— В двух словах, ваша светлость: взять Кале, — спокойно произнес Габриэль.
— Взять Кале? — вскричал герцог де Гиз, отступив в изумлении.
— Вы позабыли, ваша светлость, — так же невозмутимо вымолвил Габриэль, — что обещали не изумляться.
— Так вот что вы замыслили! — проговорил герцог. — Взять Кале, защищенный армией, неприступными стенами, морем, наконец! Кале, которым англичане владеют более двухсот лет! Кале — ключ от Франции. Я сам люблю смелость, но тут налицо уже не смелость, а дерзость!
— Вы правы, ваша светлость, — ответил Габриэль. — Но именно такая дерзость может увенчаться успехом. Ведь никому и в голову не придет, что подобный замысел вполне осуществим.
— А может быть, и так, — задумчиво протянул герцог.
— Когда я вам все расскажу, ваша светлость, вы согласитесь со мной. Единственное, что нужно: хранить полную тайну, навести неприятеля на ложный след и появиться у стен города внезапно. Через две недели Кале будет наш!
— Однако все это только общие слова, — сказал герцог де Гиз, — у вас есть план, Габриэль?
— Есть, ваша светлость, и он крайне прост и ясен…
Не успел Габриэль закончить фразу, как дверь открылась, и в комнату вошел граф де Сен-Ренэ.
— Его величество ждет вас, ваша светлость, — поклонился Сен-Рене.
— Иду, граф, иду, — отозвался герцог де Гиз.
Потом, обернувшись к Габриэлю, вполголоса сказал:
— Как видите, я должен с вами расстаться. Но ваша неожиданная и великолепная мысль не дает мне покоя… Если вы считаете такое чудо осуществимым, так неужели я вас не пойму? Можете ли вы быть у меня к восьми часам?
— Ровно в восемь я буду у вас.
— Позволю себе заметить вашей светлости, — сказал граф де Сен-Рене, — что уже третий час.
— Я готов, граф.
Герцог направился было к выходу, но, взглянув на Габриэля, снова подошел к нему и тихо спросил, как бы проверяя, не ослышался ли он:
— Взять Кале?
Габриэль утвердительно кивнул и, улыбнувшись спокойно ответил:
— Да, взять Кале!
Герцог де Гиз поспешил к королю, и виконт д’Эксмес покинул Лувр.
XIРАЗНЫЕ БЫВАЮТ ХРАБРЕЦЫ
Алоиза сидела у окна, с беспокойством поджидая возвращения Габриэля. Наконец, увидев его, она возвела к небу свои заплаканные глаза. Но на сей раз это были слезы радости.
— Слава Богу! — воскликнула она, бросаясь к двери. — Вот и вы!.. Вы из Лувра? Видели короля?
— Видел, — сказал Габриэль.
— И что же?
— Все то же, кормилица, придется мне подождать.
— Еще подождать! — всплеснула руками Алоиза. — Святая дева! Снова ждать!
— Ждать невозможно лишь тогда, когда ничего не делаешь. — заметил Габриэль. — Но я, слава Богу, буду действовать, а кто видит цель, тот не заскучает.
Он вошел в залу и бросил свой плащ на спинку кресла. Мартина Герра, сидевшего в углу в глубоком раздумье, он даже и не заметил.
— Эй, Мартин! — окликнула Алоиза оруженосца. — Почему ты не поможешь господину виконту снять плащ?
— Ох, простите, простите! — вскочил на ноги проснувшийся Мартин.
— Ничего, Мартин не беспокойся, — сказал Габриэль. — Ты, Алоиза, не очень-то укоряй нашего Мартина. Скоро мне снова потребуются его преданность и усердие. Мне надо с ним поговорить об очень важных делах!
Воля виконта была священна для Алоизы. Она с улыбкой взглянула на оруженосца и, чтобы не мешать их беседе, вышла из залы.
— Ну, Мартин, — сказал Габриэль, когда они остались одни, — о чем же ты так крепко задумался?
— Да вот все ломаю себе голову, пытаясь разобраться в этой истории с утренним человеком.
— И что же? Разобрался? — улыбнулся Габриэль.
— Увы, не очень-то, господин виконт. Если признаться, то ничего, кроме тьмы кромешной, я не вижу…
— А мне, Мартин, как я тебе уже говорил, привиделось совсем другое.
— Но что именно, господин виконт? До смерти хочется знать.
— Рано еще об этом говорить, — ответил Габриэль. — А пока забудь на какой-то срок о себе и о той тени, которая затемнила всю твою жизнь. Попозже мы все узнаем, обещаю тебе. Поговорим лучше о другом. Сейчас ты особенно мне нужен, Мартин.
— Тем лучше, господин виконт!
— Тогда мы поймем друг друга, — продолжал Габриэль. — Мне нужна вся твоя жизнь без остатка, все твое мужество. Готов ли ты довериться мне и, пойдя на любые лишения, целиком посвятить себя моему делу?
— Еще бы! — воскликнул Мартин. — Ведь таков мой долг!
— Молодчина, Мартин! Однако подумай хорошенько. Дело это трудное и опасное.
— Очень хорошо! Это как раз по мне! — потирая руки, беспечно заявил Мартин.
— Будем еще раз рисковать жизнью, Мартин.
— Чем крупнее ставка, тем интереснее игра!
— Но игра эта суровая и, начавши ее, придется играть до конца.
— Либо идти ва-банк, либо вообще не играть! — с гордостью молвил оруженосец.
— Прекрасно, — сказал Габриэль. — Но придется бороться со стихиями, радоваться буре, смеяться над недостижимым…
— Ну, и посмеемся, — перебил его Мартин. — По совести говоря, после той перекладины жизнь мне кажется просто чудом из чудес, и я не посетую, ежели Господь Бог отберет тот излишек, которым он меня пожаловал.
— Тогда, Мартин, все сказано! Ты готов разделить со мной мою судьбу и последуешь за своим господином?
— До самой преисподней, господин виконт, хотя бы для того, чтоб там подразнить сатану!
— На это не слишком надейся, — возразил Габриэль. — Ты можешь погубить со мной душу на этом свете, но только не на том.
— А мне ничего другого и не надо, — подхватил Мартин. — Ну, а кроме моей жизни, господин виконт, вам ничего от меня другого не понадобится?
— Пожалуй, понадобится, — ответил Габриэль, улыбаясь бесшабашности и наивности вопроса. — Мне понадобится, Мартин Герр, еще одна услуга от тебя.
— А какая именно, господин виконт?
— Подбери мне, и притом поскорее, дюжину ребят твоей хватки. Словом, крепких, ловких, смелых — таких, что прошли огонь, воду и медные трубы. Можно это сделать?
— Посмотрим! А вы им хорошо заплатите?
— По червонцу за каждую каплю крови. В том трудном и святом деле, которое я должен довести до конца, жалеть о своем состоянии не приходится.
— В таком случае, господин виконт, — промолвил оруженосец, — за два часа я соберу целую свиту отчаянных озорников. Во Франции, и особенно в Париже, в таких плутах никогда не бывало недостатка. Но кто будет ими командовать?
— Я сам, — сказал виконт. — Только не как гвардии капитан, а как частное лицо.
— Если так, господин виконт, то у меня есть на примете пять или шесть бывалых наших молодцов, знакомых вам еще со времен итальянской кампании. С тех пор как вы их отпустили, они до того истосковались без настоящего дела, что с радостью явятся по первому зову. Вот я их и завербую. Нынче же вечером я вам представлю всю будущую вашу команду.
— Прекрасно, — произнес Габриэль. — Но только одно непременное условие: они должны быть готовы покинуть Париж немедленно и следовать за мной без всяких расспросов и замечаний.
— За славой и золотом они пойдут хоть с закрытыми глазами.
— Я рассчитываю на них, Мартин. Что же касается тебя…
— Обо мне говорить не приходится, — перебил его Мартин.
— Нет, именно приходится. Если мы уцелеем в этой заварухе, я обещаю сделать для тебя то же, что и ты для меня. Я помогу тебе справиться с твоими врагами, будь покоен. А пока — вот тебе моя рука!
— О, господин виконт! — промолвил Мартин, почтительно целуя руку Габриэлю.
— Теперь иди, Мартин, и сейчас же принимайся за дело. А мне надо побыть одному.
— Вы остаетесь дома? — спросил Мартин.
— Да, до семи часов. Мне в Лувре надо быть только к восьми.
— В таком случае я еще до семи представлю нескольких персонажей из состава нашей будущей труппы.
Он поклонился и вышел, чувствуя себя на седьмом небе от одного только сознания, что ему доверили столь важное поручение.
Габриэль, оставшись один, заперся у себя в комнате и принялся в подробностях изучать план Жана Пекуа. Он то расхаживал в раздумье из угла в угол, то присаживался к столу, набрасывая заметки. Ему хотелось, чтобы ни одно возражение герцога де Гиза не осталось без ответа. Мартин Герр явился около шести часов.
— Господин виконт, — важно и таинственно произнес он, — не угодно ли вам принять шесть или семь душ, которые надеются под вашим началом послужить Франции и королю?
— Ну да! Уже шесть или семь? — удивился Габриэль.
— Семь или шесть, которые не известны господину виконту. А с нашими стариками из-под Меца дойдет и до дюжины.
— Черт возьми, ты времени даром не теряешь! Ну-ка, введи людей!
— Поодиночке? — спросил Мартин Герр. — Так вам будет легче составить о них свое суждение.
— Пусть так, поодиночке, — согласился Габриэль.
— Последнее слово, — прибавил Мартин. — Должен вам заметить, что я знаю всех этих людей — иных лично, а об иных имею точные данные. У них разные характеры и разные побуждения, но всех их роднит одна черта — испытанная на деле храбрость. За это качество я вам ручаюсь. Но зато вы должны проявить некоторую снисходительность к другим их слабостям и недостаткам.
После этой существенной оговорки Мартин Герр вышел и через минуту вернулся в сопровождении загорелого, непоседливого детины с беззаботным и смышленым лицом.
— Амброзио, — представил его Мартин.
— Амброзио — имя иностранное. Значит, вы не француз? — спросил Габриэль.
— Кто знает? — ответил Амброзио. — Я подкидыш и вырос в Пиринеях. Одна нога во Франции, другая — в Испании. Впрочем, я легко примирился с подобной незаконностью, не имея никаких претензий ни к Господу Богу, ни к матушке моей!
— На какие же средства вы живете? — поинтересовался Габриэль.
— Очень просто. Мне одинаково дороги обе мои родины, и я стараюсь по мере своих сил стереть между ними границы, знакомя одну с богатствами другой… и наоборот…
— Короче говоря, — пояснил Мартин, — Амброзио занимается контрабандой.