— Да, — заметил Мартин, — мне приходилось слышать, что имя у нее Хли… несколько языческое…
— Как же нам быть? — проговорил Габриэль. — Лучше, пожалуй, сперва порасспросить вообще о монастыре бенедиктинок…
— Правильно, — согласился Мартин Герр, — а затем перейти от общего к частному, как выражался мой духовный отец, которого подозревали в склонности к протестантству. — Ну что ж, я к вашим услугам.
— Будем наводить справки порознь, Мартин, тогда шансы на успех у нас удвоятся. Будь ловок и скрытен, а главное, постарайся не напиться.
— О, господин виконт, вы же знаете, что со времени отъезда из Парижа я возвратился к прежней трезвой жизни и пью только воду.
— В добрый час! — сказал Габриэль. — Так встретимся через два часа здесь же.
— Слушаюсь, господин виконт.
И они расстались.
Через два часа они опять встретились. Габриэль сиял, а Мартин имел довольно смущенный вид. Узнал он совсем немного. Оказывается, бенедиктинки пожелали разделить общую участь вместе с горожанками и теперь делали перевязки и ходили за ранеными; они с утра до вечера работали в разных лазаретах и только на ночь возвращались в обитель, вызывая у горожан чувство почтительного восхищения.
Габриэль, по счастью, узнал больше. Получив от первого же прохожего те же сведения, что и Мартин Герр, он спросил, как зовут настоятельницу обители. Ею оказалась сестра Моника, подруга Дианы де Кастро. Тогда Габриэль осведомился, где можно ее видеть.
— В самом опасном месте, — ответили ему.
Габриэль отправился в предместье д’Иль и действительно разыскал там аббатиссу. До нее уже дошли слухи о виконте д’Эксмесе, о его выступлении в ратуше и о цели его прибытия в Сен-Кантен. Она приняла его как королевского посланца и спасителя города.
— Не удивляйтесь, мать аббатисса, что, явившись от имени короля, я попрошу вас рассказать мне о дочери его величества, герцогине де Кастро. Я тщетно высматривал ее среди встречавшихся мне монахинь. Надеюсь, она не больна?
— Нет, господин виконт, — ответила настоятельница. — Но все же я велела ей не покидать сегодня обители и немного отдохнуть, так как она всех нас превзошла мужеством и самоотречением. Повсюду она поспевала, ко всему была готова. О, это достойная дочь французского народа! Но она пожелала скрыть свое положение, свой титул и будет вам признательна, господин виконт, за соблюдение ее достославного инкогнито. Она назвалась по имени нашего святого сестрой Бенедиктой. Но наши раненые не знают латыни и называют ее «сестра Бени».
— Это звучит не хуже, чем «госпожа герцогиня»! — воскликнул Габриэль, ощутив радостные слезы на глазах. — Итак, я смогу ее завтра повидать, если мне суждено вернуться?
— Вы вернетесь, брат мой, — уверенно ответила настоятельница, — и где будут раздаваться самые громкие стоны, там вы и найдете сестру Бени.
Теперь Габриэль был уверен, что он выйдет целым и невредимым из страшных опасностей предстоящей ночи.
XXIXМАРТИН ГЕРР СЛИШКОМ НЕЛОВОК
Чтобы не заблудиться в незнакомых местах, Габриэль тщательно изучил план окрестностей Сен-Кантена. Под покровом надвигающейся ночи он беспрепятственно выбрался вместе с Мартином Герром из города через плохо охраняемый врагом потайной ход. Одетые в темные плащи, они проскользнули, как тени, по рвам и через брешь в стене вышли в поле.
Но самое трудное было еще впереди. Неприятельские отряды день и ночь рыскали по окрестностям осажденного города, и всякая встреча с ними могла оказаться роковой для наших воинов, переодетых в крестьянскую одежду. Малейшая задержка могла погубить весь разработанный план.
Поэтому, когда они добрались через полчаса до развилки дорог, Габриэль остановился и задумался. Остановился и Мартин Герр. Впрочем, ему-то обдумывать было нечего — это занятие он обычно предоставлял своему господину. Ведь он, Мартин Герр, — только длань, а голова же — сам Габриэль, так полагал храбрый и преданный оруженосец.
— Мартин, — заговорил Габриэль после недолгого размышления, — перед нами два пути. Оба они ведут к Анжимонскому лесу, где нас поджидает барон Вольперг. Если мы пойдем вместе, то можем и вместе попасть в плен. Если же пойдем разными дорогами, то шансы у нас удвоятся, как это было и при поисках госпожи де Кастро. Ступай же вот по этой дороге: она длиннее, но более надежна. На пути ты натолкнешься на лагерь валлонов, где, вероятно, содержится в плену господин Де Монморанси. Обойди лагерь, как мы это сделали прошлой ночью. Побольше самообладания и хладнокровия! Если тебя остановят, выдавай себя за анжимонского крестьянина: ты, мол, возвращаешься из лагеря испанцев, куда ходил сбывать съестные припасы. Постарайся подражать пикардийскому наречию. Но, главное, помни: лучше нахальство, чем нерешительность. Надо иметь самоуверенный вид. Если ты растеряешься, пиши пропало!
— О, будьте спокойны, господин виконт! — подмигнул Мартин Герр. — Не так-то я прост, как вам кажется, и без труда их одурачу.
— Хорошо сказано, Мартин. А я пойду вон той дорогой. Она короче, но опасней, потому что ведет прямо в Париж и находится под особым наблюдением. И если я не доберусь до назначенного места, пусть меня дольше получаса не ждут и не теряют драгоценного времени. Ведь ночью опасность не так велика, как вечером. Тем не менее посоветуй барону Вольпергу от моего имени быть крайне осторожным. Ты знаешь, как надо поступить: разделить отряд на три колонны и, по возможности, незаметнее подойти к городу с трех противоположных сторон. На успех всех трех колонн рассчитывать трудно. Но гибель одной, быть может, будет спасением для двух остальных. Ну вот и все, мой славный Мартин. Может, больше мы и не свидимся… Дай же мне руку, и храни тебя Господь!
— О, молю Господа сохранить и вас! — ответил Мартин. — Все-таки я надеюсь, что нынче вечером мы сыграем какую-нибудь ловкую штуку с этими треклятыми испанцами.
— Я рад, что ты в таком расположении духа, Мартин. Так будь же здоров! Желаю тебе удачи и, главное, нахальства.
— И я вам желаю удачи, господин виконт, и осторожности.
Так расстались рыцарь и оруженосец. Поначалу у Мартина все шло гладко, и он, скрываясь в густом мраке, ловко избежал нескольких встреч с подозрительными личностями. Но, приближаясь к лагерю валлонов, Мартин Герр очутился вдруг между двумя отрядами, пешим и конным. Грозный окрик: «Кто идет?» — не оставлял ни малейшего сомнения, что его заметили.
«Ну, — подумал он, — теперь как раз пора пустить в ход свое нахальство».
И, как бы осененный свыше необыкновенно удачной мыслью, он затянул во все горло чрезвычайно подходящую к этому случаю песню об осаде Меца:
В пятницу, день Всех Святых,
Не знали жители Меца.
Куда от насевших на них
Германских разбойников деться.
— Эй! Кто идет? — снова рявкнули из темноты; владелец этого грубого голоса говорил на каком-то непостижимом наречии с непостижимым произношением.
— Крестьянин из Анжимона, — ответил Мартин Герр на столь же непонятном языке и продолжал путь, с еще большим усердием распевая свою песенку.
— Эй, стой на месте и перестань горланить свою проклятую песню! Слышишь? — продолжал свирепый голос.
Мартин Герр мгновенно сообразил, что против сотни он не боец, что от конных пешком не убежишь, да и бегство его произведет на них самое дурное впечатление. И он остановился. В сущности, он был до известной степени рад случаю блеснуть своей ловкостью и хладнокровием. Габриэль, иной раз как будто сомневавшийся в нем, не имел бы впредь подобных оснований, если бы ему, Мартину, удалось выпутаться из такого трудного положения.
Поэтому он постарался выглядеть как можно беспечнее.
— Клянусь святым мучеником Кантеном! — ворчал он, приближаясь к отряду. — Что за бестолковщина задерживать бедного крестьянина, когда он торопится домой к жене и детям, в Анжимон! Ну, говорите, да живей, чего вам надобно от меня?
— Чего нам надо? — спросил окликнувший его человек. — Допросить и обыскать тебя, ночной бродяга. Одежда-то на тебе крестьянская, а на деле ты, может быть, шпион.
— Хо-хо! Допрашивайте, обыскивайте, — громко и неестественно рассмеялся Мартин Герр.
— Это мы сделаем в лагере.
— В лагере? — повторил Мартин. — Ладно! Идем! Я желаю говорить с начальником. Это что ж такое? Останавливать бедняка крестьянина, который относил провиант вашим товарищам под стены Сен-Кантена и теперь идет домой? Будь я проклят, если еще раз туда пойду! Это я-то шпион! Я буду жаловаться начальнику, идем!
— Ишь ты, языкастый какой! — усмехнулся командир отряда. — Начальник — это я, приятель. И ты будешь иметь дело только со мной. Не думай, что мы разбудим генералов ради такого плута, как ты!
— Нет, вы меня к генералам ведите! Я требую! — возразил скороговоркой Мартин Герр. — Я должен им сказать, что так не хватают ни с того ни с сего кормильцев армии. Я ничего не сделал плохого. Я честный крестьянин из Анжимона. Я потребую возмещения, пускай-ка вас повесят.
— Он, видно, уверен, что его зря обидели, — заметил один из всадников.
— Ну конечно, — согласился начальник, — и я бы его отпустил, да больно уж знакомы и его голос, и фигура… Марш вперед! В лагере все разъяснится.
Мартин Герр, конвоируемый двумя всадниками, не переставал всю дорогу сыпать проклятиями. Не умолк он и в ту Минуту, когда его ввели в палатку.
— Вот как вы себя ведете со своими союзниками! Ну ладно же! Поищете вы теперь овса для коней и муки для себя, я вам больше не поставщик!..
В этот миг начальник конного отряда поднес факел к самому лицу Мартина Герра и даже попятился от изумления.
— Дьявол мне свидетель, я не ошибся! — закричал он. — Это он и есть! Разве вы не узнаете этого негодяя?
— Он! Он самый! — гневно поддакивали остальные солдаты, по очереди подходившие взглянуть на пленника.
— Ну вот! Узнали меня наконец? — заговорил несчастный, начинавший не на шутку тревожиться. — Сами видите, что перед вами Мартин Корнулье из Анжимона… Теперь вы меня, слава Богу, отпустите.