимых Москвой партизан и путем пропагандистского воздействия этих соединений на население, внешне и внутренне мы вбиваем клин в русский народ, который облегчает нам борьбу против большевизма»