— Какая вам разница? — Суховатым тоном она дала понять, что распространяться на эту тему не намерена. — Давайте лучше заканчивать эту процедуру.
Миша пристально посмотрел на девушку. Однако ничего не сказал. Он расстегнул «молнию» на сумке, вложил книжку, потом сверху остальные, резко, со звуком затянул замок. Поверх «молнии» шел еще ремень с замком-защелкой. Аккуратно подогнав защелку под скобочку, подергав для верности — хорошо ли закрылось, — поставил сумку в ячейку шкафа.
Теперь предстояло найти тех, кто согласится участвовать в этой малопонятной игре. Удаляться от шкафа с заветной сумкой не хотелось ни ему, ни ей. Оставалось уповать на судьбу. Но вот Миша уже перехватил девушку, которая, захлопнув свой шкаф, проходила мимо. Она явно ничего не поняла, но поставить цифру, которую ей шепнул Миша, согласилась. Ника стояла, повернувшись к ним спиной.
Мише везло на молодежь. С молодыми легче договориться. Теперь он «заарканил» парня с дипломатом. Едва Миша начал опять плести историю насчет пари, как тот оборвал его на полуслове, взял бумажку, на которой была написана нужная цифра, крутанул ручку.
У Ники не все сошло столь гладко. Она было обратилась к пожилому, деревенского вида мужчине, расположившемуся со своей корзиной поблизости, но он сам ждал, что ему кто-нибудь поможет разобраться с правилами пользования автоматом. Девушка поспешила отделаться от «колхозного старикана».
Видя, что дело застопорилось, Миша поспешил на помощь. На этот раз он сагитировал пожилую интеллигентную женщину, которая слушала его болтовню насчет пари по угадыванию цифр с сочувственной улыбкой. Он же показал, какую крутнуть ручку, а Ника тихонько продиктовала цифру, когда Миша отступил на несколько шагов.
Женщина отошла, сопровождаемая потоком Мишиных благодарностей. Теперь оставалось самое сложное: поставить последнюю цифру. Надо было найти подходящего для этой цели человека. Во-первых, такого, который бы понял, что от него требуется. Во-вторых, чтобы ничего не заподозрил. Этот человек увидит все четыре цифры; он не должен догадаться, что, подобно Алладину, станет обладателем пароля: если не в пещеру с сокровищами, то во всяком случае, к мечте многих смертных. От одной этой мысли Ника почувствовала себя нехорошо.
Но кандидат для набора последней цифры нашелся как нельзя более подходящий. Это был грузный, запыхавшийся гражданин, от которого неслось пивное благоухание. Он явно спешил. И, поскольку его ячейка находилась рядом с ячейкой комбинаторов, он доверительно сообщил им, что чуть было не прослушал объявление об отходе своего поезда, засидевшись в ресторане. Ему надо на поезд дальнего следования, о прибытии которого уже объявили, а он еще не взял вещи.
Ника пустила в ход все свое обаяние.
— О, успеете! Сто раз еще успеете. Поезд еще не пришел даже, я слушала (толстяк сообщил маршрут). Помогите нам, всего одна секунда.
— А в чем дело? Я очень тороплюсь. — Мужчина уже выволок из шкафа свой такой же объемистый, как и он сам, чемодан. Но отказать в просьбе хорошенькой девушке, он не мог. — Что я должен сделать?
— Пустяк. Поставьте первую цифру шифра в этой ячейке. Какую? Я сейчас скажу вам на ухо. У нас, видите, пари такое...
— А, тогда пожалуйста! Диктуйте. Первую, говорите? Ну вот, пожалуйста, вам первую. Вот... Будьте здоровы!
И он побежал к своему поезду, который через несколько минут устремится во Владивосток. Можно было не сомневаться в том, что через полчаса этот человек, повернувший ручку последней цифры, будет сидеть в вагоне-ресторане, забыв не только о встрече у камеры хранения, но и вообще о городе, который он покинул. До каких там ему цифр!
Подойдя к дверце шкафа с лицевой стороны, так что его никак нельзя было заподозрить в подглядывании, Миша опустил монетку в щель дверцы и, глянув на Нику, захлопнул ее.
Дело сделано. Ника круто повернулась и пошла прочь. Миша догнал ее. Некоторое время шли рядом молча. Потом он спросил:
— Не ругаете себя, что выпустили билет из рук? — и добавил: — не волнуйтесь, все будет в порядке.
— Я и не волнуюсь. Я уже устала его стеречь. Как владелец машины, у которого нет гаража. Когда вы улетаете?
— Есть ночной рейс в наши края. Вот с ним я и улетучусь.
— Не задерживайтесь. Камера-автомат только на пять суток...
Она не закончила фразу. Она хотела сказать: «а потом». Внезапно ее поразила эта мысль: а что потом? И побоялась сказать вслух.
А Миша говорил уверенно, тоном, не допускающим сомнений:
— Буду обратно через три дня. Встретимся здесь в двенадцать дня. Вы сможете? Договорились? — заключил он, так как Ника согласно кивнула. — А теперь едем обратно. Я просил Ашота заказать столик в ресторане. Надо же отметить. Приятеля вашего заодно попроведаем. Все расходы беру на себя.
Глава восьмаяВИТЬКА, КЛЮЕВ, МУСКУЛ И ОСТАЛЬНЫЕ
В мастерской бытового обслуживания о несчастье уже знали. Жалели Васильева. Работник он был добросовестный, хоть и «закладывал».
— Такие дела, — со скорбным видом молвил директор, когда Евсеев, представившись, объяснил причину своего прихода. — Был человек, и нету. Мужик-то был хороший, только вот... это... злоупотреблял немного в последнее время.
Он крякнул смущенно. Как там ни поверни, а раз начальник, стало быть, есть в случившемся доля и его вины. Недоглядели, недовоспитали, промашку допустили. Евсееву эти переживания были неинтересны. Ему надо было знать другое.
— А с кем конкретно «злоупотреблял»?
— Трудное это дело. У нас профиль такой. Есть, конечно, непьющие. Геннадий Иванович, к примеру. Правда, у него язва. Ну, и женщины, само собой...
Цвет лица Геннадия Ивановича вполне мог быть подтверждением слов директора о язве. Но еще больше об этом свидетельствовала желчность тона, с которой этот представитель коллектива говорил об окружающих.
— Да с Витькой он, Степан, почитай, каждый день флаконил. С утра примут для бодрости, а затем на вызова, кто их там унюхает? Клиенту без разницы, под запахом ты или нет, абы механизмы заработали. Принюхиваться — это дело начальства.
— Где же они берут с утра? Вы же с восьми работаете.
— С восьми, — подтвердил Геннадий Иванович. — Да у них все продавцы знакомы-перезнакомы. Что вы не знаете? Кому надо — завсегда найдут, круглые сутки. А с утра, так это только продавцам заработок. И профиль у нас такой, что все в нашем брате нуждаются. Там холодильник забарахлил, там вентилятор, там электромотор... Тут уж не только водочку — любой дефицит из-под прилавка вытащишь...
И Геннадий Иванович принялся с большим знанием дела посвящать капитана в ухищрения алкашей, жаждущих «поправиться». Евсеев прервал его:
— А Витька что — молодой парень?
— Витька-то? Да уж четвертый десяток давно, наверно, разменял.
С высоты возраста Геннадия Ивановича, может, и «Витька», но выходит это ровесник его, Евсеева.
— А когда он с вызова вернется?
— А леший его знает. Может, сегодня и вовсе не придет. Опять же, Степана помянуть надо...
— С кем еще Васильев пил? Дружков его знаете?
— А что, али подозрение какое есть насчет Степана? Кто-то помог ему сгореть? — И понимающе покивал: — Милиция зря интересоваться не станет. А насчет дружков его... Разные к нему захаживали. Может, кто и по делу, а у другого и делов-то всего — стакан спросить. Ну, и Степану плеснут...
— Спасибо за информацию. А Виктору передайте, чтобы утром никуда не отлучался. А то в управление вызовем повесткой.
— Я что? Я скажу. Только начальнику лучше нашему скажите, он прикажет и всего делов, а меня Витька не послушает — нет...
Уже в машине Евсеев подумал, что надо было спросить, как этот Витька выглядит. Соседи Васильева могли его видеть во время последней пирушки.
В разгар рабочего дня застать соседей капитан не очень надеялся. Разве что пенсионеров. В доме, который вплотную примыкал к Васильевскому, оказались дети и глуховатая старушка. Какую тут почерпнешь информацию?
Но капитан по опыту знал: есть такие, кто не только прекрасно видит и слышит, но и обладает способностью сопоставлять факты, делать выводы из своих наблюдений. Это — первые помощники следствия.
Молодая женщина, набиравшая воду в колонке, сама заговорила с Евсеевым.
— Вы, наверно, про Васильева хотите узнать?
«Видела, что я вышел из машины у дома Васильева, вот и выскочила за водой». И ответил вопросом на вопрос:
— А вы можете что-нибудь о нем рассказать?
— Да я что? У меня с ним дел никаких не было. Вот тетка Дарья все на него обижалась. Мужика он ее, говорит, сманивал. Пировали вместе. Дружки были.
— А в тот вечер? Ну, когда пожар случился.
— А кто их знает. Они все время вместе хороводились. Дарья-то уж наверняка знает.
— Кто еще из соседей у Васильева бывал?
— Да, всякие. Я вон там наискосок живу, в заводе работаю, по сменам, сегодня во вторую. Приглядываться к ним, что ли? Мужика у меня нету, пасти некого. Это надо тех, у пивного киоска, спрашивать. Степан там каждый вечер, почитай, отирался. Дарьин мужик тоже. Ну, а потом всей толпой и прутся к Васильеву: бабы-то у него нет, турнуть-то некому. А не из наших бывает у него один — долговязый такой, тощий. Особенно, когда непогода загонит. В магазине-то и водка, и вино есть. Вот и соображают. Своих-то, поселковых, бабы разгоняют, а пришлые, бывает, и ночуют.
— Еще кого-нибудь помните?
— Да где их всех запомнишь? Парень вот еще один отирается частенько. Этот приметный: борода у него да куртка желтая.
— А Дарья, как ее по батюшке, она где живет?
— Семеновна. Вот там, в конце улицы тополь такой здоровый, половина засохшая, так это в их садочке.
— Сейчас она дома? Не на работе?
— Домохозяйка она. Должна быть дома.
Евсеев предполагал, что тетка Дарья, или Дарья Семеновна, будет как-то выгораживать своего благоверного и, скорее всего, станет утверждать, что в ту роковую ночь ее муж был дома и не пил. Однако в оценке действий своего супруга Дарья Семеновна была решительна и категорична, ее пожелания в его адрес были тоже достаточно конкретны.