— Я не могу вам не доверять. Вот вам пропуск.
Габриэль был совершенно подавлен:
— Тогда окажите мне хоть последнюю милость. Я заклинаю вас всем, что сделал для вашей славы под Мецем, в Италии, в Кале!
— В чем дело? Я сделаю для вас, друг мой, все, что смогу!
— Вы можете это сделать, это ваш долг, ваша светлость, потому что вам предстоит биться с французами… Позвольте мне, не разглашая доверенной вами тайны, отговорить их от рокового предприятия…
— Габриэль, остерегайтесь! — торжественно сказал герцог де Гиз. — Если вы хоть заикнетесь о наших намерениях и бунтовщики смогут добиться того же результата другим способом, тогда все мы — король, Мария Стюарт и я — погибнем. Учтите это. Можете ли вы честью дворянина поручиться, что ни словом, ни намеком, ни жестом не дадите им знать, что здесь происходит?
— Честью дворянина ручаюсь!
— Тогда идите, — сказал герцог де Гиз. — Уговорите их отказаться от преступного нападения. Я тоже буду счастлив не проливать кровь. Но, если я не ошибаюсь, они слишком слепы и слишком упорны в своей затее, а посему у вас вряд ли что получится. Но пусть так! Идите и сделайте последнюю попытку.
— Благодарю вас, ваша светлость! — поклонившись, ответил Габриэль.
Через четверть часа он уже скакал в Нуазэ.
XXIVЧЕСТЬ — В БЕСЧЕСТЬЕ!
Барон Кастельно де Шалосс, человек храбрый и поистине благородный, получил от протестантов ответственное поручение: ему предстояло явиться к 16 марта в Нуазэ, к месту сбора всех отрядов. Зная пароль, Габриэль без труда добрался до барона Кастельно.
Было 15 марта. Вечерело. Не позже чем через восемнадцать часов протестанты все будут в сборе, и не позже чем через сутки они ударят на Амбуаз. Ясно было одно: для того чтобы отговорить их от этой затеи, нужно было действовать незамедлительно.
Барон Кастельно прекрасно знал графа де Монтгомери, он неоднократно видел его в Лувре и не раз слышал, как вожди Реформации говорили о нем.
Он вышел ему навстречу и принял его как друга и союзника:
— Вот и вы, граф. По правде говоря, я хоть и надеялся на вас, но не очень-то ждал. Ла Реноди получил от адмирала выговор за свое письмо к вам. Адмирал сказал ему, что он, Ла Реноди, мог поставить вас в известность о наших планах, но уж никак не привлекать к участию в них. Тогда Ла Реноди ответил, что его письмо ни к чему вас не обязывает и предоставляет вам полную независимость.
— Совершенно верно, — подтвердил Габриэль.
— Но тем не менее мы думали, что вы приедете, — продолжал Кастельно, — потому что в послании нашего одержимого барона толком ничего не сказано, и мне придется поведать о наших планах и наших упованиях.
И Кастельно рассказал Габриэлю то, что тому уже было известно во всех подробностях от герцога де Гиза. Слушая его, Габриэль с ужасом убеждался, что герцог де Гиз в курсе всех деталей заговора: предатели ничего не забыли, ничего не упустили.
Заговорщики были обречены на гибель.
— Теперь вы знаете все, — закончил Кастельно, — и мне остается задать вам один-единственный вопрос: намерены ли вы выступать вместе с нами?
— Нет, не могу, — грустно покачал головой Габриэль.
— Прекрасно, — ответил Кастельно, — это не помешает нам быть прежними добрыми друзьями. Я знаю, что вы себе выговорили право не вмешиваться в предстоящие события. Впрочем, это ничего не меняет, ибо мы и без того уверены в победе.
— Уверены? — подчеркнуто спросил Габриэль.
— Совершенно уверены! — ответил барон. — Враг ни о чем не догадывается, и мы захватим его врасплох. Герцог де Гиз убаюкал себя мнимой безопасностью, а у нас, дорогой граф, есть свои люди в Амбуазе, и они-то откроют нам восточные ворота. О, успех обеспечен, поверьте мне!
— Иной раз развязка опрокидывает самые блестящие ожидания, — многозначительно произнес Габриэль.
— Но в данном случае не может быть никаких случайностей, — уверенно заявил Кастельно. — Завтрашний день принесет торжество нашей партии!..
— А… измена? — выдавил из себя Габриэль.
— Измена здесь исключается, — убежденно возразил Кастельно. — В тайну посвящены только руководители… Однако, — перебил он сам себя, — сдается мне, что вы, не имея возможности участвовать в нашем предприятии, просто завидуете нам! Ах вы, завистник!
— Так и есть, я вам завидую, — глухо отозвался Габриэль.
— Вот и я говорю, — рассмеялся барон.
— Скажите, вы хоть мне-то доверяете? — спросил Габриэль.
— Еще бы!
— Тогда хотите получить добрый совет, совет друга?
— Какой именно?
— Откажитесь от намерения завтра захватить Амбуаз. Отправьте немедленно встречных гонцов к тем, кто едет на соединение с вами, и пусть они оповестят их, что план сорван или, во всяком случае, отложен…
— Но почему, почему? — встревожился Кастельно. — Какие у вас основания для этого?
— Боже мой, никаких! — простонал Габриэль. — Можете ли вы мне верить на слово? Я и так сказал больше, чем должен… Окажите мне услугу, друг мой, поверьте мне на слово!
— Послушайте, граф, если я самовольно отменю эту операцию, мне придется отвечать перед Ла Реноди и другими руководителями. Могу ли я сослаться на вас?
— Можете!
— И вы им откроете, почему дали такой совет?
— Увы, этого сделать я не могу.
— И вы хотите, чтобы я уступил вашим настояниям? Ведь меня сурово покарают, если я по одному вашему слову разрушу столь заманчивые надежды. Вы, господин де Монтгомери, заслуженно пользуетесь огромным доверием среди нас, но человек — это только человек, он может ошибаться, как бы ни были благородны его намерения. Вы не можете ни раскрыть, ни обосновать свои доводы, а поэтому я должен их оставить без внимания.
— Тогда берегитесь! — сурово молвил Габриэль. — Вы берете на себя всю ответственность за непоправимое!
Тон, которым граф произнес эти слова, поразил Кастельно. Его как будто внезапно осенило:
— Граф де Монтгомери, я, кажется, уловил, в чем истина! Вам доверили, или, может, вы сами узнали тайну, не подлежащую разглашению!.. Вы что-то знаете об исходе нашего предприятия, например что нас предали? Верно?
— Я этого не говорил! — воскликнул Габриэль.
— Или, возможно, вы видели герцога де Гиза, который, будучи вашим другом, раскрыл перед вами истинное положение вещей?
— В моих словах не было и намека на это, — возразил Габриэль.
— Или, может быть, — заключил Кастельно, — по дороге в Амбуаз вы видели какие-нибудь приготовления, получили какие-либо важные сведения? Очевидно, наш заговор раскрыт!
Габриэль пришел в ужас:
— Неужели я заронил в вас эту мысль?
— Нет, граф, вы связаны тайной, я это вижу. Я не прошу у вас точного подтверждения. Но, если я не ошибаюсь, одним движением, взглядом, даже самим молчанием вы все сразу осветите…
В полном смятении Габриэль ничего не ответил. Барон де Кастельно впился глазами в Габриэля:
— Вы и впредь намерены молчать? Что ж, молчите, я все равно все понимаю и буду действовать сообразно!..
— Как же вы намерены поступить?
— Так, как вы мне и советовали: предупредить Ла Реноди и прочих руководителей, приостановить движение отрядов и объявить всем нашим, что некое лицо, достойное величайшего доверия, объявило мне… мне объявило, что возможно предательство.
Габриэль его перебил:
— Нет, не так! Я ничего вам не объявлял, господин де Кастельно!
Кастельно крепко пожал ему руку и сказал:
— Разве в молчании не может быть и совет, и спасение? Если мы сейчас примем меры, это значит…
— Это значит? — переспросил Габриэль.
— Что все обернется хорошо для нас и плохо для них… Мы отложим свое предприятие до более благоприятных времен, разоблачим во что бы то ни стало предателей в нашем стане, удвоим предосторожности и в один прекрасный день, когда все будет готово, дерзнем на новую попытку, и уж тогда мы ни за что не провалимся, а восторжествуем! И все это благодаря вам!
— Именно этого я и хотел избежать! — вскричал Габриэль, видя, что он на грани невольного предательства. — Господин де Кастельно, вот вам истинная причина моего совета. Я нахожу ваше предприятие порочным и опасным. Нападая первыми на католиков, вы берете на себя всю вину. Из гонимых вы превращаетесь в бунтовщиков. Если вам не по вкусу министры, зачем вам поднимать руку на юного короля? Меня берет смертная тоска, когда я думаю об этом! Разве вы не видите, что во имя блага лучше всего отказаться от нечестивой распри! Пусть ваши идеи бьются за вас — истине не нужна кровь! Вот что я хотел вам сказать. Вот почему я молю вас и всех наших братьев воздержаться от этих кровавых междоусобных войн, которые только отдаляют торжество наших идей!
— И вы руководствовались только этим? — спросил Кастельно.
— Только этим, — глухо ответил Габриэль.
— Благодарю вас, граф, за доброе намерение, — холодно произнес Кастельно, — но я тем не менее должен действовать так, как мне указано вождями Реформации.
Габриэль был бледен и угрюм.
— Итак, вы намерены дать ход роковым событиям?
— Да, граф, — твердо ответил Кастельно, — а сейчас, с вашего позволения, я откланяюсь, чтобы отдать необходимые распоряжения для предстоящего боя.
Он поклонился Габриэлю и вышел, не ожидая его ответа.
XXVНАЧАЛО КОНЦА
Несмотря ни на что, Габриэль все-таки решил переночевать в замке Нуазэ: пусть гугеноты знают, что он с ними! А кроме того, может быть, утром ему удастся поговорить с каким-нибудь другим начальником, не столь ослепленным в своем упорстве, как Кастельно. Вот бы вернулся Ла Реноди!
Кастельно предоставил ему полную свободу и теперь не обращал на него ни малейшего внимания. Вечером Габриэль несколько раз сталкивался с ним в коридорах и залах замка, но они не обменялись ни единым словом.
Мучительная ночь длилась бесконечно. Встревоженный Габриэль так и не сомкнул глаз и провел все это время на валу.
Наступило утро. К замку стали подходить небольшие отряды протестантов. К одиннадцати часам подоспел последний отряд. Теперь Кастельно располагал значительными силами.