Кто принудил предателя написать записку, кто вложил в его руку револьвер — об этом Таня Климантович умолчала.
Она посоветовала рабочим с хлебозавода впредь никого к себе не приглашать, не оставлять на ночлег. А давно ли она сама оставалась у них?
— Со мной вам пока видеться не стоит. Хоть и отпустили вас, но следить первое время будут. Если что понадобится — передам через других…
И исчезла, будто растворилась в сумерках. Удивительной была эта ее способность ускользать мгновенно, не оставляя следа.
«ТАК ВЫ ИЗ ВЕНГРИИ?..»
«Недостает питания для рации. Присылаемого Москвой недостаточно. Найди возможность достать батареи, аккумуляторы».
Такова была просьба Андрея. Таков был приказ и общая беда: не всякий раз самолетам удавалось благополучно доставить в партизанскую зону отправленные Москвой продукты, медикаменты, а вместе с прочим — питание для раций.
Андрей был в отчаянии, если приходилось сокращать радиопередачи, задерживать важную информацию, с таким трудом собранную в Минске Таней, Наташей и их помощниками.
Подобные затруднения бывали и прежде, но обычно выручал кучеровский самогон: на него можно было выменять что угодно. Увы, немецких радистов, через кого производились эти комбинации, отправили на фронт: сочли, что они развили слишком бурную коммерческую деятельность в ущерб своим прямым обязанностям.
Таня прибежала за помощью к бывшей соседке, которая по-прежнему с легкостью приобретала самый широкий круг знакомых.
— Миленькая, отыщите нужных людей, придумайте что-нибудь. Просто пропадаем… Ведь сообщения бывают такие важные!
— Еще бы не важные! Не понимаю я, что ли, ради какого дела работаем?
Женщина задумалась, потом напомнила Тане о девушках, работавших в солдатском клубе при венгерской разведывательной части.
— Именно венгерской? — удивилась Таня. — Этого вы не говорили…
— Ну да, венгерской, чего ты удивляешься? Помнишь Нину и ее подружку? Прежде там немцы были, а теперь венгры. Нина там работала уборщицей при клубе.
И она таинственным шепотом поведала, как познакомилась Нина с сержантом… Вроде бы он заведует складом радиочастей.
Судя по рассказу, весьма необычным было это знакомство.
В клубе стоял радиоприемник. Однажды Нина соблазнилась — решила послушать Москву. Как протирала пол шваброй, так и застыла, даже забыла звук сделать потише, забыла, какое за это наказание бывает: могут прямо в Германию отправить. Спохватилась, хотела умерить звук, а прямо перед ней и откуда он только взялся! — сержант. Ну, пропала! Начала Нина оправдываться: случайно, дескать, московская волна попалась. Сержант этот венгром оказался. Улыбнулся, погрозил пальцем и с грехом пополам выговорил по-русски: «Меня не надо бояться. Но так больше не делайте. Это вам опасно. Очень». И ушел. А Нина несколько дней после только об одном и думала: выдаст или нет?
Не выдал.
Через несколько дней Нина увидела, что сержант разговаривает с ее подругой Аней. Да так любезно, приветливо… После Аня рассказала, что зовут сержанта Пал — это по-русски Павел. Фамилия — Сенаши. Она с ним часто разговаривает, и он всякий раз жалуется, что не нравится ему война, в которую фашисты и Венгрию втянули, что хотел бы он уйти из этой армии…
Все, что говорила соседка, подтвердила после и Нина, еще подробнее. А еще спустя несколько дней Оля — прачка при клубе этой радиочасти — тащила в прачечную огромный ворох грязного белья, где были упрятаны нужные Андрею вещи.
Таня отправила их в Бобры на первой же подводе — «партизанской почтой».
Это была первая услуга Сенаши партизанам. Как же все получилось?
А вот как…
Когда Сенаши снова заговорил с Аней, девушка вдруг спросила:
— Вы верите в победу Гитлера? Только честно.
Сержант вздрогнул. Безнадежный взмах руки был ответом.
— Пал, у меня к вам большая просьба. Либо вы ее выполните, либо я погибну, если вы хоть кому-то об этом скажете.
Сержант слушал, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Сказал:
— Вы — храбрая, Анна. Я уважаю вас…
И принес в полутемную комнатку уборщиц несколько батарей и аккумуляторов. Вместе с ворохом белья их удалось унести в прачечную, оттуда — к Бояронцевой, а затем переправить в Бобры.
Первая услуга, но не последняя. Андрей стал получать питание для рации бесперебойно, в достаточном количестве…
Как и любого разведчика, Таню интересовали сведения не только чисто военного характера. Настроение людей было тоже своего рода боевой силой. Сила эта могла крепнуть, могла надламываться, выбывать из строя. Распознать вовремя возможного предателя, сделать своим союзником вчерашнего врага из числа колеблющихся — это была такая же важная работа, как и остальное, что приходилось выполнять Тане.
Как-то Нина рассказала, что сержант просит помочь ему связаться с теми, кому требуются батареи, аккумуляторы. Он хочет поскорее разделаться с армией, в которую его загнали силком. Нет, не из трусости: он готов сражаться, но, как он сказал, «по другую сторону баррикад».
Он и девушек уговаривал уйти вместе с ним к партизанам. Говорил, что многие венгерские солдаты охотно присоединились бы к нему.
— Нина, всем вам уйти нельзя, — возразила Таня.
— Я готова остаться, но, если можно, узнай насчет Сенаши. Он обещал прихватить с собой много ценного.
И снова по «партизанской почте» Таня связалась с Андреем, он, в свою очередь, с партизанским начальством.
Пришло разрешение направить венгра в Бобры. С ним должны были уйти и девушки — Аня и Ольга. Но все же Тане, которая еще ни разу не видела помогавшего ей человека, поручили повидаться и поговорить с Сенаши. Свидание это состоялось 9 марта 1943 года на квартире у Ольги.
Таня пришла первой. Она сидела, не снимая шубки и белой меховой шапки. Она могла бы поговорить с венгром на его родном языке…
Язык ее отца… Где он теперь, отец, такой мужественный, гордый? Как перенес он еще одно тяжкое испытание — исчезновение дочери? Догадывается ли, где она?.. И побывают ли они вместе, как мечталось когда-то, в Венгрии?
Но по-венгерски Таня не заговорила. Здесь, в Белоруссии, она была Татьяной Климантович, выучившей в школе немецкий язык. Ни намека на ее истинное происхождение.
— Так вы из Венгрии… — произнесла она тихо, задумалась, провела рукой по лбу. Было что-то в тоне ее, в выражении лица заставившее Пала Сенаши насторожиться.
— О да! Вы знаете Венгрию?
— Конечно, мы же учили географию. — Теперь в голосе Тани звучал холодок. — На каком языке вам легче разговаривать? По-немецки, по-русски?
— Пусть будет по-русски, хоть мне это труднее. Немецкий не надо.
— Верно ли, что вы хотите перейти к партизанам? — спросила Таня.
Он ответил на ломаном русском языке:
— Да, очень хочу. Прошу, если возможно, помочь мне.
— Есть ли среди венгров еще кто-нибудь, готовый уйти с вами?
— Да, да, многие.
Пал начал перечислять имена — они легко, почти родственно укладывались в Таниной памяти. Она внимательно выслушала, как именно задумал Сенаши осуществить свой побег.
Во-первых, у него будет автомашина — он сам ее поведет. Пропуск на выезд обеспечит (правда, за взятку — разные бывают люди!) один из офицеров. Он уже несколько раз «одалживал» Палу машину за несколько бутылок спирта со склада.
— Раз надо, я захвачу с собой питание для рации. Много. И не только это…
Перейдя на немецкий язык — все же ему легче было так изъясняться (но Тане казалось, что она читает у него на лице: «Эх, если б я мог поговорить на родном — венгерском! Какое было бы облегчение!»), — Пал сообщил, что их радиочасть запеленговала много русских военных радиостанций, в том числе и партизанских. Все это нанесено на специальную карту. Он ее похитит, прихватит с собой…
Однако плану Пала Сенаши не суждено было осуществиться. Через два дня сержант был арестован. Переодетые в штатское гестаповцы пришли за ним и увели неведомо куда.
Были схвачены и отправлены в Германию и девушки — Аня с Олей.
Кто узнал об их намерении и предал всех троих — выяснить не удалось. Может быть, комната Оли была не слишком удачным местом для встреч? А может быть, взяточник, что «одалживал» машину, заподозрил неладное? Или кого-то насторожил интерес сержанта к секретной карте?
Это осталось тайной.
Осторожность и еще раз осторожность. И в то же время всегда будут неожиданности, которые невозможно предусмотреть.
Мы еще не знаем, кто предал Пала Сенаши, встреча с которым так взволновала Таню, но жизнь теперь позволяет нам забежать вперед и рассказать немного больше о судьбе венгерского сержанта, чем могли бы узнать его товарищи. Рассказать о том, чего уже никогда не узнает Таня Бауэр, так охотно поговорившая бы с ним по-венгерски.
Через много лет после окончания войны я пытался найти Пала Сенаши через адресный стол в столице Венгрии. Но людей с таким именем и фамилией там оказалось очень много. Обратился за помощью к прессе.
Будапештская газета «Элет эс Иродалом» («Жизнь и литература») опубликовала статью «Пал Сенаши, отзовитесь!». И вот через несколько дней наш Пал Сенаши дал о себе знать.
Он писал в своем письме, что статья в газете явилась для него полной неожиданностью, но и порадовала его несказанно:
«Я не могу выразить то счастье и радость, которые сейчас испытываю. Думаю, что через вас сумею связаться со своими старыми дорогими друзьями из Минска, о которых вспоминал и вспоминаю с большим почтением».
Дальше Пал Сенаши рассказывал о себе все то, что не имел возможности во время короткого свидания рассказать Тане Бауэр:
«Я сын батрака. Попал на фронт как сержант. Моя должность была складчик (по-видимому, заведующий складом. — М. П.). Поэтому у меня была возможность иногда оказывать некоторую помощь советским людям. Так, например, старший сержант Пал Чеченович за водку часто делал мне услуги. Я получал от него фальшивые документы, которые передавал отдельным советским товарищам… Эти документы спасали от насильственного угона в Германию».