Об истории с сумкой Костя Тане не рассказывал. Сейчас он решил это сделать не откладывая.
...Таня слушала хмурясь, все больше и больше мрачнея. В карих глазах ее то возникало беспокойство, то недоумение, то негодование, то презрение.
— А раньше почему молчал? — спросила она наконец.
— Тебя не хотел тревожить. Думал, обойдется...
— Такие дела, к сожалению, не обходятся, — вздохнула девушка, — слишком велика ставка. И дело конечно же в сумке, которую ты потерял...
— У меня ее украли.
— Это еще хуже. Сумка — это личное дело твоего Коляни. Сам он ее доверил, сам пусть и выручает свой товар или плату за него. А вот, что ты оказался на крючке, да еще меня умудрился зацепить — это уже хуже. Для нас, во всяком случае.
— Что же делать? — в растерянности произнес Костя.
— Прежде всего, не связываться со всякими сомнительными личностями. А я буду действовать, как...
— ...подсказывает совесть? — не удержался Костя.
Таня бросила на него уничтожающий взгляд, который заменяет одно весьма распространенное, но не самое благозвучное слово.
— ...целесообразнее всего поступить в такой ситуации.
— И как же?
— Обращусь в соответствующие организации.
— Но ведь они предупредили же...
На Таню, похоже, невнятное Костино бормотание впечатления не произвело.
— Расскажу все, кому следует, — слегка повысив голос, подтвердила она свое намерение. — И никто меня не остановит, не испугает. Они ведь только на испуг и рассчитывают. Ничего они не сделают... — Она задумалась. И заговорила, словно размышляя. — Значит, за аптеками, не зря говорили, охотятся. Вот так же наверно обрабатывали кого-то из 17-й. Ты слышал, что ее обокрали?
— Откуда? Что, аптека промтоварный магазин что ли, или ювелирный, чтобы ее обворовывать? Что там брать-то?
— В том-то и дело, что по нынешним временам там можно украсть кое-что, что не дешевле иного ювелирного изделия и что спросом пользуется гораздо большим. Вот и «работают» такие жучки, которые на тебя страху нагнали... Нашли прибыльное дело и теперь торопятся, чтобы кто-нибудь не перехватил инициативу.
— А ты из семнадцатой аптеки кого-нибудь знала?
— Ну, знала...
И она осеклась. Потом глубоко задумалась. Костя этого не заметил: он думал о том, что аптеки действительно не снабжены подходящей защитой, вроде той, которая есть у банков, ювелирных магазинов и тому подобных хранилищ ценностей. Получив исчерпывающую информацию определенного рода, да еще имея в соучастниках кого-то из сотрудников, можно рассчитывать на бесспорный успех. Таню, похоже, занимали эти же мысли.
— А почему они, собственно, уверены, что я что-то кому-то стану рассказывать?
— Они, видимо, считают, раз ты со мной, то и дела у нас общие... — неуверенно предположил Костя.
— Поня-я-тно... — протянула Таня. — Уж не хотят ли они меня убедить в том, что я связана с семнадцатой аптекой? На этом, наверно, и свой шантаж построить хотят?
— Кто им поверит?
— Когда захотят, поверят чему угодно. Анонимку подкинут, а потом доказывай...
— ...что не верблюд...
— Сам ты верблюд. Не был бы им, так и всей этой истории бы не было.
Костя «верблюда» «проглотил» безропотно. Что ему оставалось в его положении? А Таня продолжала:
— Теперь-то я понимаю, почему был проявлен интерес к моей работе, когда ты меня затянул в это болото. «На крючке» мы, выходит, давно уже?
Тут Костя уже не нашел что ответить. Но Танина решительность его чуть-чуть взбодрила. Поэтому он уже смелее спросил:
— А как быть насчет трех дней? Мне же срок дали... Что я скажу, когда эти жлобы опять вынырнут невесть откуда? Вопросы у них будут конкретные: говорил ли я с тобой и что ты ответила?
— Я скажу, что ты должен будешь говорить. Но не сегодня. Постараюсь сделать так, чтобы ты знал, что ответить, когда к тебе придут.
Следователь Пеночкин был несколько удивлен и безусловно обрадован, когда к нему на прием попросилась работница аптеки № 21 Татьяна Вавилина. Он сам искал повода побеседовать с девушкой, но так, чтобы она не заподозрила, о чем речь. Задавать напрямую вопросы по интересующему его делу он боялся: так можно все испортить. С другой стороны — крутить вокруг да около — ничего не узнаешь. Тем более, что девушка, скорее всего, действительно ничего не знала. Единственный визит в сборище наркоманов мог быть чистейшей случайностью. Проверка ее знакомств и родственных связей, как и ее жениха, ровным счетом ничего не дала. Ее привел парень — она могла и не знать, к кому идет. Словом, ниточка была настолько тонкая, что схватился за нее Пеночкин лишь потому, что другие были не намного толще. И вот такой, можно сказать, сюрприз...
Танин рассказ заинтересовал Пеночкина чрезвычайно. Хоть и была это по-прежнему задача со многими неизвестными, но наметился вариант модели событий, довольно близкий к реальности. Ясно, что наркотики достают, производят или крадут для того, чтобы их сбывать, причем сбывать по возможности дороже. Скорее всего, кражу осуществляли те, кто сам наркотики не употребляет. В таком случае, кто такой Шариков и какова его роль во всем этом деле? Почему он решил отправить сумку с наркотиками в другой город? Что-то почуял? Но ведь если он не был прямым участником грабежа, то чего ему особенно бояться? Купил, у кого — не знаю. И ничего не докажешь, хоть сто раз будет доказано, что это краденый товар. Тогда можно предположить, что он посредник между поставщиками товара и потребителями его. А это фигура немаловажная. Тут тоже без комиссионных не обходится...
Этих вопросов следователь Пеночкин Татьяне Вавилиной, разумеется, не задавал, поскольку ответить на них она не могла. Но и те вопросы, на которые могла ответить посетительница, тоже представляли немалый интерес.
— Как я понял, вам через вашего жениха передано нечто вроде ультиматума?
— Называйте, как хотите. Я сообщаю только то, что передали мне.
— Да, вы правы, язык дипломатии тут мало подходит. И как вы решили ответить на такое категорическое требование встретиться?
— Пока никак. Пришла посоветоваться к вам. Я имею в виду милицию. А уж конкретно к вам меня направили, сказали, что это по вашей части.
— Все правильно. По моей части... Ну, а вы хоть примерно предполагаете, о чем будет разговор?
— Предположить нетрудно. Раз эти шантажисты считают, что я могу сообщить какие-то сведения, используя которые они смогут компенсировать свои потери, то хотят они немалого.
— А вы располагаете такими сведениями?
— Да, собственно, что эти сведения? Я думаю, они и сами все знают, что надо. Все-таки аптека не секретный военный объект. Скорее всего, им нужна конкретная помощь или участие. Тогда они могут рассчитывать на успех...
— А в чем может выразиться эта помощь?
— Я не знаю... Но ведь и так понятно, что им нужно четкое расписание режима работы, ключи от входа, может быть, от склада, от сейфов. Не знаю, конечно, что им надо.
— А как бы вы ответили на любое из этих предложений?
— Послала бы, конечно...
— Даже сознавая, что это небезопасно?
— А вступать в сговор с преступниками, вы полагаете, лучше? Безопасней?
— Нет, я так не думаю, — медленно с расстановкой произнес Пеночкин. — Но не у всякого хватает мужества сделать правильный выбор. Вы его сделали, хотя бы уже потому, что пришли к нам.
— Что тоже, как меня предупредили, опять же небезопасно.
— Ну эта-то опасность как раз преувеличена. Во-первых, непросто уследить за нашими с вами контактами. Это же надо иметь целую хорошо разветвленную сеть агентов, что маловероятно. Во-вторых, угроза — это одно, ее выполнение — уже совсем другое. Во втором случае они уже должны вступать в конфликт с нами, то есть с властью. Потому что, раз вы к нам обратились, мы обязаны вас защитить, обеспечить вашу неприкосновенность... Но вот какая деталь меня смущает: шантажисты действуют так, словно у них стопроцентная уверенность в том, что отказа не будет. Что вселяет в них эту уверенность? Может быть, ваш жених завязан, что называется, гораздо сильнее, чем он вам сказал? А потому уверены, что он выполнит любое, поставленное ими условие.
— Не думаю. И потом выполнять ведь предстоит мне, а не ему. А я не собираюсь принимать никаких условий.
— Хорошо. Это вы не собираетесь? А если вы поработаете немного на нас? Точнее, на наши общие с вами интересы. Нам надо выйти на этих людей, с вашей помощью мы это сделаем быстрей, нежели без нее.
— Я готова, — просто ответила Таня. — За этим и пришла.
— Тогда нам надо обговорить все детали вашего предстоящего разговора. Мы еще не знаем, где и когда он состоится, но быть надо в полной готовности уже сейчас. Но для начала мне надо встретиться с вашим женихом. Только сюда ему приходить не надо. Я напишу телефон, пусть позвонит, договоримся, где и как встретиться. А у вас его телефон есть? Продиктуйте, я запишу на всякий случай. И коль скоро вы к нам обратились, давайте не допускать никакой самодеятельности. Чуть что — звоните мне, а я позвоню вам, как только проведу соответствующую подготовку.
Танино сообщение о том, что заботу об охране и безопасности его невесты, то есть ее, Тани, берет на себя милиция, Костю весьма обрадовало. Он почувствовал большое облегчение и очень охотно согласился выполнять все указания следствия. Следователю Пеночкину он выложил все, что знал сам относительно Коляни и сборищ у него, которые ему, Косте, доводилось наблюдать; подробно рассказал обстоятельства утраты сумки и описал, насколько запомнил, приметы обоих шантажистов. Относительно того, чтобы не допускать самодеятельности, Костя горячо заверил: «Ни-ни! Ни в коем разе!»
Но жизнь порой вносит такие коррективы, что самые благие намерения летят к чертям собачьим.
Во всяком случае то, что произошло, предвидеть никто не мог. Следует учесть и шоковое состояние, которое охватило Костю после того, что он увидел.