торчал где-то, гроши получал.
А потом стал в журналах печататься, ну его и пригласили. Повезло Ирке!
— А на какую тему муж ее диссертацию защитил?
— Ну, Надежда, ты даешь, чтоб я знала!
— А ты собираешься вот это все разбирать, что мы от Ильи Семеныча привезли? — вдруг спросила Надежда.
— Ты это к чему? Что, прямо сейчас разбирать? Сил уже нет. Я вот думаю, звонить Ирке в Штаты или нет? Телефон у меня есть.
— Звони, — твердо ответила Надежда. — Прямо сейчас, вечером, после десяти, тариф меньше.
Алка набрала номер и сразу же дозвонилась. После первой минуты разговора, Ирина узнала Алку, спросила ее номер и сказала, что перезвонит сама. Это Надежде понравилось: толковая женщина, не забыла там у себя в Америке, какие у нас тут зарплаты "и сколько стоят телефонные переговоры. По телефону шла оживленная беседа с перечислением общих знакомых, ахи и охи. Надежда знаками показала Алке, чтобы переходила ближе к Делу.
— Послушай, Ира, тут со мной такой случай произошел.
Она вкратце рассказала про иностранца, про обучение читать по-русски, про дачу. Ирина категорически отрицала свое знакомство с этими людьми, она вообще Алкин телефон оставила дома, в России, и никому дать его не могла. Тогда Надежда шепотом велела Алке описать по телефону внешность этого иностранца, Герберта, или как он там себя называл. Ирина выслушала очень внимательно, голос ее стал задумчивым, она сказала, что если что-нибудь выяснит, то обязательно позвонит в ближайшее время.
— Ну вот, — сказала Алка, вешая трубку, — опять мимо. Наверное, узнали, что Ирка за границей, что я проверить не смогу, на нее и сослались.
— Не знаю, не знаю, — рассеянно пробормотала Надежда. — Ты завтра на работу?
— Да, с утра до двух.
— Потом нас Валька с машиной ждет.
Поедем по тому адресу на Типанова, покараулим там. А можно я утром сама эти коробки разберу?
— Да ради Бога! Только что ты там хочешь найти?
— Сама не знаю, но не дает мне покоя одна мысль. Материала мало, общую картину составить не могу.
Алка зевнула:
— Спать хочу — умираю! Завтра попугая выпусти полетать, чтобы у него гиподинамии не было.
Алка заснула мгновенно, а Надежда еще долго ворочалась и все думала, думала.
Наутро, выпроводив Алку на работу и выгнав кошку Марфу на балкон, Надежда решила заняться разборкой бумаг. Она специально хотела это сделать без Алки, потому что ее нетерпеливая подруга, конечно, выбросить бы ничего не посмела, все-таки это не ее наследство, а Петюнчика, не дала бы Надежде рассмотреть каждую бумажку, она к таким вещам относилась с пренебрежением.
Попугай Кеша, выпущенный на свободу, летать сегодня почему-то не хотел, а сидел у Надежды на плече, поэтому она чувствовала себя немножко Робинзоном Крузо.
— Ну, Кеша, приступим.
В большой коробке были словари, книги, какие-то справочники, Надежда решила, что для нее сейчас это не представляет интереса, в другом свертке, поменьше, были какие-то бумаги, черновики статей, написанные Петюнчиком. Может быть, это уже никому не нужно, ладно, он сам разберется. А это что? Письма и фотография какой-то девушки, совсем молоденькой.
Блондинка, две толстые косы через плечо.
Почерк, крупный, разборчивый: «Дорогой Петя!» Но чужие письма читать нехорошо, поэтому Надежда перевернула письмо, чтобы посмотреть подпись и дату.
«Целую и жду, твоя Марта. 1965 г.»
Надежда прикинула: в 65-м Петюнчику было семнадцать лет. Все ясно — школьная любовь. Хотя девушка-то явно не русская. И имя тоже — Марта. Почему же письма не в конверте, а так просто лежат пачкой? Надо будет у Алки подробно расспросить, где ее муж в школе учился, откуда ему могли письма приходить, только сами письма она Алке ни за что не покажет, а то скандал будет страшный. Алка ведь только притворяется, что ей все равно, а сама ревнует своего Петюнчика ужасно. Просто цирк какой-то!
Ну ладно, с этим свертком все. Надежда опять аккуратно все завернула, только письма вытащила и засунула в спальне между книгами, где над письменным столом была полка только с научной литературой Петюнчика. Уж туда-то Алка точно никогда не полезет!
Ну вот, если и в последнем свертке она не найдет ничего, что подтверждало бы ее мысль, Алка опять скажет, что она все сочиняет.
Итак, что мы тут имеем? Алкина свекровь молодая, в красивом платье в обнимку с парнем. Наверное, это и есть Алкин свекор, который в молодости погиб. Надежда вгляделась: если волосы все на голове убрать и уши оттопырить, будет немножко похож на Петюнчика, а так довольно симпатичный. И она, его мама, прямо хорошенькая, в кого же сын-то у них такой уродился? Каприз природы, но зато все в голову ушло, не зря нынешний шеф так Петюнчика нахваливал. А вот и сам Петюнчик в возрасте двух лет сидит на лавочке, серьезно смотрит в объектив и о чем-то думает.
Господи, да он совершенно не изменился!
Вот групповая фотография где-то в деревне.
Петюнчика не узнать невозможно, еще люди какие-то, дом виден большой, красивый.
Как хотите, это не наша деревня. Уж больно чисто. Наверное, это и есть тот бабкин дом, который потом в музей перевезли.
Вот книжка старая, растрепанная вся, еще дореволюционная. Образцы вышивок, красота-то какая! Надо у Алки выпросить, выйду на пенсию, займусь вышиванием. Алка все равно вышивать не будет, у нее терпения не хватит.
— А это что же такое? — Надежда увидела самодельную маленькую картонную папочку, аккуратно развернула корочки, там лежала одна-единственная газетная вырезка. Газета была очень старая, бумага желтая. Сбоку стояла дата — ого, 1903 год!
«Ревельские ведомости», ну да, Таллин же до революции был частью России и назывался Ревель, поэтому и газета русская.
В заметке говорилось о выставке в Ревельской ратуше, где были представлены разные редкости и диковины, хранящиеся в домах знатных горожан.
«Украшением ежегодной выставки, — эти слова были обведены карандашом, — была уникальная Библия Иоганна Гутенберга, многие поколения хранящаяся как семейная реликвия, в доме баронов Юкскулей…»
Юкскули… Эта фамилия что-то Надежде напомнила.
Тут раздался звонок, влетела Алка, как всегда, взвинченная из своей школы, сразу же отправилась на кухню, поставила чайник, залезла в холодильник и уже что-то жевала, все на бегу.
— Алка, прекрати есть на ходу, сейчас будем обедать. Суп я сварить не успела, но вот рыба с гарниром.
Алка с сомнением посмотрела на кусок рыбы у себя на тарелке.
— Это что — рыба с рисом? Что Я — китаец, что ли?
— При чем тут китайцы? — возмутилась Надежда. — Рыба, запеченная под соусом «писту» с овощной подливой, а рис, чтобы не так остро было.
— Хм, я рыбу как-то не очень….
— И зря, — назидательно сказала Надежда, — рыбы надо бы побольше есть, она для мозгов очень полезна.
— На что это ты намекаешь?
— А я не намекаю, я прямо говорю — думать тебе надо было в свое время побольше, тогда, может, и муж бы никуда не делся. А теперь вот сидим и руки разводим — где его искать?
Алка обиделась, но рыбу всю съела.
После еды стали собираться на встречу с Валей Голубевым. Алка в спальне скрипнула дверцей шкафа.
— Алка! — предостерегающе крикнула Надежда. — Только никаких горошин, ни красных, ни белых.
— Да знаю, знаю, — сказала Алка, появляясь на пороге в крепдешиновом платье в крупных пунцовых розах.
Надежда потеряла дар речи.
— Алка, да ты соображаешь, что делаешь? Ведь мы же идем выслеживать этих твоих, которые тебя на дачу возили, а ты в таком виде. Ты посмотри на эти розы, ты же в этом платье, как клумба в ботаническом саду!
— Ну, Надежда, вечно ты все критикуешь! Что же мне теперь — маскировочный халат надевать? В горошек платье — не позволяешь, розы тоже тебя не устраивают, костюм этот синий мне и в школе надоел, а в юбке с блузкой я толстая.
— Лопать надо меньше!
— Это верно, но сейчас-то что надеть?
Слушай, — у меня не модный магазин, выбирать особенно не из чего.
Надежда наскоро произвела ревизию Алкиного гардероба, выбирать, действительно, было не из чего.
— Ладно, в этом синем костюме ты на дачу приезжала, горошки всем примелькались, езжай в розах. Пока они будут розы пересчитывать, лица не заметят.
Они вышли из метро и огляделись.
— Какая у твоего приятеля машина?
— Самая старая. Да вон, видишь, он нам машет?
Увидев Алку, Валя остолбенел. Он вытаращил глаза, громко сглотнул и с упреком обратился к Надежде:
— Надя, да как же ты такую очаровательную приятельницу от меня умудрилась так долго скрывать? Не ожидал, не ожидал.
Надежда низко наклонила голову, чтобы Алка не видела, как она улыбается. Уж кто-кто Алка, только не очаровательная.
Впрочем, Валька всегда предпочитал упитанных ярких женщин. Да, с этими розами яркости у Алки хватает.
Валя усадил Надежду на заднее сиденье, а Алку рядом с собой. У них завязалась оживленная беседа, Валя говорил комплименты, Алка хохотала и кокетничала вовсю.
Надежда тихонько посмеивалась сзади. Наконец ей это надоело, и она подала голос:
— Мы не проедем?
Валька нехотя к ней повернулся:
— А с тобой, Надежда, я теперь вообще не разговариваю. Друзья-друзья, а как с интересной женщиной познакомить, так Валя, видите ли, не подходит.
— Ты на дорогу-то не забывай смотреть, у тебя на затылке глаз нету, нам ведь еще Алкиного мужа надо найти.
Валя понял намек и расстроился.
— Ну вот, приехали, улица Типанова, дом десять, что делать будем?
— Вот что, ребята, — сказала Надежда, — вы тут посидите, а я пойду на разведку. Только смейтесь потише, а то весь двор услышит.
Алка надела темные очки и пересела на заднее сиденье. Надежда прогулялась вокруг дома, вошла во двор, поднялась на нужный этаж. Дверь выглядела обычной, и вокруг тоже были обычные квартиры.
— Никакой это не офис, а жилая квартира, — сказала Надежда, вернувшись, — то ли они в ней живут, то ли просто телефон для связи. Алка, сиди сзади, не высовывайся, а по сторонам посматривай.