Внизу в гостиничном ларьке они купили красивую голубую папку для бумаг, положили в нее журнал «Лиза», который Алка читала в поезде, и старый конверт, найденный Надеждой у себя в сумке. Конверт был без адреса, просто завалялся в сумке, и все. Надежда нацарапала на нем первый попавшийся эстонский адрес, пусть проверяют. Они снова отправились на прогулку, держа на виду голубую папку.
— Алка, — рассуждала Надежда на ходу, — мы ведь на самом деле не туристы, а приехали Библию искать, это они так думают. Поэтому по магазинам гулять да в кафе сидеть мы не должны, а пойдем-ка мы с тобой в Исторический музей. Очень к месту. Музей этот находится опять-таки наверху в башне Кик-ин-де-Кек, что по-русски означает «Взгляд в кухню». Это они так шутят, что сверху из этой башни можно было увидеть, что в какой кухне города готовят на обед и рецепт подсмотреть.
— Интересно! — услышав о еде, Алка оживилась.
Музей был открыт. Народу в нем не было никого. В башне был подвал и четыре этажа, соединенных узкими лестницами.
— Ох уж эти ступеньки! — ворчала Алка, пыхтя.
Они поднялись на четвертый этаж, там было тихо, прохладно и полутемно.
Солнечный луч пробивался сквозь узенькое оконце — настоящую бойницу. Посредине помещения находился покрытый стеклом макет города Таллина, каким он был в XIII веке.
— Смотри, Алка, эта башня уже была. И другая, смотри, называется Длинный Герман.
— Надежда, прекрати исторические изыскания, за нами следят!
— Да никого нет, кроме вон той музейной тетеньки в углу. Да и то она дремлет.
— Я чувствую взгляд в спину!
— А ты не показывай вида, и папку держи повыше, чтобы они заметили. Вон погуляй по залу, посмотри.
По углам небольшого зала стояли деревянные скульптуры.
— Вон крестьянин XIV века в костюме, а вот, смотри, шведский наемник — ух ты, какой мужчина! В профиль на Вальку Голубева похож!
— Где-где? — Алка мигом заинтересовалась и забыла, что их преследуют.
Пока Алка удовлетворенно осматривала шведского наемника, Надежда огляделась по сторонам. Наблюдать за ними могли только снизу, с третьего этажа, сквозь лестницу. Как раз в это время стерегущую зал пожилую даму позвали снизу по-эстонски. Та отложила вязание и стала не спеша спускаться. Надежда подскочила к Алке.
— Алка, будь начеку, что-то готовится. Держи папку на виду, можешь ее вообще вон в сторонку положить, а сама отвернуться. А я залезу в ту нишу, за ливонского рыцаря, как будто меня нет.
— А почему это я должна стоять на виду с папкой? Я боюсь! — заныла Алка.
— Потому что ты не пролезешь за рыцаря! И все, хватит спорить, время дорого!
В углу зала в небольшом углублении стояли полные доспехи рыцаря ливонского ордена. Как видно, сам рыцарь, тот, на которого в XV веке делали эти доспехи, был довольно крупным человеком. Надежда с уважением потрогала железный панцирь и пролезла тихонько в нишу. Доспехи покачнулись, но устояли. Алка стояла на месте, как Ростральная колонна, положив папку на стеклянный стенд. Все приготовления произошли буквально за минуту, пока музейная дама спускалась на третий этаж.
Надежда рассудила, что пока она спускается, никто не будет за ними подглядывать с третьего этажа. И вот, едва Надежда успела спрятаться за широкую спину ливонского рыцаря, сбоку зала открылась маленькая железная дверца, оттуда выскользнул тот самый пожилой тип, который фотографировал их утром, и стал красться по направлению к Алке. Алка же вся ушла в любование шведским наемником Голубевым и ни на что не реагировала.
«Пожилой человек, а как себя ведет!» — мелькнуло в голове у Надежды.
Тип подхватил папку, в это время Алка оглянулась, сделала зверское лицо и стала наступать на него. Видно, у типа сдали нервы, потому что он бросился бежать не к дверце, а к общей лестнице, впал в панику.
По дороге он должен был пробежать мимо рыцаря с Надеждой, а, поскольку Алка вошла в раж и собиралась преследовать пожилого похитителя папки всерьез, Надежда должна была срочно ее перехватить, чтобы не поднялся шум. Пускай бы похититель спокойно убежал с папкой, они же так и задумали, но Алка опять озверела и может все испортить. Надежда попыталась выскочить из-за рыцаря, но почему-то застряла, подол юбки зацепился за какую-то часть доспехов. Рыцарь дернулся и угрожающе наклонился, Надежда обхватила его сзади руками, чтобы удержать и, не видя ничего спереди, задела металлическую руку. Пробегающий мимо похититель увидел только, как рыцарь наклонился и махнул ему рукой. От неожиданности пожилой господин скатился по крутой лестнице буквально кубарем и приземлился на третьем этаже с жутким грохотом. Снизу раздались его стоны и испуганные возгласы музейных тетенек. Алка заглянула вниз.
Человек лежал и стонал, правая нога его была неестественно вывернута.
— Ногу сломал, — удовлетворенно констатировала Алка и кровожадно добавила:
— Жаль, что не голову.
— Алка! — воззвала Надежда из ниши. — Да помоги же!
Алка, увидев Надежду в обнимку с рыцарем, очень развеселилась:
— Отлично смотритесь! Мужу бы твоему показать!
— Да отстань ты. Он меня не пускает, держит чем-то.
— Интересно, чем?
Алка придержала ретивого ливонца, Надежда отцепила юбку и с трудом вылезла из ниши. Она осторожно заглянула вниз и увидела, как музейные работники крутятся возле лежащего похитителя папки, только сама папка исчезла. Надежда побежала к окну, и вовремя, потому что успела заметить, как из музея выходит тот самый молодой человек, конкурент Герберта. Папки при нем не было видно, наверное, он спрятал ее под рубашкой.
— Послал на дело своего пожилого компаньона, а сам в стороне отсиживался. Алка, надо уходить, а то нас тут поймают, еще подумают, что мы того типа вниз сбросили.
Надежда подошла к маленькой железной двери в стене, через которую попал в музей похититель папки. Дверца выходила прямо наружу на крошечную площадку, образованную выступом стены, откуда вниз вела железная лесенка, слава Богу, с узенькими перилами.
— Алка, спускаемся здесь.
— Ты что? Сорвемся, шею сломаем.
— Держись за перила крепче.
— Увидят нас, полицию вызовут!
— Да кто тут увидит? С этой стороны не парадный вход, тут никто не ходит.
Действительно, эта стена башни выходила в овраг, бывший замковый ров, сейчас без воды, но заросший сорняками.
— Прямо в крапиву и приземлимся, — ворчала Алка, сползая по ступенькам.
— Лучше в крапиву, чем в полицию!
И молчи, а то слышны на весь город твои причитания!
Дошли до третьего этажа, Алка хотела заглянуть в дверь, но Надежда ей не позволила. На втором этаже двери вообще не было, проем был заложен кирпичами.
— Не горюй, Алка, самое страшное позади, — утешала подругу Надежда.
Алка приободрилась было, но в это время у нее с ноги слетела босоножка и упала прямо в заросли крапивы, хорошо, что Надежда сверху заметила место. Наконец достигли земли, полезли в крапиву за Алкиной босоножкой, потом обошли башню и, сидя в кустах, увидели, как к музею подъехала «скорая помощь».
— Ну вот, видишь, Алка, было у нас семь врагов, одного мы из игры вывели, осталось против нас шестеро.
Злая, обожженная крапивой, исцарапанная Алка только чертыхнулась в ответ.
Они поспешили опять в гостиницу, вымылись там, переоделись, купили бутылку вина и поехали в гости к Светлане и ее мужу Паулю.
У Светки был полный бомонд. Собралось многочисленное пестрое общество — коллеги Пауля по университету и музею, коллеги Светланы по библиотеке. Алка чувствовала себя как рыба в воде, оживилась, Надежда еле-еле увела ее в кабинет Пауля для серьезного разговора. Внимательно выслушав их, не перебив ни разу, вежливый невозмутимый Пауль ничем не показал своего недоверия, только в некоторых местах их рассказа чуть поднимал брови, что означало у него крайнюю степень удивления. Затем он немного подумал и сказал, что вряд ли Библия Гутенберга сохранилась, ведь на их бедную маленькую Эстонию с одна тысяча девятьсот третьего года свалилось столько несчастий. Но тем не менее если родственники Алкиного мужа сумели ее хорошо спрятать, то, может, и лежит она где-то в целости и сохранности, но как ее отыскать?
Алка дернулась было, чтобы высказать Паулю, что на Библию-то, собственно говоря, ей глубоко наплевать, будь она и самим Гутенбергом напечатанная, ей нужно отыскать своего мужа Петюнчика, но Надежда сжала ей руку и стала соблазнять Пауля рассказами про Библию.
Рассмотрев еще раз газетную вырезку, Пауль согласился, что Библия, несомненно, была, но куда делась потом — неизвестно. В общем, будем искать. Когда он вышел позвонить по телефону, Надежда выпустила Алкину руку и сказала:
— Алка, ты пойми, эти искусствоведы и музейные работники все ненормальные.
Они за какую-нибудь редкость родную мать продадут, а не то что незнакомого человека. Что ему твой муж? А тут Библия самого Гутенберга.
— Ненормальные они все!
— А я тебе что толкую?
Вернулся Пауль.
— Завтра во второй половине дня едем в музей под открытым небом Роккааль-Маре. Я узнавал: дом бабушки вашего мужа действительно там в экспозиции.
Подруги распрощались с гостеприимными хозяевами и отправились ночевать в гостиницу. В номере все было в порядке, никто их больше не навещал, только Кеша капризничал. Алка выпустила его полетать, но он не хотел. Он сидел на шкафу, закатывал глаза и даже ничего не говорил.
Решили завтра взять его с собой в музей под открытым небом, чтобы проветрился.
Ночь прошла спокойно, верно тот, кто украл у них голубую папку, внимательно читал дамский журнал «Лиза».
По таллинским меркам они ехали на автобусе очень долго — минут двадцать.
Шоссе шло вдоль моря, и море иногда пряталось за рядами аккуратных домиков, а иногда выглядывало голубовато-серым краем. В автобусе было полно детей. Которые, правда, вели себя потише наших, но на попугая действовали угнетающе: он сидел в клетке, нахохлившись, затравленно озирался и помалкивал, а когда вся эта шумная орава высыпала из автобуса на остановке у зоопарка, попугай облегченно вздохнул, расправил перья и гордо провозгласил: