– Владислава уже много лет нет на свете, и законных детей он не оставил. А ублюдков никто не считает.
– В самом деле? – Крис достал своё удостоверение сотрудника городской стражи и активировал печать, засветившуюся алым и золотым. – Я расследую дело о попытке убийства указанной Джейн Пламптон, гражданки Бритвальда, и всякий, кто пытается этому расследованию воспрепятствовать…
– Ц-ц-ц, – щёлкнул языком Басараб. – Сколько громких слов! Не боишься?
– Нет.
Несколько секунд оба молчали, глядя друг другу в глаза, наконец старик нехотя отвёл взгляд.
– Я никогда в жизни не видел эту Джейн и не интересовался ею.
– До какого именно момента не интересовались? Пока ваши маги не сообщили, что она унаследовала семейный дар предсказания? Пока она не попыталась найти родню, и вы почувствовали отклик крови?
– Это не доказано, – Басараб скривился. – Может, никакая она не дочь Влада. А даже если и дочь, там, скорее всего, и способностей нет никаких. Уже в течение пяти поколений дар предсказания в семье не проявлялся.
– И, для того. чтобы это узнать, вы и приказали привести Джейн к вам?
– Ты глупец, мальчик. Я мог её увидеть, потрогать, попробовать на вкус её кровь, да хоть с кашей её съесть, а дар бы оставался спать. Чтобы его разбудить, она должна была бы пройти ритуал в семейном склепе…
– Вы отправили своих агентов похитить Джейн. Почему именно сейчас, а? Не потому ли, что женщина сама начала искать родных, и вы испугались? Или всё ещё проще: вы надеетесь на реставрацию своей власти, и талант внучки может подсказать правильный путь к этому? Ваши эмиссары всё сделали, осуществили похищение, но довезти женщину до вас не смогли. И тогда ваши бандиты бросили её умирать в пустом холодном доме, в декабре! – Крис невольно повысил голос.
– Уходи, мальчишка, ты мне неинтересен. И ваша Джейн тоже, – Басараб развернулся в кресле и протянул руку к огню.
Рука была старческая, высохшая, в коричневых пятнах, и пальцы дрожали.
– Уйду сразу же, как только вы назовёте мне имена и местонахождение этих людей или нелюдей.
– Нет. Если кого-то нужно будет покарать, я сделаю это лично.
– И сами станете преступником? – Крис покачал головой. – Господин Драгош, преступление совершено на территории королевства Бритвальд против его гражданки. Это зона нашего правосудия. Прошу вас…
– Правосудия? – Старик внезапно вскочил, отбросив саблю, потрясая сжатыми кулаками, глаза его налились кровью. – Правосудия?!! Никакого правосудия не существует! Мне возмездие и аз воздам, ибо я – господарь над народом моим!
Он хрипел и брызгал слюной, потом схватил с каминной полки вазу и швырнул об пол; Крис аккуратно подхватил её воздушным потоком и поставил на место.
– Я вернусь к вам завтра утром, – сказал он холодно. – Буду признателен, если нужную мне информацию передаст ваш секретарь. Прощайте!
Повернулся и пошёл к двери, с каждым шагом ожидая, что та же самая ваза прилетит ему в затылок, или в спину воткнётся анатолийский клинок.
Секретарь сидел в приёмной и пил кофе, удобно расположившись в кресле, словно и не раздавался из соседней комнаты рёв бесновавшегося свергнутого правителя.
– Сэр? – он встал навстречу Крису.
– Как вас зовут? – отрывисто спросил тот.
– Михай Чобанул, к вашим услугам.
– Мистер Чобанул, вы слышали наш разговор?
– Разумеется.
– В таком случае, надеюсь, завтра утром вы предоставите мне необходимые сведения.
– Да зачем же завтра? – в глазах секретаря мелькнуло самодовольство. – Вот список с именами и адресами, я всё подготовил.
– Благодарю, – не глядя, Крис сложил лист бумаги и сунул в карман, потом направился к выходу, но остановился и спросил: – Сколько лет вашему… патрону?
– Девяносто два.
– И в таком состоянии он?..
– Последние десять лет.
– Понятно.
Спенсер кивнул и вышел.
Усталость наваливалась на него, словно пыльная портьера. Нужно вернуться в стражу, отдать Стэмфорду список с адресами, поехать с ним вместе на задержание, потом участвовать в допросах. А ещё встретиться с сэром Дэвидом и вернуть ему так и не пригодившийся амулет… Тьма, как это всё сделать, если он еле-еле тянет ноги по аллее Грин-парка?
Крис добрёл до скамейки и вытянул из кармана коммуникатор.
– Стэмфорд? – прохрипел он. – Я в Грин-парке, можешь подойти? У меня есть улика…
Напарник появился минут через десять, когда Спенсер уже слегка отдышался и способен был сообразить, что произошло. И не просто появился, а с термосом крепкого и сладкого кофе.
– Этот Басараб Драгош и в самом деле вампир, – проговорил Крис после второй порции живительного напитка. – Но поскольку кровь мою выпить не мог, силёнок не хватило, он тянул жизненную силу. Да и Тьма с ним, главное, я вытряс из них имена и адреса тех, кого Драгош отправил похитить Джейн.
– Я вот только не понимаю, какого Тёмного ты попёрся туда один? – возмутился Стэмфорд. – Погеройствовать захотелось?
На рассуждения, с которыми чуть раньше согласился их общий начальник, напарник только рукой махнул:
– И двоих бы принял, не переломился бы. Это дипломаты делают вид, что Басараб Драгош ещё кому-то интересен, а сам он знает, что время его прошло и кануло в Лету.
– Ох, не уверен я… – Крис покачал головой. – Он абсолютно и прочно безумен. И там, внутри его безумия, он по-прежнему всевластный господин своих земель.
– К Тёмному Басараба! Ты как, оклемался? Вот и отлично. Пошли, возьмём группу и задержим уже наконец этих типов. Согласись, пора закрывать дело об исчезновении миссис Джейн Пламптон и переходить к чему-то новому?
Крис молча кивнул.
* * *
Подходил к завершению расследования и детектив-инспектор Смайт.
Делал он всё в своей манере, неторопливо и тщательно, стараясь не оставить ни одной неясности. Например, в данный момент его интересовал один, вроде бы, мелкий вопрос: странное количество производимых картинок. Ну в самом деле – сто в неделю, четыреста в месяц. Ладно, предположим, расширили они производство не так давно, всего четыре месяца назад. И за эти четыре месяца было произведено тысяча шестьсот пейзажей.
Куда столько?
Не в каждом доме соблюдают моду, не к каждому интерьеру подходит пейзаж в чиньском стиле…
И ведь есть ещё небольшой, но постоянный приток изделий того же плана от, собственно, чиньских конкурентов?
Да, вопрос ерундовый и не имеющий отношения к преступлению, убийству Ли Бэя. Но ведь на суде непременно найдётся ушлый адвокат, который докопается, спросит и уведёт процесс в сторону.
И детектив-инспектор сделал пометку в своих записях: выяснить.
Художник, исполнявший пресловутые «пейзажи в стиле шанхайской школы», оказался вовсе не чиньцем, а уроженцем того же самого Кобхэма, рыжим, долговязым и веснушчатым. Звали его Джонни Вестхем, и был он выгнан с четвёртого курса Высшей школы искусств за ненадлежащее поведение. Матушка Джонни, служившая в поместье сэра Эндрю Монтегю-Скотта экономкой, пожаловалась хозяину на сына, и тот был быстро приставлен к делу.
– Да какая мне разница, что рисовать? – развёл руками рыжий, когда его доставили в допросную комнату номер три. – Я и портреты писал, и жанровые сцены, только жанровые сцены-то сейчас не особо идут. Не модно. Вон, на первом курсе написал историческое полотно, братья Гракхи, так до сих пор где-то у матушки пылится. Ну, предложил мне хозяин писать пейзажи в чиньском стиле, бумагу выдал и всякое такое, я и писал.
– А скажи мне, Джонни, магия у тебя какая? – задушевно поинтересовался Брауэрман.
– Да никакой, считай! – жизнерадостно заржал тот. – Воздух, десять единиц, и восемь воды.
– Но тебя же учили каким-то действиям?
– Конечно. Вот когда акварелью пишу, могу воду очистить, не приходится бегать и менять. Просушить работу могу ветерком, тоже удобно.
Так ничего и не добившись, сержант отпустил рыжего Джонни под обязательство не покидать пределы округа Кобхэм, и отправился к Смайту. Детектив-инспектор беседовал с Ли Чунгом. К сожалению, ответить на главный вопрос, о личности убийцы, Чунг не мог или не хотел.
– Нет, господин, не знаю! – он складывал ладони и кланялся; Брауэрман никак не мог отвести взгляд от этих пухлых, белых, каких-то женских рук. – Моё дело маленькое, что дали – то и продал, а художника нанимал сэр Монтегю-Скотт.
– Ага, и бумагу делали под его руководством, – кивнул Смайт.
– Да, господин инспектор, и бумагу тоже.
– Насколько нам известно, вы – специалист по живописи шанхайской школы. И подделки были именно этого направления.
– Я человек маленький, господин инспектор. Живопись люблю, да, а пейзаж особенно прекрасен тем, что можно смотреть на него и жить внутри, среди этих гор и сосен. Хороший художник непременно оставляет часть листа незаполненной, чтобы зритель мог сам почувствовать, что он там видит, сообразно с его собственным внутренним состоянием, – Чунг закрыл глаза, сложил ладони и, слегка раскачиваясь всем телом, процитировал: – «Туман и облака в горах весной создают сплошную пелену, и люди радостны. Роскошные деревья летних гор тенисты – люди безмятежно-спокойны. Осенние горы чисты и прозрачны; листья опали – люди суровы. Зимние горы покрыты тёмными грозовыми облаками – люди унылы, подавлены»*. Возможно, мы пытались вложить в рисунки наше умение, чтобы люди стали безмятежно-спокойны. Но это ведь не криминал, господин инспектор?
– Вы руководили изготовлением поддельных рисунков?
– Нет, господин инспектор, как бы я мог? Я простой чиньский повар, моё дело – зажарить утку так, чтобы она радовала взгляд, обоняние и вкус.
– Именно поэтому доход от продажи свитков делился пополам, да?
– Да, господин инспектор… Ой, нет! Какое пополам? Это вас обманули. Ли Чунг получал тридцать процентов, только тридцать!
Так и не добившись толку, Смайт отправил чиньца в камеру и устало вздохнул.
– Очную ставку им устроить?
– Не вижу смысла, – Брауэрман уселся верхом на стул и принялся вертеть в пальцах линейку. – Каждый будет стоять на своём. В главном-то их показания сходятся, а разницу в деталях всегда можно списать на забывчивость. Менталиста бы на них напустить…