?» и другие в том же роде. Только напомнят лишний раз, кто здесь задает вопросы. И Толик счел за лучшее выложить все, что ему известно. Тем более, себя он виноватым ни в чем не считал. Попросили узнать, кому нужна машина, он и узнал. Его, Толика, выгоды все равно никакой. Ну и напоила бы раз-другой до посинения и — весь навар. Так стоит ли из-за этого на срок напрашиваться? Эта психованная не знает уж, на кого и кидаться с расстройства, так на него бочку катить вздумала. Да провались они все! Пусть горят голубым огнем и Ашот, и Миша, и Ника со своим билетом...
— Почему Ашоту? — повторил Толик вопрос. И стал излагать свои на этот счет соображения. — А кому я еще мог предложить? У моих корешей больше полтинника в кармане не бывает, на рынке к любому-каждому просто так не подойдешь: оттяпают вместе с руками, без штанов убежишь. А у этого постоянная прописка, фирма... Да и отзывы о нем неплохие. И знакомых у него — весь базар.
— Понятно. А когда вы договаривались, какие-то выговаривали условия? Ну комиссионные, что ли, вознаграждение?
— Да какие там комиссионные! — Толик даже привстал от возбуждения. — Разговору даже об этом не было. Ну, поставила бы Ника пузырек-другой... А у Ашота, я понял, своя выгода какая-то. Но о деньгах разговора не было.
— Это мы все проверим. — Евсеев собирался было подвинуть Толику протокол допроса, чтобы тот его подписал, но раздумал. — А скажите, Журавский, вы себе отдавали отчет, что, соглашаясь на такое вот посредничество, вы шли на нарушение правовых норм? Ведь это — незаконная сделка, можно сказать, спекуляция. Почему мы вам должны верить, что никакой выгоды вы для себя не хотели? Чем вы это докажете?
— А чего мне доказывать? Если бы я был в доле, то разве бы я... («упустил бы билет», — хотел сказать Толик, но решил, что это, пожалуй, будет лишнее)... меня бы не оставили спать в номере. — Толик оживился. — Я что? Я пешка. Вам не мной интересоваться надо, а этой кодлой, которая девчонку обмишулила. Это же мафия. Вы бы послушали, что эти гангстеры говорят. Они думали, я сплю, а я все слышал.
— Ну, и что они говорят? — без особого интереса спросил Евсеев. Равнодушие поначалу даже не было наигранным: капитан не очень-то верил, что этот легкомысленный мальчик может сообщить, что-то серьезное. Но по мере того, как Толик припоминал подробности разговора «гангстеров», интерес Евсеева возрастал.
— По-вашему получается, что Ашот и этот Миша, как он себя называет, вовсе и не друзья, а вроде бы и наоборот?
— Точно определили! — с воодушевлением подтвердил Толик. — На том свете он ему встречу пообещал. Ну, это, я понимаю, для красного словца, но все же... Другу хорошему даже на словах такое не пообещаешь.
— А дядя чей? Как вы сказали... в Черкассах?
— Ну, дядя, это из другой оперы. Это у них там свои дела. Только не в Черкассах, а в Черкесске. Я географию в школе учил, да и сам успел кое-где побывать. Черкассы — это на Украине, а Черкесск — на Кавказе...
Толик увлеченно разглагольствовал, довольный тем, что может поучить «мента». Евсеев же специально изменил название упомянутого Толиком города, смутно почувствовав, что где-то рядом ходит удача. Что если?..
Телефонный звонок прервал ход его размышлений.
— Иду, — коротко сказал он в трубку и, попросив Толика посидеть пяток минут, вышел.
Страх прошел у Толика. Отчасти это объяснялось тем, что ему было известно уже, ради чего его вызвали, отчасти доброжелательным тоном, которым с ним разговаривал сотрудник милиции. Более того, Толику стало даже казаться, что он сообщил полезные сведения, а это возвысило его в собственных глазах.
И действительно, вернувшись, капитан продолжил разговор о том, чей же дядя живет в Черкесске. Толик старался изо всех сил припомнить все до малейших подробностей. Имена, правда, начисто улетучились из его памяти. Но когда Евсеев сам назвал Якова Прокофьевича Овчинникова, он радостно воскликнул:
— Во-во! Он самый! О нем был разговор. А вы откуда знаете?
Капитан заставил его еще раз подробно описать приметы Миши и хозяина номера, сделал себе пометки. К сожалению, того, который приходил, Толик не видел.
— Когда понадобитесь, вызовем, — напутствовал Евсеев заметно повеселевшего Журавского. Толик бормотал что-то из слов благодарности, обещаний сделать все, как надо. Похоже, «история с географией» окончилась для него более или менее благополучно.
Глава семнадцатаяНИТОЧКИ ПОТЯНУЛИСЬ НА КАВКАЗ
Кресло Ашота находилось впереди, по другую сторону от прохода. Евсеева от него отделяло всего два ряда, и капитану кавказец был хорошо виден. Он заснул, едва на табло погасла надпись «Не курить!»
Необходимость этого полета стала очевидной после беседы с Журавским. Евсеев сразу же направился к Бахареву. Рассказал еще об одном «дяде» на Кавказе. Бахарев внимательно слушал. А когда Евсеев дошел до аллегорических рассуждений Миши насчет птичек, он встрепенулся:
— Не коршун, а воробышек? Так это же... Ведь у мальчишки, которого мы ищем фамилия Коршунов!
— Мало того, он подтвердил, что речь шла именно об Овчинникове.
— Ну это он мог просто со страху, чтобы тебе потрафить. — И добавил уже серьезно: — То, что за спиной мальчишки кто-то стоит, я предполагал и раньше. Но сейчас этот «кто-то», похоже, обретает конкретный образ.
— Кстати, мы можем составить хотя бы приблизительный его портрет, — вставил Евсеев.
— Да, это надо незамедлительно сделать. И девушка и парень его видели достаточно долго, чтобы довольно четко обрисовать приметы. Для фоторобота. И этот сапожник, где он? Его тоже допросить.
— За ним уже послано: Его павильончик под наблюдением. С того момента, как стало известно о причастности Джугамишева к перепродаже билета. Но он не проявляет никаких поползновений к бегству.
— А чего ему бежать? Скажет, познакомился с человеком в ресторане, свел с людьми, желающими продать билет. И взятки гладки. Чем докажешь, что это не так?
— Королев сумел записать разговор Ашота с Журавским. Послушаем, пока Ашот не прибыл?
Парню в светлом плаще (это был младший лейтенант Королев) хватило короткого мига, чтобы незаметно закрепить магнитофон за выступом дверного косяка Краткая консультация у Ашота насчет дамских сапожек позволила незаметно изъять миниатюрное звукозаписывающее устройство. Запись беседы давала ответы на кое-какие вопросы.
Ашот: Объясняй! Кто отнял билет? Зачем отнял?
Толик: Зачем отнял, тебя надо спросить. Твой друг. Зона по нему скучает...
Ашот: Почему знаешь, что обманул? Ника сказала?
Толик: По радио передавали... Кто еще кроме нее сказать мог? Девчонка чуть концы не отдала с расстройства.
Ашот: Он что, билет взял, а деньги не отдал? «Куклу» подсунул?
Толик: Ага. Целых три. Буратину, Чебурашку да еще крокодила Гену.
Ашот: Не будь клоуном. Гавари, как было дело?
Толик: А я и говорю. Заведем, говорит, три сберкнижки, я на них деньги перечислю. А билет пусть полежит пока в камере хранения. Ника поверила, согласилась. Пока вы тут развлекались, он билет подменил. Вот ловкач: за пятьсот рублей «Волгу» купил, ха-ха... (Небольшая пауза).
Ашот: Пес! Он сказал мне, что все будет честно. Он меня обманул. Скажи Нике — я найду его. Я не вор. Я людей никогда не обманывал. Он отдаст деньги, заплатит. Или билет вернет. Я найду его!
Толик: Найдешь теперь его, как же! Где ты его будешь искать?
Ашот: Где искать — мое дело. Я знаю, где искать. Передай Нике, я полечу за ним сегодня же. Через пять дней, самое большее, верну билет или привезу деньги. Верь мне. И Ника пусть верит. Пусть не плачет и в милицию не заявляет. Я сам все сделаю.
Толик: Сам, сам... Не шибко-то храбрись. Они и тебе «козу» могут устроить. Слышал я, что он своему шестерке насчет тебя наказывал...
Ашот: Что наказывал? Гавари!
Толик: Да не мое это дело. Я и не понял толком, чего они там бормотали, пока я в номере лежал и «косил» на сонного. Смысл тот, что велел с тобой не цацкаться.
Ашот: Я им покажу, отродьям собаки! Они у меня попляшут!
Толик: Это ты в самую точку: сучьи они дети. Только я на твоем месте не очень бы хорохорился. Это же мафия!
Ашот: Ты все сказал? Теперь иди. Нику успокой. Скажи: Ашот все сделает.
Евсеев, который слушал запись во второй раз, ждал, что скажет Бахарев. Тот высказывать свое мнение не торопился. Потом сказал:
— Непростая штучка, этот Ашот. Не поймешь, то ли он мозги этому мальчишке крутит, то ли в самом деле возмущен. Ты как считаешь, Всеволод Петрович? Благородная поза, чтобы успокоить сопляков? Если же сообщник, то иначе он и вести себя не может.
— Не думаю. Этого бородатого недоросля по-моему никто из них всерьез не воспринимает. Чего перед ним-то благородство разыгрывать. Это одно. И второе: тот волк довольно конкретно по поводу Ашота высказался, когда не думал, что кто-то его может слышать. Мальчишка просто не решился все пересказать. В беседе со мной он был более откровенен. Там прямая угроза в адрес Джугамишева прозвучала. Что за этим всем стоит — неизвестно.
— Может быть, сам Ашот рассеет этот туман?
— Если не напустит большего... Если все так, как он говорит, то чего же он милиции боится? Честному человеку милиции бояться нечего.
— Ну это-то как раз понять можно. У Ашота фирма, он дело с людьми имеет, а чуть что просочится — уже с клиентурой не тот контакт. А насчет паренька этого ты не совсем прав. Может, благородство перед ним и не надо изображать, а вот успокоить на время есть смысл. Пять дней он, установил срок. Время немалое. Тут пять раз этот злосчастный билет перепродать можно. Тот, кто будет последним, вообще может оказаться человеком приличным. — Но тут же возразил сам себе: — Хотя порядочный человек втридорога покупать не станет...
— Беседовать как с ним будем? Вместе?
— Лучше я один. Если он и в самом деле намерен заняться поиском пропавшего билета, а, стало быть, и этого Миши, то есть смысл проследить за ним. Ты как я понимаю, уже настроился на те края. Так что ни к чему, пожалуй, вам сейчас знакомиться.